И она пошла, больше не оглядываясь. Успокаивало одно — с ней друзья. И из ещё одной ситуации удалось выбраться живыми и невредимыми.

Сказочник и Потеряха начали приходить в себя, только когда вышли на бетонную дорогу, ведущую строго на север. Солнце к тому времени уже поднялось высоко и палило вовсю, обещая сделать этот день очень жарким. Постройки и заборы колыхались в знойном мареве.

— Вы как? — спросила Герда друзей.

Сказочник тряхнул головой, опустился на землю, долго молчал, потом произнёс тихо:

— Ни черта не понимаю. Я был в прошлом, в юности, сидел в кафе со своей подругой, а теперь... я здесь. Это был сон? Нет, нет, точно не сон. Я действительно там был.

Потеряха прижалась к забору и всхлипнула, быстро вытерла слёзы и тонко заскулила. Она, как и Сказочник, не могла понять, как так произошло, что счастливые моменты её жизни вдруг сменились промзоной. Глядя на друзей, Герда ощутила чувство вины. Это ведь она лишила их хоть и иллюзорной, но всё же радости. По-прежнему считала, что поступила правильно, вот только от этого было не легче.

— Не понимаю, — повторил Сказочник с горечью в голосе.

— Это всё Антошка, — пояснила Герда, пытаясь разгрузить свою совесть, переложив часть груза на могущественного обитателя мясокомбината. — Всё, что вы видели, было не по-настоящему.

Потеряха заскулила громче, точно зверёк, которому причинили боль. Сказочник приложил ладони к лицу, будто пытаясь таким образом спрятаться от всего мира.

— Нет, — выдавил. — Не может быть. Я был в том кафе. Моя подруга, Кира, мне улыбалась. Мы ели эклеры. У меня до сих пор во рту этот вкус. Всё было по-настоящему.

Герда уселась на землю рядом с ним. Ей хотелось хоть как-то утешить своих друзей, вот только понимала: никакие слова им сейчас не принесут успокоения. Они ещё не осознали, что находились под влиянием морока и, была бы их воля, не раздумывая снова окунулись в омут прекрасных иллюзий. Сказочнику и Потеряхе нужно время, чтобы излечиться от жестоких последствий обмана и вспомнить о своих целях.

— Всё это было, — упрямо настаивал Сказочник. — Всё это было... — впрочем, с каждым словом его голос звучал менее уверенно. — Чёрт, как же тошно. Я в жизни не чувствовал себя так паршиво.

Он поднял тоскливый взгляд на Герду.

— Значит, Антошка? Тот рыжий пацан? А тебя, я смотрю, он не обработал.

Обработал. Герде очень не понравилось это слово, тот смысл, который вкладывал в него Сказочник, означал насилие. Но Антошка ни к чему не принуждал, он всего лишь предлагал. Ей вспомнилось, что она дала сама себе твёрдое слово быть с друзьями предельно честной, ничего не скрывать. И после недолгих колебаний решилась и рассказала, как провела время в замке Смотрителя. Ничего не утаила, хоть и понимала, что её история похожа на полнейший бред.

Выслушав, Сказочник долго молчал. Потом произнёс:

— Вот значит, с чем мы на этот раз столкнулись. Существо, которое приглядывает за промзоной. Почему-то я даже не удивлён. Всегда чувствовал, что здесь творится какая-то потусторонняя хрень. И этот Антошка всю дорогу нам помогал? Получается, мы обязаны ему жизнью?

— Ого, — пискнула возле забора Потеряха, наконец взяв себя в руки.

— Получается так, — буркнула Герда.

— Да пошёл он! — зло процедил Сказочник и поднялся, повернулся, выкрикнул в сторону мясокомбината: — Да пошёл ты, Антошка! В жопу все твои иллюзии! В жопу твою помощь! Справились бы и без тебя! — он резко плюнул себе под ноги, сверкнув глазами.

Герда знала, что Смотритель Сказочника услышал и навряд ли эти обидные слова его хоть как-то задели. Он выше таких простых эмоций как обида.

Двинулись дальше. Промзона сюрпризов пока не преподносила. Всё было спокойно. Герда поглядывала на Сказочника. Тот, похоже, оклемался, ему помогла злость. Хотя, о полном исцелении не могло быть и речи. Иногда в чертах лица проступала грусть. Он будто бы уходил в себя и мысленно пытался вернуться в то кафе из его юности. Вот только воображение не способно было дать то, что, давали иллюзии Антошки. Память явно уступала волшебству.

Духота сгущалась. К полудню небо затянули тучи, хлынул ливень. А Герда, Сказочник и Потеряха всё шли и шли, промокнув до нитки и не желая укрываться от непогоды. Дождь — такая мелочь, после всего пережитого. Останавливаться не хотелось. Движение отвлекало от сомнений, тревожных мыслей о том, что ждёт впереди. Герда ощущала какую-то едва уловимую связь с Антошкой. Он отпустил, но часть её сути осталась там, в замке. И это частица шептала: «Вернись, вернись, вернись...» Зов, который обосновался в подсознании и теперь пускал корни. Среди дождевых струй иногда мерещились иррациональные геометрические фигуры. Рассудок словно бы намекал, что уже ничего не будет как прежде. После прикосновения к другому миру — нет, не будет. Ещё недавно Герда считала, что именно похищение Кая разграничило её жизнь на «до» и «после», однако, теперь понимала: настоящий рубикон был пройден, когда она увидела то, что не предназначалось взору ни одному человеку. Граница пройдена, возврата к нормальности не предвиделось.

Дождь закончился, оставив после себя грязь и лужи. Идти было не просто, иногда приходилось пробираться через заросли бурьяна и развалины. Однажды впереди показались несколько диких мутантов, но они, заметив путников, поспешили ретироваться. Это вызвало у Герды подозрение: а не Антощкана ли это заслуга? Не он ли приказал монстрам уйти? Сказочник выглядел недовольным, похоже, ему хотелось ввязаться в драку, чтобы взбодриться, почувствовать себя независимым от всех мистических причуд Смотрителя промзоны. Недовольство выражалось в невнятном ворчании, нервозности.

Вот уже и вечер настал. Разомлевший от духоты мир окутал туман. Целый день шли — и никаких неприятностей. Это Герде казалось чем-то невероятным. Остановились на ночлег, разбив лагерь в маленьком здании какого-то предприятия. Позже, когда власть перешла к звёздной ночи, сидя у костра и напряжённо глядя на языки огня, Сказочник произнёс задумчиво:

— А что если Антошка показал нам с Потеряхой то, что ждёт нас после смерти? Тех, кто это заслуживает? Что если смерть всё-таки не конец, и нам суждено видеть и чувствовать всё то, что мы видели и чувствовали в лучшие моменты своей жизни?

— Хотелось бы в это верить, — отозвалась Герда. — Может, это и есть рай?

— Если так, то... — Сказочник замялся, видимо не решаясь делать вывод. Но всё же решился: — Смерть — это благо.

Герда поморщилась. Ох как не понравились ей эти слова. Она жалела, что Сказочник вообще заговорил об этом. Её взгляд упал на кирпичную стену, на которой плясали отблески костра. Там был изображён дьявол — точно такой же, как и на заборе возле входа в промзону. Та же ехидная улыбка, те же рога. Вот только под тем рисунком были слова: «Хочешь жить — вали нахер! Здесь — ад!» А тут: «Я всегда рядом! Я слежу за тобой!»

Свернувшаяся калачиков у костра Потеряха вдруг встрепенулась, уставилась на тёмный оконный проём, прошипела:

— Покусаю нахер!

Снаружи послышалась шорохи, хрюкающие звуки, затем рычание. Сказочник резко выдохнул, потянулся к сабле.

— Ну наконец-то, — буркнул он. — А то я уж начал думать, что с промзоной что-то не так.

Герда настрой Сказочника не разделяла, её более чем устраивали тишина и покой. С досадой она взяла арбалет, чувствуя себя шестерёнкой, которую временно вынули из огромного уродливого ржавого механизма, а теперь снова вставили на место, заставив, как и прежде со скрежетом крутиться.

Звуки снаружи стали громче, в оконном проёме сверкнули жёлтые глаза.

— Отсюда — ни шагу! — приказным тоном сказал Сказочник Герде.

Крепко сжимая саблю, он двинулся к выходу из здания, на его губах заиграла жестокая улыбка. С суровым выражением на лице Потеряха побежала следом. Герда мысленно выругалась, взяла арбалет, быстро зарядила и заняла позицию возле оконного проёма. Там, снаружи, царила кромешная тьма, однако в ней проявлялись силуэты мутантов. И, кажется, их было много.