Теперь же она с подозрением вглядывалась в каждое нерусское лицо, и черные волосы и смуглая кожа уже заставляли ее относиться к их владельцу с предубеждением.

А в больнице «скорой помощи», да еще в их травматологическом отделении, настоящих москвичей было мало. В основном сюда попадали приезжие или те, кто полулегально работал на рынках. Лечь в больницу они могли, только вызвав «скорую», иначе без полиса их никто дальше дежурной не пустил бы.

Черноглазая Зухра торговала на Выхино зеленью, Оксана — на Черкизовском обувью, из москвичек залежалась только бабушка Петелина, она была одинокая, никто к ней не приходил, а остальных родственники через пару дней, оправившись от шока, переводили в больницу получше.

Веселая Оксана забавляла Ольгу рассказами о том, как легко можно обдурить родную железную дорогу. Ольга думала, что все хитрости сама знает наперечет, ан нет, народ изворачивался и придумывал все новые и новые.

Вот Оксанка живет в Харькове, у нее там дочка в школу ходит. Так неужели она станет платить триста рублей туда да триста обратно, чтоб навестить ребенка в отгулы? Нет… Оксана смекнула, что триста — это от Москвы до Харькова, потому что «заграница». А до российского Белгорода на том же поезде всего сто. А Белгород от Харькова знаете как далеко? Жуть! Целых два часа на электричке… Оксанка и выходит в Белгороде, проделывая за двадцатку остаток пути в пригородном поезде. И так каждую поездку почти четыреста рублей экономит.

А соседка по палате Наташка четко рассчитала, что ей до родной Костромы платить двести рублей невыгодно. Она просится без билета в вагон, называет ближнюю станцию и дает проводнице двадцатку. Потом переходит в следующий вагон и просится уже до Ярославля, а потом в следующем от Ярославля до Костромы. Причем хитрая Наташка выбирает ночной скорый поезд, чтобы контролеры не ходили. Пути скорому всего шесть часов, в каждом вагоне Наташка проводила часа по два, никому не мешает, сидит тихо в коридоре на откидном стульчике.

А богомольную Алену проводники вообще бесплатно по России возят. Она странная, не от мира сего. Ездит по монастырям, то там немного поживет, то сям. А то пешком ходила, пока какие-то свои грехи не замолила.

Ольга слушала их рассказы и диву давалась. Они с Лидкой такие уж хитрые были, такие ушлые, а пассажиры все равно хитрее.

Но большую часть времени она не слушала болтовню товарок по несчастью, а думала. И будущее начинало казаться ей безрадостным.

Машину, которая сбила ее, конечно, не нашли. Немногочисленные свидетели не запомнили номера, а сидевший за рулем ублюдок, вместо того чтобы остановиться, нажал на газ. Раньше Ольга считала это происшествие нелепой случайностью. Ну, вывернул из-за угла какой-то псих, мало ли пьяных по улицам гоняет. А сейчас она задумалась, а может, это не просто так? Может, этот тип караулил именно ее?

Хотя кому она нужна настолько, чтоб ехать за ней в столицу, рыскать там по улицам в поисках ее и сбивать, рискуя быть задержанным?

Никому… только разве что судьбе…

Это она, судьба — судья, видящая внутренним оком сквозь плотную повязку на глазах Фемида. Это от нее невозможно скрыться, это она взвешивает на своих весах Ольгин невольный грех, а в другой руке держит карающий меч. И ждет только одной ей ведомого сигнала, чтоб опустить его на Ольгину голову.

Теперь знаки судьбы она видела во всем, карающие, предупреждающие знаки… Словно невидимая рука возмездия следовала за ней, отнимая по очереди все то, что она, сама того не желая, отняла у других…

Она уже лишилась любимого, как и многие из тех, кто жил в несчастных домах. Теперь у нее отняли деньги ради которых она взялась провезти тот страшный груз. А вместе с деньгами она лишилась возможности купить себе квартиру… Все правильно, ведь те люди тоже лишились дома…

Что еще на очереди? Что еще отнимет в наказание у нее жестокая судьба? Жестокая, но справедливая… Ольга теперь стала относиться к этим ударам с каким-то смирением, словно мазохист, растравляющий свои раны. Она не сомневалась, что механизм воздаяния еще только занес над ней карающую десницу, хотя и не знала таких слов, как «карма» и «механизм воздаяния». Да и христианское: «по делам вашим воздастся вам» она не помнила.

Она довела себя такими мыслями уже до того, что становилось страшно подумать о том дне, когда снимут гипс и ей придется переступить порог больницы «скорой помощи».

И вот этот день настал. Ольга потерла онемевшую под гипсом руку, попрощалась с оставшимися в палате женщинами и спустилась вниз по широкой, холодной лестнице. В приемном покое ей выдали джинсы, свитер и кроссовки.

— А где носки? — удивилась Ольга.

— Не знаю, — пожала плечами кастелянша. — В списке вещей есть носки? Нет? Так какие ко мне претензии? Мне что, носки твои грязные нужны?

Ольга молча оделась и пошла к выходу.

— Коренева, — окликнула ее санитарка. — Выписку подождите. Сейчас главврач подпишет…

— Мне она не нужна, — ответила Ольга.

Она толкнула тяжелую дверь и замерла, пораженная. ослепленная сияющим ярким светом. Весь двор больницы был покрыт чистым, не заляпанным грязью снегом. Ярко светило солнце, и снег искрился, словно вспыхивало множество мелких огней.

— Коренева! — снова позвала дежурная санитарка. — Ты что ж, без пальто? Там мороз, между прочим, минус двадцать!

— У меня нет пальто, я так, — Ольга махнула ей рукой, захлопнула за собой дверь и ступила на пушистый белый снег.

Но сияющая чистота была недолговечной. Из-за угла выехала «скорая помощь», въехала на пандус и остановилась перед приемным покоем. Вслед за ней в ворота въехала другая. Едва прикрытая снегом смерзшаяся грязь и ошметки соленого льда полетели из-под колес.

— Все нормально! — усмехнулась Ольга.

Она бодро зашагала к воротам, стрельнула у стоящего там охранника сигаретку и узнала, где ближайшее метро.

Спасибо, научили уму-разуму Оксана с Наташкой. Только Ольга знала про поезда больше, чем они, а потому и уловок могла придумать не в пример больше.

Она совсем закоченела, пока добралась до метро на фиском трамвайчике. Там она умудрилась проскользнуть мимо тетки, воспользовавшись тем, что в утренний час «пик» через турникет проходила толпа народа.

В метро было тепло, и Ольга слегка отогрелась. Она ехала в вагоне наугад, присматриваясь к станциям. Одна ей чем-то понравилась, Ольга не давала себе труда задуматься чем. Она вышла из вагона, поднялась в переход между станциями и остановилась рядом с необычной нищенкой.

Интеллигентного вида пожилая женщина держала табличку с надписью: «Люди, будьте милосердны к братьям нашим меньшим». А рядом с ней в корзинке, устланной мягким матрасиком, сидела ухоженная толстая такса с медалями на ошейнике и табличкой на груди: «Помогите матери-героине. У меня шестеро детей». Щенков при этом почему-то не было рядом, но никто не задавался вопросом, где же они.

В основном люди спешили мимо, но некоторые останавливались, читали таблички, улыбались и подавали милостыню. Женщина подставляла коробочку и с достоинством благодарила.

Ольга поразмыслила немного и решила, что это как раз то, что она искала. Она подошла к собаке, подвинула корзинку в сторону и села на пол около стены, скрестив ноги и вытянув ладошки горсткой.

Женщина покосилась на нее, и тут же с нее слетел весь налет интеллигентности.

— Чего уселся тут, урод?! — зашипела она. — Пошел вон! Это мое место!

— Купленное, что ли? — буркнула Ольга.

— Купленное! — взвизгнула женщина. — Я тебя в милицию сдам!

В этот момент псина забеспокоилась, зачесалась, выпрыгнула из корзинки, отбежала в сторону, натянув поводок… и по-кобелиному задрала заднюю ногу. Обрызгав струйкой колоннаду перехода, «мать-героиня» вернулась на место в корзинку.

— Давай сдавай! — расхохоталась Ольга. — А я твоему кобелю ногу задеру и народу кое-что покажу…

— Тихо, не ори! — зашипела женщина.