— Пригнись! — скомандовал Лонго, заталкивая меня за массивную тумбу и нажимая на плечо. — Чёрт возьми! Я же оставил «Поларис» во флаере! Где твой бластер?

Я только потянулась к кобуре, как вдруг раздалось резкое:

— Руки за голову!

И прямо перед моим носом как из-под земли вырос высокий, бело­курый алкорец в белоснежной тоге, с золотыми ножнами на расшитом поясе. В руках он, однако, держал не меч, а пулемет «Узи». Лонго лениво усмехнулся, выпрямился и заложил руки за голову. Я последо­вала его примеру.

— Ну что, ормиец, — сурово произнёс алкорец. — Пришла твоя очередь платить по счетам.

Лонго продолжал насмешливо улыбаться, но глаза его метали молнии.

— Вот и всё, бандит, — торжественно прогремел тот, — сейчас ты ответишь за сотни убитых тобою алкорцев, за те бесчинства, что вы творили в наших разгромленных цитаделях и гарнизонах, за всё!

Он прицелился в грудь Лонго и положил палец на спусковой крючок. Но в следующий момент раздался негромкий, но властный голос:

— Не стрелять!

За спиной человека с пулемётом возникла величественная фигура в старой потрёпанной тоге, которая, тем не менее, ниспадала до пола идеальными складками. Я узнала Алмаза. Он спокойно созерцал разыгравшуюся здесь сцену.

— Лизар, ты охотник, но не преступник, — произнёс он, взглянув на своего более молодого земляка. — Почему же ты решил нарушить Зо­лотое Правило и убить полицейского?

— Он больше не полицейский! — возразил Лизар, с почтением гля­дя на Алмаза. — Он лишён звания и изгнан из полиции.

— Так я и думал… — пробормотал Лонго, озабоченно глядя на него.

— Это правда, майор? — спросил Алмаз.

— Правда, барон.

— Вот видите, ваша светлость! — воскликнул Лизар, вновь вски­дывая пулемёт.

— Я не отменял своего повеления, — холодно заметил Алмаз.

— Но ведь это ормиец! — пророкотал тот. — Это повстанец, парти­зан, бандит! Вспомните, что они творили в наших домах, как они жгли наши дворцы и похищали наших женщин.

— Ну, вы от нас не отставали, — огрызнулся Лонго.

— Молчи! — рявкнул Лизар. — Ваше сиятельство! Неужели вы всту­питесь за ормийца, за нашего кровного и извечного врага, за убийцу благороднейших рыцарей?

— Война окончена, Лизар, — напомнил Алмаз. — Мир заключён. Вражда прекращена навеки.

— Что? Что я слышу? Вы, Алмаз в Короне Великого Тирана Алкорского, один из именитейших баронов, гордость рыцарства, и говорите так! Неужели вы всё забыли? Вы забыли, из-за чего очутились здесь, где даже ваше имя не может звучать, настолько презренно это место!

— Кончай, Лизар, — усмехнулся Лонго. — Не надо разыгрывать па­триота и героя. Нет доблести в том, чтоб убить безоружного, да ещё не рискуя угодить под суд. Тебе же просто заплатили за мою го­лову и за голову этой женщины. А женщин вообще убивать грех. Я перебил в боях много вашего брата, но женщин я не убивал.

— Ты поступал с ними хуже! — задохнулся Лизар.

— С твоей точки зрения, возможно, но уверяю, что всё и всегда происходило по взаимному согласию.

— Пёс! — взорвался Лизар. — Чтоб алкорские женщины соглашались на такое? Я убью тебя, даже если война окончена!

— И станешь преступником, — произнёс Алмаз.

— Убить врага — преступление?

— Преступление — убить врага, с которым заключён мир. Или ты не согласен с миром, который подписал наш повелитель?

Лизар неохотно опустил пулемёт. Лонго с облегчением вздохнул.

— Мне тоже иногда хочется придушить его собственными руками, — заметил Алмаз, указав на него. — Но я сдерживаю свои порывы.

Лонго улыбнулся.

— А я чаще испытываю желание заключить тебя в объятия, барон. Если б не память о прошлом, я так бы и сделал.

— Когда-нибудь мы забудем то, что мешает тебе это сделать, — заметил алкорец.

— Алмаз, спроси своего юного друга, кому так приглянулась моя голова?

Барон высокомерно вздёрнул подбородок.

— Это интересует тебя, но не меня, ормиец.

— Ты не последователен, — покачал головой Лонго. — Если он не убьёт меня, то это сделает кто-то другой, а впрочем… При этом ведь не будут нарушены условия вечного мира между Алкором и Ормой.

Алмаз сердито взглянул на него, а потом на Лизара.

— Кто дал тебе приказ?

Лизар покачал головой.

— Я не могу сказать, ваше сиятельство. Я поклялся, что никому не открою эту тайну.

Алмаз нахмурился.

— Тебе известно, что ты не вправе давать такую клятву и не вправе что-либо скрывать от меня! Говори.

Лизар умоляюще взглянул на барона, но не увидел в его глазах ничего, кроме гневного приказа. Он начал потихоньку пятиться к стене.

— Кончай, Алмаз! — крикнул Лонго. — Пусть катится! Я сам всё выясню.

— Говори! — громыхнул Алмаз.

Лизар метнулся к стене, отшвырнув на ходу пулемёт, прижался к ней спиной и ударил себя в грудь. Я услышала глухой удар и треск рёбер. Лизар задохнулся и медленно сполз по стене. Его глаза мутнели, а лицо приобретало синеватый оттенок.

— Ну, зачем? — с досадой воскликнул Лонго. — Я же говорил, что не надо!

— Он не имел права давать такую клятву, — холодно заметил Алмаз.

— Ты ещё меня дикарём называешь!

— Извини, что не смог тебе помочь.

— О, Звёзды… — вздохнул Лонго, подходя к Лизару. — До сих пор не могу понять, как это можно одним ударом раздавить себе сердце.

— Вам ещё многому придётся учиться у нас.

— Как и вам у нас.

— Чему, например? — нахмурился алкорец.

— Умению прощать.

— Разве я не умею?

— Прощать не только врагов, Алмаз. И всё же благодарю. Ты спас нам жизнь.

— Я всегда отдавал долги сторицею, ормиец, — гордо и надменно произнёс Алмаз. — Ты трижды подарил мне жизнь: первый раз, когда не убил в бою, а предложил плен, второй, когда не дал растерзать меня твоим солдатам, и третий, когда спас от голода в Ущелье Стонов.

— И чуть сам не загнулся, потому что делился с тобой собствен­ным пайком, при этом не переставая удивляться, что это на меня наш­ло! Ладно, два раза ты уже отработал, — Лонго взглянул на меня. — Даже, пожалуй, три, так что, считай, что мы квиты.

— Я отработал три, — кивнул Алмаз, — значит, осталось ещё двести девяносто семь раз. Можешь на меня рассчитывать, лейтенант.

Он повернулся и гордо удалился прочь. Лонго усмехнулся и пока­чал головой.

— Ну почему это сокровище алкорских замков ошивается в нашей дыре!

— Разве он не ссыльный? — изумилась я.

— Он сам себя сослал за то, что не смог выиграть войну. Будь я на его месте, давно бы объявил себе амнистию.

VIII

Флаер стоял там, где мы его оставили, но в дверях Лонго остано­вился и настороженно огляделся по сторонам. Откуда-то издалека раз­давались дикие вопли и рёв моторов, из окна над нами слышался визг, в подворотне перелаивались анубисы.

— Засада? — спросила я.

— Откуда ты знаешь?

— Мне так кажется.

Лонго снова посмотрел по сторонам.

— Осведомители есть не только у меня. Если нас нашёл Лизар, то могут найти и другие. Не будем рисковать. В кабину придётся пры­гать на ходу.

Он достал ключ от флаера и что-то на нём нажал. «Олити» сор­вался с места, распахнул купол и понёсся к нам. Он пролетел мимо дверей, и мы едва успели заскочить внутрь. Купол захлопнулся и в тот же миг позади веером разошлись розовые лучи лазеров. Из подворотни вылетела полицейская капсула, а впереди у нас за­маячила вторая. Лонго взялся за штурвал.

— Пристегнись.

Я защёлкнула ремень безопасности. Лонго вёл флаер прямо в лоб тому, что мчался на нас. Он даже глазом не моргнул, когда впереди вспыхнули ослепительным огнём фары, но у того, второго водителя нервы не выдержали, он резко поднял машину и пронёсся над нами. Лонго прибавил скорости и углубился в лабиринт улиц. Он внимательно смо­трел по сторонам и на экран радара. Обе капсулы мчались за нами, отставая на полквартала, так что, оглянувшись, их нельзя было уви­деть, но едва мы сворачивали за угол, можно было не сомневаться, что они выныривают позади из-за того, что мы уже миновали.