Дмитрий коротко кивнул Выжлову, несколько растерялся, увидев меня и Бориса, впрочем, мгновенно взял себя в руки, тепло нас поприветствовал и, не дожидаясь приглашения, сел в кресло против стола. Его спутники рассредоточились по комнате. Выжлов попытался радушно улыбнуться:

– Добрый вечер, Дмитрий Васильевич! Весьма рад. Что вас привело?

– Оставьте, милостивый государь, ваши светскости! Вовсе вам не приятно. Лучше поясните мне вот какой момент. Я возвращаюсь в город и что узнаю?! Мой брат (а именно братом я почитаю Ивана), все еще в вашем отвратительном узилище! Я не понимаю, чего вы добиваетесь? С какой целью вы взялись преследовать нашу семью? Если вы решили, что после банкротства отца за Ивана некому заступиться, то ошиблись. Я вам написал, что готов внести любой залог. Более того, я даю вам слово чести, что Иван не виновен!

– Может быть и так, уважаемый Дмитрий Васильевич. Не смею спорить-с. И я не имею мысли как-то ущемить ваше семейство, глубоко понимаю ваши родственные чувства. При этом просто примите во внимание два соображения. Первое: ваш отец, как любезно подсказал следствию присутствующий тут доктор Самулович, убит, и убит предумышленно. Я как следователь должен, разумеется, расследовать данное преступление. И пока, к сожалению, под подозрением находится Иван Федорович. Подождите, сударь, дайте досказать. Очень важно второе. Ваш брат лично отказался выходить под вносимый вами залог. Вы удивлены? Поверьте, я был поражен не меньше. Согласитесь, что в такой ситуации я просто не мог ничего сделать. Снять подозрения до сего момента у меня не было оснований, а просто без залога отпустить… Признайте, это было бы против всяческих правил.

– Вздор! А впрочем, почему вы сказали про «до сего момента»?

– Да, в последние дни кое-что изменилось. Всплыли (простите ужасную игру слов) новые обстоятельства. Обнаружено тело госпожи Тюльпановой.

Дмитрий охнул и закрыл руками лицо.

– Да, к сожалению, к сожалению. Кроме того, в ее квартире найдены китайские заколки в виде игл с позолоченными бусинами на конце. Одно украшение сломано. В квартире найдена лишь его верхняя часть. Нижняя же часть – сама игла, – вероятнее всего, являлась орудием убийства вашего родителя. Вот так. Это проливало новый свет на все произошедшее.

– Не тяните.

– Я и не тяну. Поначалу я предполагал самоубийство несчастной Варвары Тихоновны. Раскаянье, муки и… печальный финал. Женщина она была нервная, эмоциональная. Так сказать, accident [37] на балу все мы помним. Обиды на вашего отца, entre nous,[38] были не беспочвенны. В определенном состоянии… на пике эмоций все возможно. Тут еще театр открывают с новой примой. Обуреваемая переживаниями, мало контролируя себя, Варвара Тихоновна могла… совершить… поддавшись порыву.

– Не могла! Она не могла!

– Позвольте заметить, Дмитрий Васильевич, но вы давно не были в городе. Люди меняются. Впрочем, я еще раз говорю, скорее всего, это был порыв, помутнение. Потом, разумеется, пришло глубокое раскаяние. Невозможность жить дальше с этим грузом… и самоубийство. – Он сделал паузу и несколько раздраженно закончил: – Впрочем, любезный наш доктор и тут видит убийство.

– «Любезный доктор» – в тон ему продолжил Борис, – совершенно уверен, что Иван Федорович не убивал не только Василия Кирилловича, но и Тюльпанову не убивал.

– Отчего же вы так категоричны? Если уж придерживаться фактов, то Варвара Тихоновна пропала, когда мы еще не задержали Ивана Федоровича. Все возможности у него были.

– Как вы смеете! – вскочил Дмитрий.

– Позвольте, позвольте, сударь. При чем здесь я? Я – винтик машины. Должен следовать правилам и логике. Я рассуждаю сейчас исключительно в теоретическом ключе.

– Дмитрий Васильевич, – подался к Трушникову Самулович, – послушайте, я уверен, Иван Федорович не имеет касательства к делу Тюльпановой, а значит, и к делу вашего отца. И как-нибудь мы сможем это доказать. Пока я готов ручаться, что улики – эти несчастные заколки – подкинули Варваре Тихоновне. Дело в том, что я ходил на квартиру Тюльпановой дня за два до оглашения завещания. Ее не было уже почти неделю. Я начал подозревать плохое и договорился со старухой, что смотрит за ее домом. Она меня пустила. Я хотел найти что-то, что могло бы подсказать, кто и куда увез Варвару Тихоновну.

– Вы не имели права производить обыск! – резко сказал Выжлов.

– Это был не обыск, а осмотр. Я действовал как частное лицо. Меня пустила служанка. Но не это сейчас главное! Я твердо знаю, что никаких игл и обломков тогда в квартире не было.

– Ваши слова не могут служить доказательством. Вы были одни. Вообще ваше вмешательство против всех правил.

– Помолчите, сударь! – перебил Дмитрий. – Вам лишь бы подследственный был.

– Я очень прошу вас, уважаемый Дмитрий Васильевич, изменить тон. Еще раз хочу указать на то, что вы несправедливы. Да и посудите сами. Даже если мы примем свидетельство доктора, – он подчеркнуто кивнул Борису, – то что оно доказывает? После его посещения Иван Федорович еще дня три-четыре был на свободе. Так, уважаемый доктор? Вот видите. Если уж улики подброшены, то… не воспримите это как попытку «очернить семью», но посмотрите беспристрастно: их мог подбросить и ваш брат.

– Да, посмотрите беспристрастно, – поддержал Самулович, – а еще задайте вопрос: «Почему Иван Федорович, если это он, не подбросил улики раньше?» И вообще, когда были подброшены эти улики и зачем? А я вам отвечу. Убийца подкинул улики, когда был обнаружен труп. До этого он считал, что Тюльпанову не найдут. Кстати, интересно почему. А вот когда появился труп – новый труп! – убийца заметался. И нашел, как ему казалось, прекрасный выход. Подкинув иглы, он не только выставлял Варвару Тихоновну убийцей Василия Кирилловича, но снимал все вопросы по ее собственной гибели – не смогла вынести мук совести… утопилась. Очень удобно. И, как видите, даже господин следователь находит такую версию состоятельной.

– Ровно потому, что ваши измышления недоказуемы, а факты – иглы – они вот: в сейфе!

– Помолчите! – вскрикнул Дмитрий Васильевич.

Лицо его было очень бледно и кривилось. Самулович обеспокоенно смотрел на своего недавнего пациента.

– Прошу вас, господа, постойте. Я не могу… У меня есть еще одна мысль. Впрочем, не мысль, а факт. Вы, Выжлов, намекали, что Иван мог убить отца, пытаясь скрыть свои «дела». Так вот, – Трушников махнул рукой.

Невысокий юркий человечек в костюме и приличном легком пальто открыл портфель и протянул ему папку.

– Это заключение по ревизии счетов той части дела, которую контролировал Иван. Пока проанализировали за последние три года. Работа будет продолжена, если нужно. Так вот, – он возвысил голос, – никаких злоупотреблений не выявлено. Под отчетом стоят подписи управляющего Губернским банком, моего доверенного бухгалтера и еще ряда весьма уважаемых людей. Надеюсь, вам этого будет достаточно. Кроме того, повторюсь, я готов внести залог. Еще раз, любые суммы!

– Дмитрий Васильевич, не стоило, право, так утруждаться. Что же касается залога. Уверяю вас, Иван Федорович сам…

Дмитрий стал подниматься. От стены отделился высокий молодой человек в очках. Он что-то шепнул Дмитрию, потом подошел к Выжлову, перегнулся через стол (как-то с большим достоинством и очень почтительно) и так же тихо кинул тому пару фраз и снова отошел. Выжлов откинулся на спинку кресла и сцепил руки.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Ваш советник прав. Зачем нам спорить. Сейчас я прикажу привести Ивана Федоровича сюда. Если он изъявит желание, вы уедете вместе. Залог… можете внести завтра или в любое удобное время. Документы можете оставить. Однако прошу вас понять, что пока полностью снять подозрения я, увы, не могу. Устраивает вас такой порядок-с?

– Пусть так.

Петр Николаевич поднялся и прошел к выходу. В это время в дверь как раз заглянул секретарь. Он что-то сказал, Выжлов повернулся, глянул на нас, на Дмитрия.