Он ведь прав. Почему… я вообще запаниковал?

Хотя я знаю почему — гордыня и самоуверенность. «Да там детские тесты, легкотня! Что там не решить? Дайте поскорее старшую группу, это ведь Я. Гений! Я умный!». Я настолько был уверен в своих знаниях, что сел в лужу, когда осознал обратное.

Да, в битвах я не паникую. Но там либо бей, либо беги. Там проще. Сейчас — ситуация, с которой я столкнулся впервые. Как двухлетний ребёнок, который ест столы, а не хтоническая тварь из прошлого.

Мне щёлкнули по носу и спустили с небес на землю. Вот и всё. Самоуверенность — плохая черта.

«Что-ж…», — протяжно выдыхаю, — «Я и впрямь ребёнок. Мне ещё многому учиться».

Ладно. Тихо. Выдыхаем.

Да, жизнь не рухнет, если меня завалят, но я очень… ОЧЕНЬ хочу в старшую группу. Веселиться! Развиваться!

Давайте решать этот вопрос. Как и всегда.

«Что там?», — я посмотрел на тесты.

Очевидно — это не уровень детского сада. Меня валят. И это бред! Это произвол! Я в полном праве жаловаться и возмущаться, об этом должны узнать все! Но…

Я подниму бучу, вызову родителей, а нам скажут: «Всё правильно. Это его тест. Не сдал? Выгоняем». Припишут какую-нибудь дебильную причину, типа я звёздочкам первый, и всё. Стоит ли влезать в разборки прямо сейчас? Каков шанс, что здесь ВСЕ в этом же и участвуют?

Но кто? Кому это надо? Не директрисе же⁈

«Катя?», — смотрю на девочку.

Она хмурится и, держа карандаш кулаком как ребёнок, обводит ответы. Нет. Не Катя. Я услада для её сплетен и змеиного характера. Уверен, она вообще расстроится, если я не попаду.

«Теодор…»

А вот он мог. Он меня ненавидит, я порчу ему ВСË. Перетягиваю внимание Кати, не даю стать главным авторитетом в группе. И его отец один из спонсоров садика, уверен, связей у него много.

Чёрт! Ну конечно это они! Скотины! Падлы!

Да хотя какая сейчас разница. Сейчас нужно выпутываться.

«Мама, что бы ты сделала?»

Как самый настоящий ребёнок двух лет, я сразу вспомнил про маму. Хочется позвать её на помощь! Пожаловаться! Меня обижают! Но мамы здесь нет.

Есть только её гены, воспитание и влияние.

Даже находясь так далеко, я чувствую, как она мне помогает. Будто стоит за спиной, подсказывая и направляя. Как хитрее. Как выгоднее.

— Госпожа воспитатель… — поднял руку.

— Ну что, Михаэль?.., — вздохнула она, почему-то не поднимая глаз.

— Можно выйти?

— Зачем?

— Писять и какать.

На меня все недоумённо повернулись. Некоторые аж рты открыли, впервые услышав такую вульгарность. Катя тихо засмеялась, Максим понимающе закивал — тоже, наверное, хочет.

— Только быстро, — вздохнула воспитательница.

Я киваю, беру с собой твёрдый осколок карандаша, который до этого раскрошил, встаю и иду через ряды. Все на меня пялятся. А вот Теодор… нет.

Падла мелкая. Не можешь в глаза смотреть?

Ничего. Я заставлю.

За дверью ждал сюрприз — огромный грозный мужик.

— Куда? — спросил он.

— Туалет.

— Я провожу.

«Чёрт!»

Ладно, план всё равно исполним.

Мы идём в туалет и, оказывается, во время экзамена тебя одного не оставляют практически нигде! Разве что в туалет вместе не заходят, но стоят сразу на выходе. Ало, мы дети! Вы что от нас ждёте⁈

Хотя я знаю. Моего провала они ждут.

Прячусь в кабинке. Достаю острый кусок карандаша.

— Ну скотины, — снимаю футболку, — Вы ещё пожалеете.

Я попаду в старшую группу! Да, я проиграл первую битву. Сейчас вы победили. Но войну…

Я. НЕ. ПРОИГРАЮ!

В то же время.

Воспитательница не находила себе места.

Завалить ребёнка. Малыша. Маленького двухлетнего мальчика, пусть и умного для своего возраста!

Какая же она тварь…

Она наблюдала, как он заводил глазами. Как его ручки задрожали. Как ускорилось дыхание. Ребёнок паниковал. Он очень напугался!

«Зачем я согласилась», — воспитательница прикрыла лицо, — «Да чёрт!»

Михаэля просто жалко. Он ведь правда всего лишь ребёнок. Зачем с ним так? Но… жадность воспитательницы не позволила отказаться от ТАКИХ денег. Годовая зарплата всего лишь ценой нервов одного мальчика.

Но его испуганные глазки… они всё больше и больше повышали цену такого решения.

«Смогу ли я завалить его во второй раз?», — девушка поджала губы, — «Да зачем?.. Дура. Дура! Зачем я согласилась⁈»

Она ведь шла сюда, потому что ей нравятся детки! Маленькие, карапузы. Косолапые малыши.

И кто она после этого?

«Может… признаться?», — совесть съедала, — «Может как-то ему…»

Дверь распахивается! Девушку передёргивает, она резко поворачивается и видит тяжело дышащего, взмокшего и перепуганного сопровождающего.

И вся рубашка у него была в крови.

— Скорую. Живо! — заорал он.

— Ч-что?..

— МАЛЬЧИК В КРОВИ!

За минуту до этого.

Сопровождающий устало вздыхал. Снова этих детей сопровождать. Каждый раз одно и то же! Некоторые ещё и по полчаса в туалете сидят! И не объяснишь этим личинусам, что у тебя, так-то, время капает, не надо сидеть и играть в воображаемых человечков!

— Ученик! — крикнул сопровождающий, — Время! Вы чего так долго⁈

Послышался смыв. Ну наконец!

Мальчик выходит. Странный, кстати, мальчик. Волосы странные, и пахнет от него кириешками.

Мужчина посмотрел на ребёнка, и…

«Да ну неееет!..», — вздыхает.

Ребёнок стоял как солдатик. Как примороженный. Руки сжал в кулаки, ноги поджал, стоит как истукан, не шевелится, глаза выпучены.

Он что… обкакался? Не дошёл? Как обычно⁈

«Да почему это всегда происходит…», — бедный мужик потёр лицо, — «Каждый раз. Каждый раз! Всегда кто-то да не дотерпит! Боже…»

— Пацан… ты что, в штаны…

— БУ-Э-Э-Э!

Ребёнка вырвало потоком крови прямо на мужика.

Уой палиииияяяяя…

«Рой, что-то хреновенько мне…»

«Вы себя чуть не свежевали. Это закономерно»

*Виу. Виу Виу*, — орала сирена скорой помощи. Но меня не везли, а мы стояли на парковке садика. Зачем сирена?

Я лежал на кушетке, и надо мной в срочном порядке магичили. Я видел зелёное сияние, чувствовал, как срастается кожа. Меня лечили, причём крутой магией. Становилось легче.

Уо-о-ох…

— Сына! СЫНА! — мама залетает.

— Мамуля… — прокряхтел я.

— ЧТО С ТОБОЙ⁈ — она подскочила.

Её голос дрожит, нервы на пределе. Ох, представляю, что она пережила.

Что со мной? Ну… я чуть себя не свежевал тем заклинанием раскопок, которое подсмотрел у Макса.

Я начертил его на себе. Да. Эффективная штука, чтоб его!

— Мам я… — хриплю.

Чёрт, как бы намекнуть? Мне ужасно больно смотреть на её перепуганное, переживающее лицо. Вот уж у кого действительно всё в глазах отражается. Когда грустно маме — грустно всем вокруг. А мне особенно.

Но я всё это сделал ради дела!

— Я… ласскажу. Тебе. Только тебе.

Она хмурится. Есть! Контакт налажен! Так, что там… э-э-э… я подмигиваю и киваю на врачей. Мама нахмурилась ещё сильнее.

Кивнула.

— Всё, мы закончили. Дальше он сам поправится, — выдохнули целители, — На самом деле, повреждения не большие. Это выглядит куда страшнее, чем по факту является. Справилась обычная магия.

— Можете нас оставить? — спросила мама.

Есть! Ха! Есть!

— Ну… не рекомендуется…

— Пожалуйста… — мама неожиданно включила актрису, поджала губы, а голос её как-то захрипел, — Хотя бы на пару минуток. Я… помолюсь. Одна.

Чё…

Ну… окей? Мама, ну ты в уши лить. В это поверят?

— Ладно… — понимающе кивнули врачи, — Но ненадолго — мы должны наблюдать.

— Спасибо…

Ладно, поверили.

Три целителя вышли и прикрыли дверь. Мы остались одни.

— Миша это ты сам с собой это что ли сделал⁈ — тут же зашептала-зашипела мать, — Ты всё устроил? Специально что ли⁈

— Мам, меня хотят завалить!