— Дай еще. У меня как-то жизнь в последнее время не заладилась… Тебе не интересно?

— Нет, почему… говори… — низким баском ответила Ольга.

Она по опыту знала, как людей тянет вывернуть душу перед таким вот случайным попутчиком, которого больше никогда не увидишь. А если еще и лица его не разглядеть и ему тебя плохо видно, то вообще — к психотерапевту не ходи.

— Знаешь, я ведь ему смерти желала, — неожиданно призналась Наташка. — Вымотал он меня совсем. То подай, то забери. Лежачий, понимаешь. Я с работы приду усталая, а еще его ворочать надо, мыть, простыни ссаные стирать… Такой капризный стал, придирчивый, и пилит, и пилит… Я и шлюха, и проститутка, и неуч. Только стаканы мыть да водку наливать в жизни и выучилась… Знаешь, как обидно?

— Моя мать такая же, — вздохнула Ольга.

— Все они, наверное, в старости одинаковые, — кивнула Наташка. — Но только теперь вот, представляешь, не хватает его, и все тут!

Она вытерла слезу и нервно затянулась. Ольга молчала, не зная, что ей ответить.

— Я ночью проснусь и прислушиваюсь, не хрипит? не кашляет? А потом только соображу, что его нет… — продолжила Наташка. — С работы бегу, думаю, что на обед варить… А вспомню, кому варить? Себе, что ли? Я вот рвалась в Москву, хотела в модельное агентство поступить, все знакомые в один голос твердили: «Тебе, Наташка, только в модели!» Он меня по рукам и ногам связывал. Теперь свобода! — Она горько усмехнулась. — Ну, скатала я в Москву, разгонять тоску! И что? Кому я там на фиг сдалась?! Там таких, как я, со всей страны толпы шастают. Совсем соплюшки, от горшка два вершка, ноги вырастили — и туда же, уже себя на продажу выставляют. Глазки строят, показывают, что на все согласны… Я как подумала, что и я так же, наверное, выгляжу, так собрала манатки и обратно.

— Да не, ты красивая, — неловко сказала Ольга. — Пробьешься…

— Правда? — криво усмехнулась Наташка. — Значит, я тебе нравлюсь? Тогда, может, пойдешь со мной? Хочешь меня, пацан?

— Ты что, дура? — сорвалась на крик Ольга. — Правильно твой отец говорил: шлюха ты!

— Сам дурак, — спокойно отозвалась Наташка. — Не хочешь, не надо… Я тебя тоже не хочу. Просто хочется, чтоб кто-то рядом был. Знаешь, так одиноко… хоть волком вой…

Ольга стояла на перроне воронежского вокзала в задумчивости. На соседнюю платформу только что прибыл состав, но вся беда была в том, что на всех идущих в родной город поездах были знакомые, местные бригады.

С одними из них Ольга ездила на столицу, с другими на Питер, с третьими на Мурманск, с четвертыми на Саратов. Да, по сути, все почти в их маленьком проводницком коллективе друг друга знали. Кого расформировывали, кого прикрепляли к новой бригаде, к новой сменщице. В общем, если кто-то кого-то и не знал, то хотя бы слышал о нем.

А Ольге не хотелось попадаться знакомым на глаза в таком виде. Не хотелось лишних расспросов, сочувственных вздохов. То, что даже Наташка Малькова ее не узнала, больно резануло по самолюбию. Словно они с ней все еще соперничали за Никитино расположение и Ольга проиграла красотке Наташке.

Ей хотелось, словно больному зверю, забраться в свою нору и зализывать раны, отращивать волосы, до тех пор, пока она не обретет привычный человеческий облик.

…Она выбрала проходящий пассажирский через Ростов и подошла в проводнице последнего вагона.

— До Ростова, тетенька, подбросите? — жалобно заканючила она, по опыту зная, как жалко становится молоденьких бродяжек.

— У тебя и денег, поди, нет, — смерила ее взглядом пожилая проводница.

— Двадцать рублей! — гордо сказала Ольга.

Билет до Ростова стоил в пять раз больше, но тетка махнула рукой и протянула руку.

— Давай. Иди в конец вагона на третью полку и лежи как мышь.

Ольга торопливо юркнула в вагон, вскарабкалась на третью полку в крайнем отсеке-купе переполненного плацкартного вагона и замерла там.

Внизу по-студенчески ужинала компания молодежи: пивом и хлебом с майонезом. Они разговаривали возбужденно, громко, мешая Ольге заснуть.

Худощавый смешной парнишка с длинными волосами прихлебывал пиво и декламировал стихи, сам себя перебивая, останавливаясь после каждой фразы и комментируя прочитанное.

Стихи были странные, строчки вязались друг с другом причудливой вязью, без всякого видимого смысла, который ускользал от Ольги, растворялся в завораживающей ритмике слов:

Дальше студенты посыпали малопонятными терминами: символизм, акмеизм, называли незнакомые фамилии, и Ольге было странно, что этих незнакомцев они именуют великими русскими поэтами.

Она свесилась вниз и глянула на обложку лежавшей на столе книги. Прочла на корешке «Осип Мандельштам» и удивилась. Никогда о таком не слышала. Да и откуда ей было услышать? В школе они его не проходили, да и окончила Ольга всего девять классов, и ее знание русской поэзии ограничилось «Евгением Онегиным» и «Горем от ума».

Непонятно, почему странно сложенные слова все крутились в голове, ритмично проговаривались в такт стуку вагонных колес:

Что такое этот театральный капор? Виделось что-то кружевное, пенное, словно молочный коктейль, который проносят мимо носа, не дав попробовать.

И вместе с этим пенным, вкусным чудом проходит мимо жизнь… Нет, жизнь и есть этот сладкий молочный коктейль с сиропом, жизнь и есть эта кружевная пена… только предназначена она не для Ольги. Ее готовят для кого-то другого, чистенького, умненького, подающего надежды… А она уже выброшена на обочину и должна сознавать, что нельзя трогать это чудо своими грязными руками. Можно только смотреть, как оно проплывает мимо носа…

Все покатилось кубарем, сорвалось с катушек, понеслось кувырком… Такая простая и ясная жизнь превратилась в сумбур и хаос из-за какой-то нелепой случайности…

Она спала до самого Ростова, пока рано утром ее не растолкала сердобольная проводница.

— Станция Березай, кому надо — вылезай, — вполголоса сказала она.

Ольга не стала злоупотреблять ее терпением и быстренько спрыгнула с полки. Студенты спали, разметав из-под одеял руки и ноги, видно, засиделись допоздна. Между полками по полу катались, позвякивая, пустые бутылки.

Проводница жалостливо глянула на Ольгу и сказала:

— Ты возьми бутылочки-то… На вокзале сдашь, поесть купишь…

Но Ольгу вдруг обожгло стыдом, хотя в поездках они с Лидкой всегда подбирали за пассажирами бутылки. На формировке к ним приходил один и тот же дедок и брал их оптом, со скидкой. Но сейчас почему-то она не могла себя пересилить. Ольга покраснела, буркнула:

— Нет, спасибо, — и вымелась на перрон.

Около билетных касс висело расписание. Поезд до Краснодара отправлялся только вечером. Но так даже удобнее было. По ночам контролеры не ходят, они тоже люди, спать хотят.

Ольга погуляла по вокзалу, нашла свободное кресло в зале ожидания и устроилась в нем поудобнее. Вокзал недавно отремонтировали, в центре зала под потолком висел включенный телевизор, так что можно было ждать вечера с комфортом.

Первым к платформе подошел мурманский поезд. Ольга выглянула из окна зала ожидания и поморщилась. Прямо напротив ее окна стояла бригадирша тетя Лена, которая когда-то была напарницей ее матери. Ехать с ней — все равно что под танком побывать. Это значит, что придется сначала ответить на полный набор вопросов, а потом выслушать длинную нотацию по поводу их взаимоотношений с Ксенией. Нет уж, лучше подождать еще пару часов, чем попасть тетке Лене на зубок…