Но все же хоть что-то они сделали. Подровняли кусты форзиции, свалили ветки и сучья кучей на террасе. Топор Салли вертикально воткнули в ствол дерева, пень от которого торчал перед домом. Вокруг пня валялись щепки, но в целом Руб с Питером мало в чем преуспели. Руб прав. Корни у вязов как отсюда до Китая. Салли ничуть не расстроился. Пни корчевать – адская работенка, но с этим он справится и один, когда наступит весна и земля оттает. Топором и лопатой, а может, возьмет у кого-нибудь бензопилу, но главное, что этим делом можно заниматься стоя. Он привык к подобной работе, он делал ее всю жизнь, эта работа не требовала особых умений, только упорства и уверенности, что рано или поздно пень ему покорится. Конечно, разумнее было бы выполнить эту работу иначе, с помощью специального оборудования, так вышло бы легче и быстрее. Рут всегда говорила, что если бы Салли смолоду с таким же упорством шел к какой-нибудь конструктивной цели, он уже был бы президентом.

Уилл пробежал по дорожке мимо Салли к отцу, тот понимающе всмотрелся в лицо сына. Мальчик уже успокоился, но Питер, внимательный отец, видимо, заметил, что сын плакал. Салли никогда не знал, как вести себя с теми, кому горько, даже если горько ему самому, и считал одной из загадок жизни, что другие люди каким-то чудом замечают, когда кто-то горюет или недавно горевал. Каждая женщина, с кем у Салли были отношения, упрекала его, что он не замечает, когда ей горько. Даже его собственный сын обладает этой способностью, которой Салли, увы, лишен.

– Ты вроде говорил, что приедешь сразу, как закончишь у Хэтти, – произнес Руб обиженно, как ребенок, переживающий из-за того, что взрослый не сдержал обещание.

– Я и приехал, – сказал Салли.

– Скоро обед, – заметил Руб. – Но ты, наверное, и обедать нас не отпустишь?

– Иди, – предложил Салли. – Все равно ничего не делаешь, так хоть поешь.

– Мы ждали пикап, – пояснил Руб. – Тут веток на десять ходок.

Салли протянул ему ключи.

– Постарайся не сломать, – сказал он. – Хотя бы пока я не внесу первый платеж.

– Я ни разу не сломал ни одной твоей машины, – ответил Руб.

– Поэтому мы с тобой все еще дружим, – заверил Салли.

Руб пожал плечами.

– Ты теперь дружишь с ним, – грустно заметил он, понизив голос, чтобы Питер не услышал.

– Он мой сын, – сказал Салли. – Мне жаль, что ты против, но я могу дружить с собственным сыном, если захочу.

– Ты ему даже не нравишься, – указал Руб.

– Это правда, – признал Салли, не заботясь о том, слышит ли Питер. – Но со временем он оттает. Ему просто нужно примириться с тем, что я игнорировал его тридцать лет. Он пока что не понял, что я делал это для его же блага.

Руб нахмурился еще сильнее:

– Почему он все время зовет меня Санчо? Он как будто считает меня дураком.

– Ну… – протянул Салли.

Руб не сдержал улыбки.

– Почему я не обижаюсь, когда ты называешь меня дураком?

Салли тоже улыбнулся. Никто не поднимал ему настроение быстрее Руба.

– Потому что мы с тобой друзья. И можем говорить друг другу правду.

– Почему тогда я не называю тебя дураком?

– Потому что я умный, – сказал Салли.

Руб вздохнул. Они и прежде вели подобные разговоры, и заканчивались те всегда одинаково.

Питер о чем-то негромко беседовал с Уиллом, мальчик устроился у него на коленях. Питер слушал, кивал понимающе, потом посмотрел на Салли и сказал что-то сыну – что именно, Салли не слышал. Мальчик спустился с крыльца, прошел по дорожке и забрался на переднее сиденье стоявшего у тротуара “эль камино”.

– Я, наверное, отвезу его домой, – сказал Питер, ни к кому не обращаясь. – Мама уже должна была вернуться.

– Окей. – Салли встретился взглядом с сыном, тот смотрел с упреком.

– Ты не хочешь рассказать мне, что случилось?

Салли пожал плечами.

– Если бы я знал, – искренне ответил он. – Смотрю, а он плачет.

– Он сказал, ты разозлился.

– Не на него.

– Ну чего-то же он испугался, – настаивал Питер.

– Да он, по-моему, вообще всего боится, – брякнул Салли и немедленно пожалел об этом. – Если я напугал его, то уж точно не специально, – неубедительно добавил он.

Питер фыркнул:

– Ты вообще о нем забыл, так? Забыл о его присутствии, и тебя не было рядом.

Уж не рассказал ли ему Уилл о случае на складе, подумал Салли. Да нет, вряд ли. Если бы Питер узнал, он не преминул бы об этом упомянуть. Или сказал бы: “Ты опять о нем забыл”.

– Что-то я не помню, чтобы ты был там, – промямлил Салли, его уязвило, что Питер обо всем догадался.

– Вообще-то это мои слова, – парировал Питер, выудив из кармана ключи от машины. – Скоро вернусь.

Салли с Рубом проводили его взглядом. Питер завел “эль камино”, развернулся и уехал по Главной. Салли мельком заметил бледное лицо внука, потом машина скрылась из виду, а Салли подумал, что сын, по сути, повторил слова Рут: когда Салли нужен, его никогда нет рядом. Кстати, это была одна из главных Вериных претензий к нему, припомнил Салли, но она затерялась в груде прочих претензий. Другие люди тоже так или иначе жаловались на это. И его давний футбольный тренер, Клайв Пиплз-старший, – он готов был убить Салли, когда тот пренебрегал своими обязанностями; и Карл Робак, когда посылал их с Рубом куда-то, а приехав позже, обнаруживал, что Салли нет; да и сам Руб – ему непременно каждую минуту нужно было знать, где Салли. В общем, столько народу считало, что Салли никогда нет рядом, когда он нужен, что он готов был уже признать справедливость этого обвинения, но тогда настала бы и очередь для сожаления из разряда тех, которых Салли хватало ума избегать.

– Ну что, – Салли хмуро взглянул на Руба, – хочешь хорошую новость?

– Наверное, да, – боязливо ответил Руб. Иногда такие “хорошие новости” означали, что их наняли выкопать чей-нибудь треснувший септик.

– Я нашел нам новую работу, – сообщил Салли. – У твоего любимца.

Руб прищурился:

– У Карла?

Салли кивнул:

– Он нас ждет. Подозреваю, что с нетерпением.

– Где ждет?

– Дома. – Салли кивнул в сторону отцовской хибары.

– Ты же вроде говорил, что слышать о нем не желаешь, – напомнил Руб.

К этой черте друга Салли никак не мог привыкнуть. Руб порой ни с того ни с сего вспоминал то, о чем ему говорили всего раз или что как-то услышал краем уха. И вспоминал он обычно такое, о чем Салли охотно забыл бы.

– Наверное, и правда говорил, – согласился Салли, не зная, как объяснить Рубу, да кому угодно, с каким удовольствием вскроет пол и будет отрывать паркет в отцовском доме, довершая его уничтожение.

– Еще ты говорил, что мы больше никогда не будем работать у Карла Робака, – горестно добавил Руб, когда они шли по дорожке.

Он хотел было сесть в машину, но Салли остановил его.

– Давай пройдемся, – предложил он. – Ты же в состоянии пройти целый квартал?

Руб закрыл дверь.

– Я думал, ты захочешь проехаться.

– Почему?

– Из-за колена.

– Приятно, что ты об этом помнишь, но сейчас я хочу пройтись.

– Почему?

– Из-за колена.

Руб задумался.

– Почему ты срываешься на мне, когда злишься на Питера?

– Когда колено не очень болит, я предпочитаю ходить пешком. Когда болит – ездить, – пояснил Салли. – А когда срываюсь на тебе, забываю про колено. И я не злюсь на Питера. Это он на меня злится.

По пути Салли рассказал Рубу, что Карл Робак решил снять паркет в доме на Баудон и постелить его в своем доме у озера, где они с Тоби бывали редко.

– Зачем Карлу отрывать старый паркет, если он запросто может купить новый?

– Паркет стоит дорого.

– И что? – не понял Руб. – Карл богатый.

Салли знал, что Руб с трудом представляет себе богатство и сколько стоят вещи. По мнению Руба, если у кого-то – например, у Карла Робака – имеются деньги, то человек может позволить себе то, что другие – например, Руб – позволить себе не могут. То есть такие, как Карл Робак, могут себе позволить все, чего не может Руб. Вся жизнь Руба строилась вокруг того, что именно он не может себе позволить, а не мог он себе позволить почти ничего. Следовательно, по его мнению, Карл Робак может себе позволить почти все. Рубу и в голову не приходило, что у тех, у кого есть деньги, могут быть проблемы с деньгами, и он не понимал, с чего бы им вдруг экономить.