– Как же это понимать, господа? – наконец сказал он. – Расследование? Так?

Он нервно подернул плечами и чиркнул спичкой, пытаясь разжечь сигару.

– И что же, вы кого-то из нас подозреваете? Правильно мы поняли ваш приход?

– Прекрати, Александр, – тихо произнесла Трушникова. – Дело сложное. Мы как никто заинтересованы в поимке виновного.

– Как прикажете, маменька. Только я уже имел счастье разговаривать с Выжловым. Сколько всего кругов надо пройти в этом аду? И потом, честь рода! Что скажут в свете? Сам князь Оленев здесь. Что он подумает? И я только был представлен…

– Спрашивайте, господа, – снова перебила его Трушникова. – Мы постараемся помочь.

Ольга Михайловна подняла на меня глаза, и я увидел в них столько горя и света, что сердце мое сжалось. Самулович же, будто только того и ждал, нацепил пенсне, достал свою вечную книжечку и карандашик из кармана. Раскрыл, будто с чем-то сверяясь, и будничным, очень деловым тоном попросил рассказать обо всех событиях вчерашнего вечера, с того момента, как они покинули банкетный зал, и до половины двенадцатого, когда тело было им, Самуловичем, лично освидетельствовано. Меня несколько покоробила эта врачебная прямота Бориса, однако остальными она была воспринята как должное. Ольга Михайловна кивнула и начала рассказывать, что сразу по выходе из зала она с мужем и пасынком прошли в буфет. Супруг велел накрыть стол в ложе и принести туда бумаги из конторы театра. Потом какое-то время курил и что-то обсуждал с господином Ли, пока они с Александром прогуливались по коридору. По пути они останавливались, чтобы поговорить с распорядителем по поводу аукциона. Госпожа Строве подходила со словами ободрения. Потом Александр ненадолго отлучился глянуть на игру, а она сама зашла в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок. После поднялась к ложам, на лестнице встретила спускавшегося господина Ли, который сказал, что окончил дела с мужем и собирается посмотреть бал и что Александр обещал показать ему игру. Они раскланялись, и Ольга Михайловна вошла в ложу, где были супруг и пасынок. Супруг работал с бумагами. Они немного посидели, а потом Александр взял у отца денег, чтобы спустить их в зале с Ли Дэном. Затем Ольга Михайловна и Александр вышли, договорившись встретиться с Василием Кирилловичем уже на аукционе.

– И все было хорошо, так?

Поднял глаза от книжечки Самулович. Ольга Михайловна кивнула.

– Я так и думал. Спасибо, что рассказали.

Он закрыл книжечку, и Ольга Михайловна уже собралась подняться, чтобы проводить нас, как вдруг Самулович снова откинулся на стуле:

– Знаете, есть еще небольшие уточнения, скорее всего это неважно, но уж раз мы пришли… Я вчера разговаривал с лакеем, который обслуживал ваш этаж. Так, ничего особенного, но он сказал, что слышал звуки довольно бурного выяснения отношений в ложе вашего супруга незадолго до его смерти. В чем дело, он, разумеется, не знал, так как счел неприличным подслушивать. Однако если вас не затруднит, в сложившихся обстоятельствах, прояснить этот вопрос, я буду признателен.

Ольга Михайловна бросила короткий взгляд на Александра, тот оттолкнулся от стены, на которую опирался, и весьма раздраженно махнул рукой с зажженной сигарой:

– Ой, да всем прекрасно известен характер отца. Он… был… человек вспыльчивый, тяжелый. Ли уже ушел, а мы сидели в ложе. Я заказал нам с маменькой шампанское, разумеется, Редерер, отец же пил водку. Водка ему чем-то не понравилась, шампанское же, напротив, было прекрасным, о чем я ему и сказал. Он раскричался, что мы транжирим капиталы без счета, а ему даже водки нормальной подать не могут. Тут еще деньги, которые я просил, чтобы развлечь игрой китайца… Разумеется, дело не в этом. Просто после того происшествия на банкете, как вы думаете, в каком он был настроении?