Ольга села в сквере на лавочке напротив бара. До отправления поезда оставалось еще несколько часов. Густые невысокие кусты давно никто не стриг, и они росли беспорядочно, спутанными шапками. Зато, нагнувшись, за ними можно было отлично спрятаться. Ольга расположилась поудобнее, закурила, примяла несколько веточек, чтоб они образовали некое подобие окошка, и принялась ждать.

Через час захотелось есть, но Ольга боялась покинуть свой пост наблюдения. Чувство голода заглушали сигареты, она курила их одну за другой, и скоро вся трава вокруг лавочки была усеяна окурками.

Она пожалела, что не взяла с собой куртку. Осенняя погода обманчива. Днем была совсем летняя жара, а как только стало стремительно смеркаться, так и похолодало. С гор подул резкий порывистый ветер, он шумел в парке, путался в кронах деревьев, шебуршил и спутывал тонкие ветки кустарника. А Ольгу, одетую в легкую футболку, пронизывал до костей.

Скоро стемнело, на центральной улице зажглись фонари, ярко вспыхнула неоновая вывеска перед входом в бар. И вдруг в ее внезапном вздрагивающем свете Ольга увидела Никиту.

Он вышел из двери, остановился, закурил, отвернувшись от ветра, и медленно пошел к троллейбусной остановке. Ольга вскочила и бросилась за ним по противоположной стороне улицы, прячась за кустами живой изгороди.

Черт! Выходит, она пропустила, как он вошел в бар… Или Наташка впустила его через служебный вход? Эх. раззява! О служебном входе она и не подумала. Размечталась, что Бог Наташку мозгами обделил, и не учла, что ей тоже не больно-то много досталось…

А может, Никита все это время был в баре? И знает, что она приходила… Или даже видел ее?

К остановке подошел троллейбус. На несколько секунд он закрыл от нее Никиту, и Ольгу вдруг охватил панический страх. Почему-то показалось, что она никогда больше его не увидит… Что троллейбус отъедет от остановки, а Никиты не будет… и не потому, что он просто уехал в нем, а вообще никогда больше…

Позабыв о своей конспирации, Ольга выскочила из-за кустов и помчалась через дорогу наперерез троллейбусу. Рядом раздался визг тормозов, кто-то из водителей вдогонку ее крепко обматерил. Хорошо, что в их маленьком городе даже на главной улице не слишком оживленное движение, не то Ольге не удалось бы выбраться целой и невредимой из-под колес Она метнулась перед стеклом водителя — он выразительно покрутил ей пальцем у виска — и в последнюю минуту вскочила в салон. Двери захлопнулись.

Никита стоял у средних дверей. Вытянув шею, Ольга сумела разглядеть его сквозь плотную толпу пассажиров. Она поднялась на цыпочки и неотрывно стала следить за ним, прикрываясь широким плечом полной тетки.

Кажется, Никита ее не заметил. Он стоял совершенно спокойно, не глядя в ее сторону. Троллейбус миновал несколько остановок, и Никита двинулся к выходу, остановился около подножки, взялся за боковой поручень. Ольга напряглась. Следующей остановкой был микрорайон Зеленая Горка, как раз тот. о котором говорил Мишка Збаринов. Но Ольга уже обошла его вдоль и поперек, однако никто не мог указать ей, где живет Никита.

На остановке он спрыгнул с подножки и легко пошел вперед. Ольга пропустила его немного и пустилась следом. Никита шагал по узкой аллейке, с двух сторон обсаженной чахлыми пирамидальными тополями, в глубь микрорайона. Аллейка вилась между обшарпанными пятиэтажками, наискось пересекла пустырь, на котором был разбит импровизированный арбузно-дынный рынок, и оканчивалась около длинного дома чудовищной архитектуры, именуемою в народе «Китайской стеной».

Ольга спряталась за деревце и издали проводила его взглядом. Никита подошел к подъезду, помедлил, но вдруг передумал входить, вернулся на несколько шагов и сел на лавочку. В тусклом свете лампочки, болтающейся под козырьком подъезда, Ольге показалось, что виду Никиты несчастный и растерянный. Она набралась решимости, отклеилась от ствола тополя и зашагала к нему.

— Привет, — сказала Ольга как можно равнодушнее и села на лавочку рядом. — Отличная погодка.

— Да нет, прохладно, — ответил Никита.

Она обрадовалась уже тому, что он ответил, и продолжила нарочито бойко:

— Давно не виделись. Чего ты пропал? Дела, что ли?

— Дела… — Он помолчал.

— Хреновые дела, Никит, — торопливо подхватила Ольга. — Я ведь поняла…

Он резко повернулся, и она даже в неверном тусклом свете далекой лампочки заметила, как он побледнел.

— Ты забудь, что такая понятливая, ясно? И вообще ты меня не знаешь. И я тебя никогда в жизни не видел. Разбежались.

Ольга обомлела. Как это? Он хочет сказать, что ничего не было… и не будет?

— Подожди… — голос прозвучал до противного жалобно.

— Опасно ждать, крошка. Это уже не игрушки, если ты все правильно поняла…

Глаза его сузились, как у хищной кошки. Он положил руку ей на колено и сжал его.

— Но ведь я буду молчать, Никита… Я никому ни слова, честно… — залепетала Ольга.

— Ты умная девочка, — проникновенно сказал он. — Не ревнуешь. Хотя, я знаю, была у Наташки.

— Она кукла, — выпалила Ольга.

— Почему? — удивился Никита. — Она славный человечек. Добрый. Почему ты осуждаешь других? И потом, я ведь не обещал хранить тебе верность.

— Нет… — потупилась Ольга, чувствуя, как теки начинают заливаться краской.

— Ну так я и не хранил. — Никита ухмыльнулся. — Я же честно предупредил, чтоб ты ни на что особо не рассчитывала…

— Да… — выдохнула Ольга. — Только ты дал понять… В общем, говорил же, тебе меня одной хватит… в смысле, что все у нас будет…

Он вздохнул, протянул руку, обхватил ее за плечи и прижал к себе. Ольга уткнулась носом ему в плечо, боясь пошевелиться. Знакомый теплый запах нагретого солнцем, разгоряченного тела… Знакомое прикосновение крепкого бедра… Знакомая ямка чуть пониже плеча, в которой так уютно привыкла устраиваться ее щека…

— Я тоже так думал, — сказал он. — Честно. Я тебе не парил.

— Но тогда почему?… — всхлипнула Ольга.

Он слегка отодвинулся, сказал недовольно:

— Ну, только без сырости. У нас же взрослый разговор, малыш. Как у больших, ясно?

— Да. — Ольга перевела дыхание и покрепче прильнула к нему.

Было в его голосе что-то тоскливо-безысходное, хотя он и храбрился, старался держаться независимо… Она вдруг поняла, что Никита тоже боится. Только его страх еще страшнее, чем ее, потому что он у него имеет неопровержимые обоснования, а у нее основан на догадках.

От жуткого ощущения нависшей над ними опасности у нее по коже побежали мурашки. От резкого озноба тонкие волоски на руках встали дыбом. Никита почувствовал, что она дрожит, и вдруг быстро повернул ее к себе, приподнял за подбородок лицо и впился в губы таким крепким поцелуем, что Ольга невольно подумала: «Как перед смертью…»

Она обвила его шею руками и тоже сжала крепко-накрепко, словно кто-то неведомый пытался растащить их в разные стороны, а она своим объятием не давала этого сделать. Дыхание перехватило, грудь словно пронзила острая спица, а по щекам сами собой покатились слезы.

— Я люблю тебя, Никита… — выдохнула она. — Я так тебя люблю… Я не смогу без тебя…

— Девочка моя… — в его голосе прозвучала неподдельная нежность. — Потерпи немного… Бог даст, будем живы, тогда и…

— Когда? — Она сглотнула горький ком в горле. — Сколько мне терпеть? Без тебя каждый день, как год… нет… как полжизни…

Он закрыл ей губы очередным поцелуем, крепко стиснул руками податливое, льнущее к нему тело… и отстранился.

— Нет, это только себя мучить, — хрипло сказал он. — Это счастье, что ты еще жива. Ты хоть знаешь, что тебя могли пришить еще на Каланчевке?

Ольга обмерла, даже руки похолодели от страшной, внезапно пронзившей ее догадки:

— А ты знал?

Никита отвернулся.

— Я после догадался. Честно. Я бы тобой никогда рисковать не стал. Я, конечно, козел по жизни, но ведь не такой подонок. И я тебе совет даю в твоих же интересах. Ты бы лучше свинтила куда-нибудь на время.