– В порядок? – переспросил Салли.

– Там нужно всего помаленьку. Покрасить. Красить придется много. Отремонтировать водопровод и канализацию. Сделать электрику. Утеплить. Ну и во дворе кое-какая работа. Выкорчевать и увезти два пня. Время терпит. Я начну заниматься домом не раньше весны. Скорее всего, с середины мая. Чтобы открыться в августе, к скачкам.

– Электрику я не делаю, – предупредил Салли. – Но могу порекомендовать мастера.

– Да… хорошо… может, что и получится, не так ли?

– Может, – согласился Салли.

Он уже мысленно подсчитывал прибыль. Трудиться придется всю зиму, в своем темпе, когда позволит колено. Очень вовремя. После того как почва промерзнет, у Карла Робака не будет для него работы до конца апреля.

– Я так понимаю, у вас есть пикап? – уточнил Майлз Андерсон.

– Не всегда.

– Не всегда есть?

– Есть-то он у меня всегда. А вот на ходу – не всегда.

– Ясно. Да. Ну, что еще вам сказать? Боюсь, придется попотеть.

Майлз Андерсон произнес это с вопросительной интонацией, и Салли ответил:

– Мне не привыкать.

– Гм. Да. Что ж, хорошо. Вы только не обижайтесь, но сколько вам лет?

– Шестьдесят, – ответил Салли. – А вам?

– Один – ноль. Да уж. Вы не могли бы заехать завтра утром посмотреть дом? Оценить, во что мне обойдется ремонт? Днем мне надо вернуться в город.

– В какой город?

– Нью-Йорк. Да уж. Я так понимаю, теперь вы возьмете с меня дороже?

– Нет, – солгал Салли. Он решил взять с Майлза Андерсона дороже, еще когда тот произнес “не так ли”.

Договорились встретиться в одиннадцать возле дома. Салли записал адрес.

– Это в двух кварталах от меня, – сказал он.

– Надо же, – с нескрываемым безразличием произнес Майлз Андерсон.

– Кстати, кто вам меня рекомендовал? – на прощанье сообразил уточнить Салли.

– Несколько человек, – ответил Майлз Андерсон. – У вас отличная репутация в городе.

Салли повесил трубку. Он еще подумывал спросить Майлза Андерсона, не заплатит ли тот вчерную, но решил отложить этот вопрос на потом. Судя по голосу, Майлз Андерсон не из тех, кого заботят вопросы морали.

Когда Салли вернулся за стойку, Уэрф доедал его обед.

– Я только что говорил с человеком, который считает, что у меня отличная репутация, – сообщил он Уэрфу.

Уэрф салфеткой отер подбородок, блестевший от жирной подливки.

– Неместный, да?

– Из Нью-Йорка, – сказал Салли.

– Большой заказ?

– Похоже, на всю зиму.

– Заплатит вчерную?

– Я еще не спрашивал, но спрошу.

– Вот и славно, главное – никаких записей. Если узнают, что ты работаешь, нам капут, – произнес Уэрф и добавил: – У меня офигенная идея. Давай сидеть здесь весь вечер и пить пиво.

– Окей. – Салли решил умолчать о незнакомце в темном седане и о том, что, быть может, они уже попались.

В глубине души он даже надеялся, что попался. Тогда ему некуда будет деваться. Но сейчас ему хорошо. Колено ворчало, но не вопило. Может, жизнь налаживается? Может, ему за рекордно короткое время удалось вырваться из глупой полосы? Об этом стоило задуматься.

– Может, если мы просидим здесь подольше, этот жлобяра-бармен все же поставит нам пиво.

Клайв-младший сидел за столом напротив матери, пытаясь собрать стул королевы Анны из обломков, внушительной горкой высившихся у его ног. Мать была уже одета, и вид у нее был такой боевой, что Клайв-младший понял: она в бешенстве. До сих пор в бешенстве. Губы ее были сжаты в тоненький белый шрам, который так пугал его в детстве и, говоря по правде, пугает до сих пор. Клайв-младший понимал, что нелепо до такой степени бояться матери, он уже весил – по последним замерам – двести двадцать с лишним фунтов и сам понимал, что это многовато при его росте пять футов десять дюймов[29], но легко списать на генетику. За последние десять лет он приобрел поразительное сходство с отцом, Клайвом-старшим. Мисс Берил, по оценкам Клайва-младшего, при росте четыре фута десять дюймов весила фунтов девяносто[30] в одежде, как сейчас, в половине седьмого наутро после Дня благодарения, наутро после того, как Клайв-младший – теперь он это понимал – допустил серьезную тактическую ошибку.

– Ма. – Клайв-младший отложил обломки стула, никак не желавшие совпадать, и продолжил негромко, чтобы не разбудить невесту: – Прости.

Мисс Берил подняла глаза от чайного пакетика, который раздраженно макала в чашку с кипятком.

– За что? – спросила она, намеренно не поняв (в этом он не сомневался). – Не ты же его сломал.

– Я не про стул, – пояснил Клайв-младший, хотя снова взял в руки и принялся рассматривать два обломка побольше. – Я думал, ты обрадуешься, – добавил он, хотя это была неправда. – Наверное, мне не стоило делать тебе сюрприз.

Мисс Берил вперила в сына пристальный взгляд, вид у Клайва-младшего был до того несчастный, что она немного смягчилась. Сонный, небритый, примчался к ней с самого утра, выказав больше смелости, чем она по привычке ждала. Даже прихватил с собой “Светоч”, выпускной альбом с фотографией этой женщины, Джойс, точно хотел доказать: она именно та, о ком он говорит.

– Да уж, я куда больше любила сюрпризы, когда меня было ничем не удивить, – согласилась мисс Берил.

Почти всю бессонную ночь она гадала, на кого больше злится – на Клайва-младшего (очевидный ответ), на эту жуткую женщину, Джойс, которая спит в гостевой комнате, или на себя. Сейчас мисс Берил было очень стыдно за свое вчерашнее заблуждение, за то, что такая простая ситуация сбила ее с толку. Сын дважды объяснил ей, кто эта женщина, что неловко ерзает на принадлежащем мисс Берил стуле королевы Анны, но замешательство мисс Берил, словно черная дыра, упрямо противилось попыткам сына пролить свет.

Около года назад она неохотно согласилась дать ему ключ от задней двери. “Мало ли, вдруг что…” – пояснил он и осекся многозначительно. Поэтому, увидев вчера возле дома его машину, мисс Берил была готова к тому, что Клайв-младший расхаживает по ее гостиной и по всему дому, рассматривая его оценивающим взглядом, – делать это открыто он мог только в ее отсутствие. А может, прокрался наверх, к Салли, и определяет убытки.

Но кто эта разодетая грудастая женщина – руки дрожат, пухлые щиколотки и колени сжаты, – дожидающаяся, когда ее представят? Мисс Берил сразу решила, что это какая-то соцработница, а может, владелица дома престарелых. Клайв-младший не раз намекал, что, “когда придет время”, мисс Берил придется переехать “в уютный и безопасный пансионат”, даже предлагал “посмотреть за нее кое-какие брошюры”, от чего мисс Берил решительно отказалась. С недавних пор она во многом подозревала Клайва-младшего и, когда застала его в обществе нервной, чопорной и уже немолодой женщины, заключила, что – по крайней мере, по мнению сына, – время наконец пришло.

Этот ошибочный вывод поселился в уме мисс Берил, и она никак не могла его оттуда выселить, несмотря на то что сын старательно и натужно представил ей незнакомку. Но мисс Берил, к своему последующему стыду, продолжала сверлить ее угрожающим взглядом, а та волновалась все больше. “Моя невеста, ма”, – повторял Клайв-младший, однако сказанное не укладывалось у мисс Берил в голове. Зачем Клайв-младший обручился с соцработницей? Мисс Берил давным-давно отчаялась дождаться, что сын когда-нибудь женится, и вот теперь от нее требуется поверить в такое нелепое совпадение – что он женится на владелице дома престарелых. Лишь позже мисс Берил сообразила, что сама все это придумала и невеста сына не имеет отношения ни к социальной работе, ни к домам престарелых.

И вот сегодня утром мисс Берил все еще злилась на Клайва-младшего и на эту жуткую женщину, Джойс, но долгой бессонной ночью она с ужасом задумалась о том, что время действительно пришло, что ей больше нельзя жить одной. Она уже не чувствовала себя в безопасности на шоссе. Она заплутала в знакомых местах, где бывала сто раз. Она стала подозрительна до паранойи. Мисс Берил всегда считала, что сама сообразит, когда именно “придет время” отказаться от независимости. А если не сообразит? Что, если все остальные уже это поняли? Мисс Берил, всегда страдавшая от жестоких выходок восьмиклассников, не горела желанием превратиться в законный объект насмешек тех же самых детей, ныне сорокалетних.