***

Площадь была полна народу. Отец Кондрат, стоя перед трибуной у входа в церковь, вёл свою обычную проповедь, которая сквозила ненавистью к явным мутантам и в которой отсутствовали слова о всепрощении.

— Вы уже все слышали, что произошло сегодня утром! — сердито вещал он. — Мутанты, эти слуги сатаны, похитили ребёнка! Они приехали на страшном автомобиле и украли члена нашего достойного общества! И откуда только эти изверги бензин взяли?..

Герда подумала, что её подружка Мила постаралась на славу, быстро распространила новость об утренних событиях. А отец Кондрат продолжал, неистово жестикулируя:

— Я всегда вам говорил, дети мои, увидите явного мутанта, убейте его без всякой жалости! Истребление этих проклятых тварей, вовсе не грех, а благо. Сам Господь будет следить за вами с небес и радоваться, что те, кого он создал по своему образу и подобию, уничтожают тех, кого сотворил дьявол!..

Большинство народа на площади слушало отца Кондрата с фанатичным блеском в глазах, они кивали, соглашаясь с его словами, поддакивали. Он вещал о явных мутантах — людях и животных, которых распыляемый во времена эпидемий мутаген сильно изменил. Когда второй всадник скакал по земле, власти всех стран распорядились распылять с самолётов различные сомнительные вакцины. На прохождение клинических испытаний попросту не было времени, геморрагические лихорадки, смертность от которых достигала девяносто процентов, выкашивали целые города. А потом начали распылять агрессивный мутаген, и это была не диверсия, не злой умысел, а замешанная на отчаянии и панике новая стратегия. Предположительно, мутаген должен был что-то изменить в ДНК человека, сделав его защищённым от смертельных вирусов. Сработало это или нет, до сих пор было не ясно, но эпидемии отступили. Впрочем, радость выживших долго не продлилась, потому что у «новой стратегии» обнаружились страшные последствия — большинство людей и животных начало меняться, некоторые стали походить на чудовищ. Их изгоняли из поселений. В лесах и разрушенных городах они дичали, собирались в стаи, в них пробуждались звериные инстинкты.

Но были и не явные мутанты — те, кто почти не отличался от людей. Например, в Речном проживала девушка, чьи волосы имели голубоватый оттенок. Мужчина, у которого вырос шестой палец на руке — так, крошечный отросток без ногтя. Мальчишка с чуть заметными костяными наростами на ушах. Таких в поселении было десятка два и к ним относились хоть и с подозрением, но в целом терпимо. Герда считала, что неявных мутантов в Речном намного больше, просто они тщательно скрывали свои не бросающиеся в глаза «недостатки». Да что там, Герде и самой было, что утаивать, ведь раны на ней излечивались намного быстрее, чем у прочих людей. К примеру, она не сомневалась: пострадавшие сегодня утром ступни полностью заживут дня через два.

А бывали случаи, когда мутаген проявлял себя через много лет. Ещё полтора года назад в Речном проживали женщина по имени Алёна и её сынишка Ванюша. Пятилетний мальчонка в умственном развитии намного превосходил своих сверстников, настоящий вундеркинд, у Комитета на него имелись большие планы. Но потом случилось кое-что непредвиденное: ноги Вани начали деформироваться и уже через месяц превратились в копытца. Ко всему прочему ещё и рожки выросли. Это был явный перебор. Отец Кондрат потребовал изгнать мутанта и его мать. Комитет с ним согласился.

Герда отлично помнила, как Алёна и Ванюша шли с котомками прочь из поселения — понурые, со слезами на глазах. Помнила, как копытца цокали по мостовой. А фанатики во главе с отцом Кондратом выкрикивали вслед изгоям проклятья. Ходили слухи, что за болотом находилось большое поселение вполне цивилизованных мутантов, и Герда очень надеялась, что мать и сын туда добрались.

Какие бы времена ни настали, жестокость всегда была, есть и будет, потому что многие люди просто не мыслят жизни без неё. Таким людям обязательно нужен враг, они готовы видеть зло даже там, где его нет и в помине. Например, в ребёнке, у которого изменились ноги и выросли рога.

Впрочем, Герда понимала откуда взялся гнев Отца Кондрата. При одном из нападений на поселение одичавшие мутанты убили его приёмного сына. И жестокость породила жестокость — история древняя, как мир.

Не хотелось дожидаться, когда закончится проповедь. Да и не верила Герда, что благословение такого священника, как отец Кондрат имеет хоть какую-то духовную ценность. К тому же, после проповеди к ней конечно сбегутся друзья и знакомые, начнут высказывать слова сочувствия, давать советы. И Герде было тошно от мысли, что они потом будут глядеть ей вслед так, как она сама когда-то смотрела на изгнанных Алёну и Ванюшу — с жалостью. Словно уходит в последний путь и никогда уже не вернётся.

А значит — надо свалить по-тихому.

Так и сделала. Почти крадучись покинула площадь. Не оглядываясь, дошла до северного моста. Сказочник объявился минут через двадцать — в выцветшей камуфлированной одежде, с большим рюкзаком. К ремню были прикреплены чуть изогнутые ножны, из которых торчала резная рукоять сабли.

— У меня паршивая новость, — мрачно заявил он. — Только что встретил своего хорошего знакомого, посланника из Солнечного, который к нашему мэру спешил. Так вот он рассказал, что в Солнечном из приюта пятерых детей ночью похитили. Правда, никто никакого фургона не видел и не слышал, похоже, мутанты оставили его за пределами охраняемой зоны и действовали совсем тихо.

Герда опешила.

— Да как так-то?! Что за хнень вообще творится? И что теперь власти Солнечного собираются делать?

— Да как обычно... Комитет созовут, мышковать начнут, стоит ли посылать в промзону отряд. Но итог будет один — ни черта никого они не пошлют. Усилят охрану и всё. Для наших властей принцип «Один за всех и все за одного» — всего лишь пустая болтовня. Такие вот делишки, чтоб их... Ну что, готова к походу?

Герда кивнула. Сказочник вынул из кармана и надел солнцезащитные очки с треснутым стёклышком.

— Тогда — в путь.

До промышленной зоны дошли минут за сорок. Ступни болели, но Герда держалась и вида не показывала, что ей тяжело. Не хотелось ей, чтобы Сказочник поглядывал на неё, как на калеку, которая по глупости своей возомнила себя достаточно храброй, чтобы пройти по опасной территории и выжить. А он ведь по этому поводу и съязвить мог, с него станется. Нет уж, такой радости она ему не доставит.

— Вот и промзона, — вздохнул Сказочник. — Страшно?

— Я не из трусливых, — холодно ответила Герда.

Ей показалось, что нарисованный на ограде ухмыляющийся дьявол очень хочет, чтобы она продолжила путь. Так паук желает, чтобы в его паутину угодила муха. Под забором в примятом бурьяне лежали обломки костей и окровавленные клочья шерсти — всё, что осталось от убитой утром мутировавшей крысы. Кто-то её сожрал. Возможно, такие же твари.

Продолжили путь вдоль заборов с колючей проволокой. Сейчас, когда ярко светило солнце, всё выглядело не так мрачно, как рано утром в тумане. Герда с робкой надеждой подумала, что жуткие рассказы о промзоне, вполне могли оказаться всего лишь слухами. Люди склонны преувеличивать. Ну откуда могли взяться эти россказни, если в промышленную зону никто из Речного и Солнечного не суётся? Кроме Сказочника. Быть может там, за этими бесконечными заборами, живут обычные изгои. А надпись над мордой дьявола: «Хочешь жить — вали нахер! Здесь — ад!» — не более, чем пустая угроза для отпугивания чужаков...

Герда поморщилась, вспомнив, как придушила чудовищную крысу. Не понравились ей собственные не в меру оптимистичные мысли, потому что она явно пыталась выдать желаемое за действительное. Это неправильный настрой. Надо готовиться к худшему. Предупреждён — значит вооружён.

— Не дрейфь, девчуля, прорвёмся, — с усмешкой подбодрил её Сказочник. — Назло мэру и этому глисту советнику — прорвёмся.