Ральф не видел в этом ничего особенного.

– Людям нравится Салли, – сказал он. – Мне он тоже нравится. Он такой… – Ральф примолк, соображая, какой именно.

– Точно, – согласился Питер. – Такой он и есть.

У Ральфа снова перехватило дыхание – от любви, и только, – и он обвел взглядом гараж, чтобы отвлечься от чувств. В углу стоял снегоуборщик, который отдал ему Салли.

– С тех пор как твой папа нам его отдал, снег не выпал ни разу.

– И в этом мама тоже права. Она вечно твердит: того, что тебе нужно, у отца не найдешь. А то, что у него есть, тебе не пригодится.

Ральф и Питер смотрели на снегоуборщик, будто в нем таился смысл, требующий постижения. На улице выстрелил глушитель проезжавшей мимо машины, и Уилл испуганно вскрикнул.

– Ничего страшного не случилось, – успокоил мальчика Ральф. – Тебе тут нечего бояться.

– Я знаю, – солгал Уилл.

Когда Салли наконец бросил свой замасленный фартук в бак с грязным бельем, была почти половина одиннадцатого, он рассчитывал управиться раньше на полчаса, но сегодня “У Хэтти” было оживленнее обычного. Вчерашний день выдался напряженным, и нынче посетители желали видеть, утихомирилась ли старая Хэтти или все еще швыряется солонками и ругательствами.

– Что скажешь, парень? – Салли окликнул Уилла, убиравшего со столов в кабинках. – Готов поехать попытать счастья? – По дороге к Рубу и Питеру они собирались заглянуть к букмекеру.

– Можно, – согласился Уилл, что вызвало у Салли улыбку.

Чтобы мальчик не заскучал, Салли показал ему, как правильно убирать со столов, как составлять грязные тарелки и стаканы в пластмассовые тазики, чтобы все было раздельно и аккуратно. Уилл за два дня в этом поднаторел, трудился с гордостью и в основном плодотворно, несмотря на природную склонность застывать, точно загипнотизированный, над причудливым узором яичного желтка на грязной тарелке или заслушиваться разговором за соседним столом. Салли учил внука не глазеть на посетителей и не подслушивать их беседы.

Питер в детстве был точно такой же, вспомнил Салли. Легко отвлекался, витал в облаках. Разумеется, Салли тогда был моложе, а потому задумчивость сына, его очевидная неспособность сосредоточиться раздражала не на шутку. Правда, он уже не помнил, срывался ли на сына. Наверняка срывался, пусть и не так жестоко, как Большой Джим Салливан на него самого. Ну и конечно, Салли не так часто общался с сыном, чтобы сколько-нибудь серьезно ему навредить. А одним из достоинств Ральфа было терпение, и Салли знал это наверняка. Ведь Ральф столько лет женат на Вере. Это ли не доказательство. Благодаря совокупным усилиям Ральфа и Веры Питер вырос нормальным, пусть даже сейчас у него дела идут не лучшим образом. Может, Вере с ее любовью (если не принимать во внимание ее странные проявления) и Ральфу с его спокойствием удастся уберечь внука от нервного срыва – хотя бы до пубертата. Кто знает? Может, это удастся даже Салли, если он будет помнить о внуке и не пугать мальчика, как вчера.

– Будь добр, отнеси этот таз к посудомойке, – попросил он. – И на этом все.

– Хорошо. – Уилл поднял большой таз с грязными тарелками и стаканами, округлив глаза от натуги.

Касс за стойкой поморщилась, но Салли взглянул на нее и покачал головой: парень справится. Сам он ухватился за мусорный бак и покатил его за внуком. Уилл водрузил таз на сушилку, и Касс вручила ему две долларовые банкноты из новой бесшумной кассы.

– Из тебя получился отличный помощник. И что я буду делать, когда ты вернешься в Западную Виргинию?

Уилл покраснел от гордости и удовольствия.

– Мы останемся здесь, – сообщил он (во всяком случае, именно такой вывод он сделал из последнего разговора взрослых, который уловил краем уха).

Касс вопросительно вскинула брови, посмотрела на Салли.

– Впервые слышу, – признался тот. – Мне, уж конечно, никто никогда ничего не рассказывает.

– Тебе всегда обо всем рассказывают, – Касс ухмыльнулась, – но ты никогда не слушаешь.

– Вот как?

– Что ты будешь делать на следующий день после Рождества?

Салли показалось, что вопрос с подвохом, и, вместо того чтобы ответить “понятия не имею”, он задумался. К счастью, это сработало.

– Помогать тебе, – вспомнил он.

– Ты не сразу об этом вспомнил, правда?

– Извини. Я думал, так можно.

Касс посерьезнела.

– Иди сюда, – поманила она Салли, тот опасливо подошел, и она запечатлела у него на лбу благодарный поцелуй. – Спасибо, – сказала она, и оба посмотрели на кабинку Хэтти, хотя от стойки им было видно лишь облачко седых кудряшек старушки за древней кассой.

– Боже. – Касс снова взглянула на Салли: – Ты покраснел. Сколько тебе лет?

– Кто покраснел?

– Ты. Посмотри на своего деда, – сказала Касс Уиллу. – Скажи ему, что он покраснел.

– Ты покраснел, деда.

Салли действительно покраснел и знал об этом.

– Давай завтра поменяемся местами, – предложил он. – Ты четыре часа постоишь возле этого жаркого гриля, тогда и посмотрим, как ты покраснеешь.

– Иди уже, ставь на свою тройку, – сказала Касс и добавила, обращаясь к Уиллу: – Смотри, чтобы дед не сделал из тебя игрока.

– Поехали, – Салли подтолкнул внука, – времени в обрез. Если мы к одиннадцати не приедем, дядя Руб психанет.

Уилл скривился.

– Не волнуйся. На самом деле он тебе не дядя.

По пути к двери они остановились у кабинки Хэтти.

– Как дела, старушка? – громко спросил Салли. – Теперь у тебя есть касса – тебе полегчало?

К Хэтти явно вернулось доброе расположение духа.

– Судя по голосу, ты этот чертов Салли. – Она ухмыльнулась.

– Он самый. Это я дал тебе кассу. Или ты ничего не помнишь?

Это и правда была его идея. Питер и Руб вдвоем оттащили кассу в кабинку.

Хэтти нажала тяжелую бронзовую клавишу старого аппарата, та утешительно лязгнула, и в прямоугольном окошке выскочило “80 центов”.

– Даже не знаю, могу ли я это себе позволить, – испуганно сказал Салли. – Тем более что я тут работаю. Или ты намерена брать с меня деньги за то, что я здесь работаю?

Хэтти довольно захихикала, нажала еще две клавиши, в окошке появились еще два числа.

– Плати! – рявкнула она.

– Плати, – повторил Салли и оглянулся через плечо на Касс, та наблюдала за происходящим с невыразимо печальным выражением лица. – Ладно, держи.

Салли дал старухе доллар, та схватила купюру.

– Значит, деньги ты видишь? – спросил Салли. – Почему же ты не видишь все остальное?

Старуха возилась с кассой, пытаясь открыть ящик.

– Он больше не открывается, помнишь? – сказал Салли. – Что мы делаем с деньгами?

Она вернула ему купюру.

– Правильно, – сказал Салли. – Мы отдаем деньги Касс. Ты пробиваешь чеки, она собирает деньги.

Такой уговор старуху явно устраивал, она все утро вызванивала на кассе дикие суммы. Выбитые числа копились в окошке, перекрывали друг друга – если, конечно, Хэтти случайно не нажимала клавишу “сумма”. Салли ее нажал, и касса лязгнула еще громче и утешительнее.

– Деньги! – прошептала Хэтти.

– Да, – сказал Салли. – Теперь мы разбогатеем. Увидимся утром, старушка. В каком направлении мы пойдем?

– Вверх!

– Ладно, вверх. – Салли вздохнул. – Устал я с тобой спорить.

Реймер дежурил возле букмекерской конторы, когда подъехали Салли и Уилл на “эль камино”; проигнорировав разрешенную парковку, Салли сдал задом и остановился на полосатом треугольнике прямо под знаком “Парковка запрещена”. Полицейский громко вздохнул. За последнюю пару недель он выписал Салли полдюжины штрафов, притом что “эль камино” был чужой и полицейский знал, что это машина Карла Робака, а Карл Робак дружит с шефом полиции и может отменить любой штраф, выписанный Реймером. Салли игнорировал разрешенную парковку, чтобы подразнить Реймера. И это было только начало.

– Давай повеселимся, – сказал Салли внуку, когда они выбрались из машины, и добавил громче: – Поздоровайся с этим высоким уродливым дяденькой в униформе.