– Впечатления плохие. Однако ничего конкретного поставить в вину не смогу. Встретились мы с ним в Офицерском клубе в Петровском. Я туда попал по приглашению полковника (мы знакомы), хотел поговорить с Тюльпановой. Она в тот день в клубе петь вроде должна была.
Дядя покивал. Про идею Бориса о чрезвычайной важности Варвары Тихоновны для следствия он знал хорошо.
– И что же, встретиться с ней вам не удалось, полагаю?
– Да, к сожалению. Зато я имел интересную беседу с князем…
Когда Борис пришел в клуб в тот вечер, основная игра еще не началась. Лакеи заканчивали расставлять напитки в буфете, проверяли колоды, зажигали свечи. В основной зале игра шла только за одним столом и по маленькой – в рублевую «железку». Офицеры и редкие гости только начинали собираться. Несколько старых завсегдатаев курили, сидя в потрепанных креслах. Кто-то брякал на гитаре в соседней «музыкальной» комнате, остальные же, не занятые собственно игрой, следили за ее ходом, изредка обмениваясь комментариями. Дверь в «инфернальную» – комнату, в которой играли на большие деньги, – была затворена. Борис прохаживался вдоль столов. Игра его не интересовала вовсе, а вот реакция людей на нее, по его признанию, занимала сильно. В клуб он пришел в надежде встретить здесь Варвару Тихоновну, которая под разными предлогами уже дважды отказалась принимать его дома, однако время шло, а Тюльпанова не появлялась. Старый лакей, давно служивший в клубе, пожимал плечами да со значением поглядывал на спиртное в буфете. По всей вероятности, объявленные выступления уже и раньше срывались. То ли от досады, то ли в надежде на чудо, но Борис не уезжал и все ходил и ходил по наполняющимся гостями комнатам. Игра усиливалась. Вот еще два стола заполнились. Ставки по три рубля. Вино, закуски, шелест карт. Азарт еще не в полной мере овладел игроками, хотя кое-где уже проступали его стигматы: тут излишняя бледность молодого лица, там лихорадочный блеск глаз, подрагивающие пальцы. На фоне остальных игроков Борис выделил смуглого офицера в дорогой черкеске да низенького потертого вида унтера с длинным острым носом на отекшем бабьем лице. Хоть были они крайне между собой не похожи, что-то одинаковое проскальзывало в их повадках. Он уже хотел было поискать полковника Смирницкого, по приглашению которого был допущен сегодня в клуб, и порасспросить его об этих посетителях, когда раздался гонг, игра на время прекратилась, и по клубной традиции гостей пригласили пройти в ресторан на легкий ужин.
Игроки нехотя отрывались от карт, подводили первые итоги. Хотя клуб был офицерским, Борис отметил и приличное количество фрачных гостей. Было видно, что большинство штатских в клубе новички – гости, как и сам Борис. Они не имели в ресторане закрепленных мест и, пытаясь составить компании, шумно переговариваясь, передвигали стулья между накрытыми столами, суетились и путали официантов. Борис замялся в дверях. Неожиданно его окликнули. К нему пробирался Александр. Обогнув несколько столиков, он подхватил Бориса под руку и потащил в дальний угол залы.
– Самулович, какая неожиданность! – почти кричал он, стараясь перекрыть звук оркестра. – Вот никогда бы не подумал, что вы захотите играть. Впрочем, сейчас здесь все собираются. Пока (!) собираются. Представляете, эти солдафоны стали надоедать Илье. Так что мы переезжаем. Да. В Охотничий клуб в центр города! Вы не член? Жаль, но, уверен, что-нибудь можно устроить. Пойдемте, пойдемте.
Он протащил его почти до самого выхода из столовой, откинул штору и протолкнул в небольшую уютную ложу.
– Пожалуйста, доставил! Получите.
Он как-то неуместно засуетился, мелко захихикал, подталкивая Бориса в правый угол комнаты. Там за маленьким круглым столом сидел князь Оленев. Борис сразу это понял, хотя князь оказался немного старше, чем думалось Самуловичу раньше. Если честно, то по первому впечатлению Оленев даже разочаровывал. Был он невысок, худ. Лицо, хотя и с правильными чертами, вовсе не было «демонически красивым», как шептали некоторые барышни. Пышные усы были еще темны, а вот в волосах уже поблескивала седина. Кроме того, князь начинал лысеть, что, видимо, пытался скрыть, зачесывая волосы высоко наверх. Борис снова скосил глаза на Александра и увидел те же зачесы, только без потребности прикрыть залысину. Князь, казалось, заметил и правильно трактовал взгляд Самуловича, поскольку усмехнулся в усы, пригладил виски и, наконец, сделал знак рукой, приглашая присесть к столу.
– Садитесь-садитесь, доктор, – суетился Трушников. – Что, Илья, ты доволен? Только говорили – и вот, пожалуйста. À bon chat, bon rat.[23]
– Ох, оставь меня со своим французским, Саша. Да и сам, наверное, можешь пойти проветриться. Посмотри, как там… ты знаешь.
– Но…
Александр явно был раздосадован, однако тряхнул головой и покорно нырнул через шторы в зал.
– Я никому не могу верить, кроме тебя, – лениво бросил ему вслед Оленев и побарабанил пальцами по столу.
Повисло молчание. Князь спокойно разглядывал Самуловича, будто решая в уме некую задачу либо пытаясь классифицировать увиденное по одному ему известной системе. Вообще эта привычка князя смотреть на собеседника в упор многих смущала. Некоторые даже находили ее неприличной, а молодые девушки (я не раз видел впоследствии) покрывались румянцем и потом долго говорили о «необыкновенных, магнетических и фраппирующих серых глазах». Наконец хозяин кабинета сделал знак лакею. Тот разлил шампанское и подал рюмку Борису.
– Значит, вы – Самулович, – протянул князь. – Не думал вас тут встретить. Играете?
Борис отрицательно помотал головой.
– Почему?
– Я удовлетворяю свой азарт иначе.
– Например, ловя преступников? Да-да, да-да. Мило. И та история в Киеве, и эта сейчас… Что, удивлены? Что делать. Знать – мое хобби. В этом мы с вами похожи. Похожи, да, – он снова внимательно осмотрел Бориса. – Что там еще, Саша?
Снова вошел Трушников.
– Я проверил, Илья, все на месте. Все в порядке. Старейшины, правда, настаивают на разговоре с тобой.
– Какая скука! Вы знаете, Борис (я без отчества), меня ведь пытаются выгнать из этого замечательного клуба. Представляете? Старейшины хотят меня видеть. Три полковых инвалида требуют на разговор меня, бывшего флигель-адъютанта, выпускника Пажеского корпуса. Это будет их звездный час, поверьте. А впрочем, схожу. Развлекусь. Как считаете, что они собираются мне сказать?
– Я слышал, в полку было самоубийство, – пожал плечами Борис.
– Правильно слышали. Однако и что? Самоубийство – не убийство. Сомнений в том деле нет. И записка, и все честь по чести.
– А причина? Карточный долг? Вам?
– Ни в коем случае не мне. Хотя какое это имеет значение? Не умеешь – не садись играть, я так считаю. Если хотите, это… как там в науке… естественный отбор. Удивлены?
– Нет.
– Правильно. Я много читаю. И эта теория пришлась мне по душе. Только она недоработана. Я вот что думаю, – князь явно наслаждался разговором, – раньше отбор, если хотите, шел только на физическом уровне. Это было правильно. Целесообразно! Для выживания популяции нужны были здоровые люди. Однако сейчас общество подошло к новой эволюционной черте. Здоровья мало. Нужны мозги. Не замечаете? Вокруг развелось множество крепких, но абсолютно бесполезных особей. Психопаты, дураки всех мастей, кретины, слабые люди. Термин-то какой… слабые. А слабый жить не должен. Или, во всяком случае, не должен жить хорошо и долго. Ведь так, доктор?
– У меня иной взгляд на вещи.
– Оставьте. Я вас вижу, и вы – умный человек. Можно их жалеть, как калек. Но в глубине души вы должны понимать, что человек, который идет, например, играть на последние деньги, ничего при этом в игре не смысля, человек, который проигрывает не только свои средства, но и средства полка, этот человек – идиот и ничтожество. Так на что он обществу? Какое потомство он может дать? Это, если хотите, моральный сифилитик.