Теперь у «Детройта» уже не оставалось никаких сомнений, что Константинов готов выступать в НХЛ. Это было понятно с первых же минут. Пару часов назад Дэвеллано увидел все своими глазами. «Ред Уингз» безумно хотели видеть его в своем составе и не желали ждать разрешения от российских властей – которого, может быть, вообще не будет. Поэтому Дэвеллано сделал свой ход.

– Мы пришли в офис, где у меня стояли охрененно здоровые сумки, набитые деньгами, – вспоминает он. – Я взял и бросил их на стол. Сказал Константинову, что если он хочет играть за «Детройт», то может забрать себе всё. «Я сделаю тебя богатым! – сказал я ему. – Это всё тебе! Тебе лишь надо сбежать сегодня. И тогда ты будешь играть в Национальной хоккейной лиге за «Детройт Ред Уингз».

Дэвеллано произносит название города в три слога, как это делают многие канадцы: ди – трой – ит.

«Ред Уингз» были готовы поселить Константинова в «Риверфронт Апартментс» – всего в паре шагов от «Джо Луис Арены». Сделать его соседом Федорова. Константинову всего лишь нужно было сказать: «Da». Однако он выглядел подавленным. Повернулся к переводчику и ответил:

– Пожалуйста, скажите мистеру Дэвеллано, что я бы с удовольствием. Но не могу. У меня в России жена и дочка. Я не могу так с ними поступить. Не могу их бросить.

Дэвеллано абсолютно этому не удивился. Более того, ждал такого ответа. И знал, что Константинов связан обязательствами на родине не только перед семьей, но и перед армией, что практически перечеркивало шансы на его побег.

Тем не менее Джим добился главного. Владимир Константинов теперь был совершенно уверен в том, что «Ред Уингз» настроены серьезно. Дэвеллано кивнул и сказал переводчику:

– Пожалуйста, передайте Владимиру, что мы найдем способ перевезти его сюда вместе с семьей.

На средневековый Турку опускалась полночь, и город таял в зеркале заднего вида. Небольшая машина несла четырех представителей «Детройта» на секретную миссию. Они уже давно оставили позади пригородные домики и магазины и выехали на узкую дорогу к густому лесу, не пропускавшему дневного света. Дело было в середине мая во время Чемпионата мира 1990 года. В это время года солнце здесь практически не опускалось за горизонт. Вечером начинались сумерки, сходившие на нет через пару часов вместе с рассветом.

Исполнительный вице-президент клуба Лайтс и Брайан Мюррей, совмещавший посты главного тренера и генерального менеджера, приехали на турнир, чтобы встретиться с представителями шведской федерации хоккея. Они хотели обсудить с ними условия, при которых Никлас Лидстрем мог бы покинуть свою команду.

Утром Лайтс, к своему удивлению, столкнулся в лобби отеля с Мишелем Пономаревым – фотографом из Монреаля, сыгравшим ключевую роль в побеге Федорова. Пономарев сказал Лайтсу, что вечером может организовать встречу с Константиновым. Ник Полано, работавший скаутом на турнире, раздобыл машину. Правда, она была маловата для пятерых. «Прямо клоунская машина», – отмечает Лайтс.

Устав терять игроков – Федоров сбежал в «Детройт», Дмитрий Христич уехал в «Вашингтон», а Александр Годынюк в «Торонто», – русские словно в бункере закрылись. На мировых первенствах они всеми способами ограждали своих хоккеистов от западного влияния. У Мюррея практически не было опыта секретных миссий, поэтому когда его пригласили на встречу с Константиновым, он решил, что она пройдет в отеле. Теперь же Брайан был уже в пятидесяти километрах от отеля и мчался на заднем сиденье компактного автомобиля по дорогам, которые с каждой минутой становились все безлюднее.

Наконец, Мюррей повернулся к Полано и спросил:

– Ник, ты дорогу-то знаешь?

Полано покачал головой, но заверил всех, что водитель точно знает, куда ехать.

Они прибыли чуть раньше полуночи. Мюррей до сих пор все помнит в мельчайших подробностях.

– Водитель отвез нас за город к какому-то лесу, – рассказывает он. – На улице моросил дождь. Было холодно. И вот я стою, оборачиваюсь по сторонам и думаю: «Уж не вляпались ли мы в неприятности?» Тут вдруг вижу, что со стороны огороженной территории, где базировались русские, через поле в нашу сторону бежит человек – Владимир Константинов. Мы наскоро обсудили, как ему приехать в Детройт и начать выступать в НХЛ.

Разговор шел через Пономарева и был напряженным. Константинов не оставил никаких сомнений у представителей «Ред Уингз», его намерения были понятны.

– Я приеду, как только смогу, – сказал он. – Пожалуйста, вытащите меня отсюда. Делайте что хотите. Я приеду. Платите мне сколько хотите.

Мюррей все время нервничал.

– Я оглядывался каждые пять минут. Переживал, что поймают либо его, либо нас – и обвинят в том, что мы нехорошо поступили по отношению к сборной России, – говорит он. – Но в конце концов мы пришли к общему знаменателю, и Владимир нас не подвел.

Константинов после рождественской встречи с Дэвеллано был готов уехать в любой момент. Тогда он улетел, оставив в Детройте две сумки денег, но взял с собой свитер «Ред Уингз» со своей фамилией и дал обещание вырваться. После встречи в финском лесу «Крылья» как никогда были решительно настроены сдержать слово и освободить Константинова от советских наручников. Лайтс еще раз заверил его в этом. Вот только он пока не знал, как это сделать.

– Перед нами по-прежнему стоял вопрос: как вытащить Владимира из армии? – рассказывает Лайтс.

Несколько недель спустя в его офис на «Джо Луис Арене» постучал Валерий Матвеев. Они не виделись два месяца, но Матвеев времени даром не терял.

– У меня все готово, – сказал он Лайтсу. – Я могу освободить Константинова от его военных обязанностей в России.

– Как? – спросил Лайтс.

– Есть идея. Мне нужно около тридцати тысяч долларов наличными. Я достану ему освобождение от армии по состоянию здоровья. На это мне потребуется месяц. И не задавай никаких вопросов.

Лайтсу, безусловно, хотелось узнать подробности. Но он перестал задавать вопросы после того, как Матвеев сказал ему:

– Мне надо поговорить с врачами.

Много лет спустя Матвеев рассказал мне в интервью, что прекрасно понимал: вывезти Константинова из страны будет нелегко.

– Единственный вариант, который пришел мне в голову, – это хорошо заплатить кому-нибудь в российской армии, чтобы его уволили в запас, – поделился он. – Джим сказал: «Хорошо, езжай в Москву и займись этим».

Лайтс без тени сомнения выдал ему наличку.

– У меня имелось хорошее предчувствие насчет Валерия, – говорит он. – Да и Сергей был со мной согласен. Он нас никогда не обманывал.

Вооружившись пачкой «зелени» от Майка Илича, Матвеев отправился в Россию подкупать генералов. Однако он быстро пришел к выводу, что это рисковое дело и надежды на успех мало, пусть даже в то время почти вся страна стояла с протянутой рукой. Так и в лагерь можно загреметь, а Матвееву это было совсем неинтересно. Тогда он решил схитрить.

– Мы ужинали с моим хорошим другом, врачом. Тогда-то мне в голову и пришла эта идея, – рассказывает Матвеев. – Я решил найти у Владди страшную болезнь. Положу парня в больницу, где врачи диагностируют ему рак, и это освободит его от воинской обязанности».

К тому же Валерий решил, что подкупать врачей менее рискованно, чем военных.

– У меня были хорошие связи в больнице, – говорит он. – Там заверили, что подготовят все необходимые документы для увольнения в запас. Я вернулся в Детройт и рассказал все Джиму Лайтсу. Он поверить не мог, что это вообще возможно.

Матвеев был преисполнен оптимизма, тем более что Константинов сам по себе не выглядел пышущим здоровьем. Даже будучи подростком, Владимир казался намного старше своего возраста.

– Он пришел в школу ЦСКА в пятнадцать лет. Его уже тогда звали Дед, – рассказывает Игорь Ларионов, который играл с Константиновым в Москве и в Детройте. – Он всегда был не в духе, казался серьезным, никогда не улыбался.

Однако оптимизм Матвеева главным образом питал тот факт, что у него при себе была пачка американских денег. Константинов провел в больнице две недели, после чего врачи заключили, что он болен редкой формой рака. Они сошлись во мнении, что капитан ЦСКА и сборной России неизлечимо болен.