— Прости, — снова произносит Ист.

— И ты меня, — шепотом отвечает Лео, а потом кто-то зовет Иста — кажется, это его отец — и он встает и уходит.

Лео опять остается одна, но в этот раз ненадолго.

— Кто это был?

— Господи, — охает от неожиданности Лео, — Герти!

Герти лишь вздергивает бровь, без слов повторяя вопрос. Она по меньшей мере на полторы головы выше Лео, гибкая, стройная, темноволосая. Если среди напитков Нина была шампанским, то Герти — порция крепчайшего эспрессо.

— А он ничего, — замечает она, не дождавшись от Лео ответа.

— Это Ист, — наконец выдавливает Лео. — Он парень… был парнем Нины.

Герти вновь изгибает бровь и медленно кивает, словно сделала удивительное открытие.

— Это он был за рулем?

— Да, — еле слышно шепчет Лео.

Герти со свистом втягивает воздух, цокает языком.

— Бедняга. — Взяв Лео за локоть, она поднимает ее на ноги. — Идем, найдем двоюродных и напоим тебя. Замерзла?

Лео молчит, и тогда кузина стягивает с себя кардиган и накидывает его ей на плечи. Лео понятия не имеет, куда делся пиджак Иста. Кардиган Герти пахнет благовонными палочками и чуть-чуть пряностями и табаком. От Нины пахло совсем не так, и Лео не снимает его только из вежливости и еще потому, что слишком пьяна.

До этого она ни разу не напивалась, максимум, что ей разрешали в последние два года, — бокал шампанского утром в Рождество, поэтому Герти берет дело в свои руки, и вскоре Лео оказывается в лесопарковой зоне в компании самой Герти и других старших двоюродных — Томаса, Маделин и Абигейл.

— Мы — семья! — Герти склоняется к Лео, наставив на нее указательный палец, как будто обвиняет. — Мы здесь ради тебя, Лео, понимаешь?

Лео не видела Герти с прошлого Дня благодарения. За столом все по очереди говорили, за что благодарны, и, когда пришел черед Герти, она сказала: «За противозачаточные», а тетя Келли побледнела и до конца обеда просидела с поджатыми губами.

Но сейчас Лео просто кивает.

— Чертовски верно, — соглашается с ее молчанием Герти.

Все двоюродные братья и сестры Лео либо уже отучились, либо учатся в колледже и разговаривают в основном друг с другом, а не с ней. Все вместе они сидят кружком на траве, и в их компании Лео кажется себе глупой малолеткой, а еще чувствует, как подол ее черного платья постепенно намокает от росы.

Однако после нескольких глотков белого это ощущение сглаживается, и вот уже она плотнее запахивает кардиган Герти, а Томас протягивает ей недопитую бутылку.

— Хорошо пошло, да? — ухмыляется он, и Лео хихикает.

Без Нины, конечно, все не так, однако о ее сестре никто не вспоминает, поэтому Лео предпочитает помалкивать.

Она пьет, пока в небе не зажигаются звезды, безмолвные свидетели самой ужасной ночи в ее жизни, и она ложится на траву и смотрит вверх. Помнят ли звезды то, чего не помнит она?

Созвездия движутся все быстрее, Лео запускает руки в траву, стискивает стебли, подушечками пальцев ощущая их острые кромки.

Кузены, тоже изрядно набравшиеся, не замечают, как из глаз Лео начинают течь слезы — горячие ручейки сбегают по вискам в гущу волос.

— Она в отрубе, — хихикает Маделин. — Мы перестарались.

В конце концов они уходят, оставив Лео лежать на траве. Когда она садится, мир вокруг нее качается и вращается, мозг обрабатывает картинку с секундной задержкой. Значит, это и есть опьянение? Надо будет спросить Нину, Нина знает. Еще секунда, и до Лео доходит то, что ей уже известно: она больше ничего и никогда не спросит у Нины.

Черт, зачем она выпила столько вина! Перед глазами все кружится, прямо как в ту ночь.

— Эй, что это у нас тут? — слышится голос Иста, и вот уже он склоняется над ней, придерживает ее за плечи. — Тише, тише, держись. Господи, кто же тебя так напоил?

— Герти, — шепчет Лео.

— Что? Гертруда?

— Слышал о ней?

— Только то, что в лотерее с порядком рождения Нине повезло больше.

— Мне не нравится ее свитер. А еще я потеряла твой пиджак.

Ист ничего на это не говорит, лишь покрепче берет Лео за плечи и, крякнув, поднимает на ноги, следя, чтобы она не завалилась.

— Я не помню… — всхлипывает Лео. — Не помню машину… и ее тоже не помню, и мне кажется, что она… могла… А я…

От этой пустоты она плачет еще горше, и Ист опускается перед ней на корточки, и на его лице написана такая печаль и сочувствие, что Лео хочется и обнять его, и оттолкнуть.

— Ш-ш-ш, маленькая, — говорит он, и боль в груди Лео внезапно превращается в смесь злости и стыда. Что это еще за отеческие нотки? Да кто он вообще такой?

— Отвали от меня, — бормочет она, однако Ист сперва усаживает ее на скамейку и только потом убегает в дом.

Закрыв лицо руками, Лео пытается дышать, а когда слышит шорох шагов по мокрой траве, в голове у нее только одна мысль: «Мама меня убьет».

Но это не мама, а Стефани. Она присаживается на корточки, заглядывает ей в глаза:

— Лео? Ист сказал, тебе нужна помощь.

— Мне нужна Нина, — наконец трясущимися губами произносит она правду.

Стефани ласково отводит с ее лица пряди волос.

— Герти постаралась?

— Частично.

Стефани вздыхает. Лео вежливо дожидается, пока мачеха отведет ее в дом, вверх по лестнице, в их с сестрой — ее — ванную, и только тогда извергает наружу содержимое желудка.

Отвратительно. Это все алкоголь и Герти, думает Лео, но сильнее всего она винит себя.

А Стефани… Стефани не уходит, остается рядом с Лео. Запирает дверь ванной изнутри, прикладывает к затылку Лео холодные влажные салфетки, делает все, что полагается делать маме, но Лео не вынесла бы, если бы мама увидела ее такой, как сейчас. Лео не может разделить горе с мамой — та просто сломается, — но и как быть, она тоже не знает. Лео не представляет, как выдержать все это в одиночку.

Стефани приходит на выручку. После того как Лео вычистило, мачеха протягивает ей чашку с водой и усаживается рядышком на полу. Лео, вся в слезах, с потекшим макияжем, смотрит на нее:

— Ну да, Нина тебе этого не говорила, но ты ей очень нравилась.

По лицу Стефани пробегает тень боли.

— Знаю, — отвечает она. — Веришь или нет, только скрывать эмоции у Нины получалось хуже, чем у тебя.

Обе смеются, и все же Лео понимает, что они говорят о Нине в прошедшем времени, что Нины уже не будет в этой комнате, в этом доме, не будет с ними, и Лео снова принимается плакать, а Стефани ее утешает.

— Мне нужно еще пять минуточек, — хлюпает носом Лео, — всего пять… Пожалуйста, Стефани…

— Тс-с-с, я знаю, — шепотом отвечает Стефани, только ничего она на самом деле не знает, и Лео стискивает руку мачехи и умоляет кого-то, ну хоть кого-нибудь дать ей еще немного побыть с Ниной.

Прошу, всего пять минут.

Когда все слезы выплаканы, Стефани, словно ребенка, укладывает Лео в постель — снимает с нее обувь, укрывает одеялом и гасит свет. Лео засыпает прежде, чем Стефани успевает выйти из комнаты.

В ночь гибели Нины Лео просыпается в четыре часа. В ее комнате горят все лампы, к щеке прилипла травинка. За окном мерно и жизнерадостно стрекочут сверчки, и от этого звука Лео хочется взять огнемет и спалить их всех разом, чтобы умолкли уже наконец.

Вместо этого она встает с кровати, пробирается сквозь беспорядок в комнате, выходит в коридор. В доме темно и тихо, и от этого Лео страшно, как в детстве, поэтому она идет в комнату к сестре. При виде миниатюрного силуэта под простынями у нее екает сердце, но потом она замечает, что волосы у той, кто лежит на кровати, светлые и коротко подстриженные, а не темные и кудрявые. Это мама, она то ли спит, то ли без чувств — Лео не знает, да и какая разница.

Лео на цыпочках приближается к маме, внимательно ее разглядывает — так и есть, отключилась: рот приоткрыт, тело безвольно обмякло. Слышно лишь тяжелое дыхание. Лео забирается на свободную половину двуспальной Нининой кровати. Постель пахнет Ниной — духами, средствами для волос, стиральным порошком и самой Ниной. Лео подползает поближе к маме.