В подсобке появился еще один персонаж, расставивший на столе помятые аллюминевые миски с радикально бордового цвета борщем, исходящего одуряющим ароматом вареной говядины. Рядом с мисками уютно устроилась запотевшая початая бутылка «Пшеничной», граненые стаканчики и большое, сколотое по краю блюдо с порезанным розоватым салом с густыми мясными прожилками, зеленым луком и ломтями серого, еще горячего хлеба.

— Надо понимать, представляться нам нет нужды, Тимофей Тимофеевич? — Григоренко сам умело наполнил стаканчики.

— Нужды нет, Григорий Федорович, — быстро согласился Тимофей.

— Тогда, в добрый путь! — первый заместитель поднял рюмку.

Тим чокнулся, опрокинул в себя содержимое, сипло выдохнул воздух и зачерпнул ложкой борща.

Несколько секунд в подсобке слышались только звуки еды.

Тимофей откровенно наслаждался моментом и твердил себе мысленно:

«Только бы не дать слабину, только бы не дать! Ну как же красиво оформили, прямо слезы на глаза наворачиваются. Все в масть и борщик и даже ватники с треухами. Еще сейчас и наградят за героизм чем-нить красивым и важным…»

Чувствовалось, что антуражем и моментом встречи занимался очень знающий человек, просчитавший до мелочей ментальность Тимофея.

— Тимофей Тимофеевич Бергер! — Григоренко неожиданно встал.

Тим тоже на автомате поднялся.

— От имени Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик… — первый заместитель Председателя КГБ вынул из кармана алую коробочку. — Я уполномочен наградить вас за мужество и доблесть, проявленную при спасении граждан СССР орденом Красной Звезды! Вы достойны торжественного награждения, но момент не подразумевает…

Тим промолчал и просто проследил взглядом, как генерал прикрепил орден к ватнику.

Последовала короткая пауза, Григоренко немного помолчал и выудил из кармана очередную коробочку.

В подсобке снова металлически зазвенел его голос:

— От имени Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик, я уполномочен наградить вас, Бергер Тимофей Тимофеевич, за проявленное мужество во благо Союза Советских Социалистических Республик орденом Дружбы Народов.

Тим перевел для себя:

«За спасение посольских и экипажа самолета дали Красную Звезду, за Сташинского — Дружбы Народов. Лестно, мать его, лестно, но…»

Потом немного помедлил, аккуратно отколол ордена и положил их на стол.

— Благодарю за оказанную честь, однако, увы, согласно статусу офицера Республики Родезия я не могу принимать награды иных государств.

В подсобке повисла тяжелая пауза и первым, нарушил ее зампред комитета государственной безопасности.

— Ваши награды дождутся вас дома, — спокойно заявил он и убрал награды. — Этот момент рано или поздно наступит.

Тим молча склонил голову. Он не нашелся чем возразить. Кто его знает, удивляться он уже давно отвык.

— Вам может показаться, что наша сторона приняла вас сдержано, — продолжил Григоренко. — Однако, смею уверить, что мы достойно оцениваем перспективы нашего сотрудничества, а внешний антураж продиктован обстоятельствами. Когда к вашему визиту прикованы взгляды соответствующих служб всего мира, мы сочли необходимым создать впечатление…

— Мы все понимаем, — вежливо перебил Тимофей. — Пожалуй, оставим официоз, Григорий Федорович.

— Лады… — генерал протянул руку Тиму. — Ну что, еще по одной?

— Почему бы нет?

С музыкальным звоном в рюмки пролилась водка….

Глава 7

Опустевшие миски унесли, взамен появились точно такие, но уже с разваренной гречкой, обильно сдобренной зажаренной с луком тушенкой.

От восхитительного, такого знакомого аромата у Тима даже дыхание сперло. Сразу захотелось пропустить рюмашку и запихать в себя ложку с горой гречки с тушняком.

Тот, кто занимался режиссурой встречи, оказался просто гениален.

— Извините за простое угощение, — улыбнулся генерал-лейтенант. — Я привык на фронте к такой еде. И почему-то мне кажется, что вам понравится.

Он сам разлил остатки водки по стопкам и посмотрел на Тимофея.

— Нравится, — коротко ответил Тим. — Мне приходилось лакомиться в рейдах личинками из засохшего слоновьего дерьма, падалью и другой вкусной и полезной пищей. После такого, сами понимаете, я всеяден. А борщ я не ел с того момента, как ваши подопечные «повстанцы»… — Тим сделал тяжелую паузу и сухо продолжил. — С того момента, как они сожгли живьем моего отца и мать. Отец очень любил борщ, а мать его прекрасно готовила. А гречка с тушенкой в банках… ее у нас тоже хватает, в товарных количествах, причем советского производства. В трофеях достается. И перловка и рис с мясом. Родезийские парни из моей команды очень любят советские консервы.

— Выражаю вам искренние соболезнования… — Григоренко приподнял стопку. — К сожалению, война… — он сделал паузу, — очень несправедливая сука. Помянем ваших родителей?

Тим кивнул.

— Помянем.

После того как выпили, в каморке повисло молчание и первым его нарушил Тимофей.

— Перейдем к делу, товарищ генерал-лейтенант. Но, прежде чем я выполню свое обещание, хочу, чтобы вы не питали иллюзии в отношении моих мотивов.

По знаку Григоренко принесли еще одну бутылку водки, но Тим закрыл рукой свою стопку.

— Мне хватит.

Генерал с пониманием кивнул и даже не стал открывать бутылку.

— Итак, приступим… — Тимофей криво усмехнулся. — Я русский и люблю Россию. Но Россию, а не Советский Союз, а к коммунистической идеологии отношусь равнодушно, если не сказать отрицательно.

Тут он не соврал. Настоящий Тим Бергер сильно ненавидел коммунистов, мало того, ненавидел абсолютно все связанное с Союзом Советских Социалистических Республик. Он считал их врагами и не без оснований.

Сам Тимофей к СССР относился нейтрально, признавая его достоинства, но при этом понимая все недостатки. Ненавидеть эту страну ему было не за что. Но в данном случае, он посчитал нужным, выразить точку зрения именно прежнего хозяина тела.

— Любить мне вас не за что… — продолжил Тим. — Ваша идеология забрала у меня не только отца и мать, ног и почти всех предков, их вырезали во время «красного террора» после революции. Спастись смог только прадед…

Григоренко внимательно слушал Тимофея.

— Финансовых трудностей я не испытываю, — Тим улыбнулся. — Я миллионер. Карьерных устремлений тоже не питаю — с этим у меня более чем хорошо, да вы это и сами знаете. Порочных слабостей, тоже за собой не замечал. Ну, разве что кроме выпивки и женщин. Так что, причин становиться вашим агентом, у меня нет.

— И все же вы сейчас разговариваете со мной, — мягко заметил генерал.

— Разговариваю, — согласился Тим. — И буду разговаривать. Потому что люблю свою страну. Эта страна называется — Родезия. И сделаю все, чтобы ее не смогли задушить. Только по этой причине я сейчас с вами разговариваю. У нас есть три варианта. Первый — выживать самим. Поверьте, мы это очень хорошо и долго можем делать. Но этот вариант в долгосрочной перспективе проигрышный. Второй, самый предпочтительный для меня и вас — договориться с Советским Союзом. Этот вопрос будет обсуждаться отдельно, скажу только: у нас есть, что вам предложить. И третий вариант — пойти на поклон к Соединенным Штатам Америки. С ними мы тоже сможем договориться, но для нас он очень невыгоден. Американцы всегда больше берут, чем дают. Это как сделка с дьяволом, никогда не знаешь, что прозакладываешь за свою душу. Да и для вас наш союз с Соединенными Штатами Америки будет очень невыгоден.

Тим помедлил, еще раз усмехнулся и добавил:

— Так что, американские агенты в СССР, которых я вам отдам — всего лишь приманка. Повод сблизиться, начать разговор.

— Я ценю вашу честность, Тимофей Тимофеевич, — Григоренко склонил голову. Но союз Родезии с нашей страной… как бы это мягче сказать, выглядит нереальным. Вы не примете нашу идеологию.