— Больно… — жалобно пискнула она.
— Молчи. Слушай сюда. Ты мне должна, а долги надо платить. И ты заплатишь. Завтра.
Глаза заволокло туманом, очертания предметов стали нерезкими… Сначала показалось, что за окном внезапно пошел дождь, и лишь через секунду Ольга осознала, что плачет.
Конечно, он прав. Она сама виновата. Не проверила деньги у длинноносого, а он ее кинул из мести. И в этот раз сама на контролеров нарвалась, никто не заставлял торговать. Везла бы в Москву, как Никита велел, авось, и не сунулись бы под полку. А может, и вообще другой вагон для проверки выбрали…
Он прав. Долги надо платить. Но почему он так жестоко с ней разговаривает? В чем он ее обвиняет9 Ведь у нее и в мыслях не было его обманывать или пользоваться тем, что они стали близки. Наоборот…
Она судорожно перевела дыхание и сказала:
— Я отдам. Ты не волнуйся. У меня на квартиру отложено. Я могу даже баксами тебе вернуть… Только ты не думай, что я нарочно…
Его пальцы опять сжались на запястье, он рывком придвинул ее к себе и усадил на колено. Прошелся пальцами по затылку, запрокинул Ольге голову и глянул в лицо.
— Отдашь… Какая шустрая… Думаешь, мне баксы твои нужны? Мне обидно, что меня баба подставить хотела. Меня, цыпочка, еще ни одна не кидала. Учти, со мной такой номер не проходит.
Ольга всхлипнула. Мучительно захотелось прижаться к нему, прильнуть к щеке, найти губами его губы, которые бросают такие несправедливые, жесткие слова… Она качнулась к нему, невольно обхватила рукой за шею, ткнулась носом в волосы… и задохнулась от нежности… Такой родной, теплый запах…
— Ну-ну, не сопливь, — Никита слегка отстранился, но голос его смягчился. — И не привыкай платить телом, учти: я брезгливый.
Рыдания комом встали в горле и прорвались наружу. Ольга прижалась к нему, обнимала, целовала, куда могла дотянуться, беспорядочно: в щеки в нос, в ухо… и бормотала исступленно:
— Я же люблю тебя… Никита… ты не думай… Я ради тебя все сделаю… все, что хочешь… Я не нарочно…
Она чувствовала, как его тело постепенно напрягается, наливается желанием, как руки начинают шарить по ее телу, а губы отвечать на ее поцелуи… Наконец он опрокинул ее на полку, рывком задрал форменную юбчонку и навалился сверху.
Они любили друг друга торопливо, с какой-то исступленной страстностью, словно оба настаивали на своих правах друг на друга. Было и сладко, и горько одновременно. Хотелось и плакать, и петь от счастья…
Наконец Никита отстранился, перевернулся на спину и достал со столика сигареты. Сказал с неловкой усмешкой:
— Не думай, что я уже обо всем забыл. Если я забуду, мне другие напомнят. Ты ведь не только себя, ты меня подставила, лапонька…
Ольга приподнялась на локте и испуганно посмотрела ему в лицо.
— Ты кому-то должен, Никита? Сколько? Я же сказала, что у меня немного есть. Я дам тебе, если нужно…
— Остынь, — он заметно смягчился после ее слов. — Есть вариант. Сделаешь мне одну услугу, и мы оба рассчитаемся.
— Какую услугу?
— Товар перевезешь. Но учти, товар серьезный. Не дай бог с ним что — нам обоим не жить.
— Нет, Никита, я боюсь! Сейчас проверка на дороге. Сам знаешь, что случилось…
— Так значит, больше тебя не прошмонают, — резонно заметил он. — В одну воронку снаряд два раза не падает.
— Знаю, слышала, — буркнула Ольга. — А у нас за неделю два контролера. А Бог троицу любит. Слыхал?
Никита приподнял за подбородок ее лицо и пристально посмотрел в глаза. Ольге даже неловко стало — она часто-часто заморгала, смахнула нечаянную слезинку.
— Девочка, ты не поняла, — серьезно сказал он. — У нас нет выбора. Я не буду тебя грузить моими проблемами, но их просто так деньгами не решить. Так что зажми свои золотые в потном кулачке и закопай их на Поле чудес. Поливай и жди урожая Меня они не спасут.
— А если я перевезу товар, то ты будешь в расчете? — не поверила Ольга. — Странно как-то…
— Товар дорогой. А перевозка еще дороже — Никита затянулся сигаретой и добавил. — И мы за него головой отвечаем. В прямом смысле. — Он усмехнулся и чикнул себя пальцем по шее — Иначе кирдык-башка…
— Я поняла, поняла, — торопливо кивнула Ольга. — Если это вправду так серьезно Если тебе нужно… Конечно, я все сделаю… Только я боюсь. Никита…
Он прижал ее к себе и серьезно сказал, помолчав:
— Я и сам боюсь, девочка…
Лидка свесилась с подножки и довольно ухмыльнулась. По платформе к ним бежал Игорек с букетом роз и большой коробкой под мышкой.
Ольга поцеловала Никиту, прильнула к нему, а он опять ее отодвинул.
— Ну, не висни, не на войну ухожу. Через пару часов увидимся.
— Ты придешь к отправлению?
— Нет. Жди груз в Тоннельной. Вы сколько стоите?
— Пятнадцать минут.
— Тогда успеем.
В узком проходе вагона была давка. Встречающие поднимались в вагон и мешали выходить пассажирам. Кто-то с кем-то ругался, кто-то смеялся, кто-то целовался. Наконец вся эта гомонящая людская масса выплеснулась на перрон. Тогда и Никита вышел из купе.
— Открой мне ту дверь, — велел он.
И Ольга послушно отворила противоположный выход — не к вокзалу, а между путями. Никита спрыгнул вниз, махнул ей и быстро пошел прочь. Он перебрался через площадку стоящего рядом товарняка и скоро скрылся из виду.
Даже не оглянулся… Ольга вздохнула. На душе было тревожно.
— Ты смотри, что он принес! — гаркнула над ухом Лидка. — На розы раскошелился… Зашибись!
Игорек чувствовал, что почти прощен, и довольно улыбался. Лидка демонстративно не обращала внимания на большую розовую коробку у него в руках, а он поворачивал ее то так, то эдак, но тоже молчал: ждал, когда спросят. Ольга пришла ему на выручку:
— Что там у тебя, Игорек? Зефир в шоколаде?
— А что, похоже?
— Он меня нарочно откармливает, — сказала Лидка. — Хочет, чтоб на меня ни один мужик не взглянул. Я скоро в двери проходить не буду…
— Ничего, я проем расширю, — хмыкнул Игорек. — Не проблема. Только это не зефир, девочки… И вообще несъедобное…
— Какие-нибудь причиндалы? — догадалась Ольга.
Игорек распахнул крышку коробки, откидную, на розовых атласных ленточках, и жестом фокусника торжественно извлек оттуда белоснежную длинную фату. Многослойная, затканная шелковыми цветами, она была настоящим произведением искусства. Лида ахнула, отступила на шаг, чтоб получше рассмотреть это чудо… и тут же закричала на жениха:
— Убери немедленно! С ума сошел?! Сейчас все испачкаешь!
Она вытянула руку, двумя пальчиками ухватила фату за краешек и принялась запихивать ее обратно в коробку. Но по толстым щекам ее расплылась счастливая полуулыбка, хотя Лидка изо всех сил старалась быть по-прежнему строгой.
— Дорого, поди? — выговаривала она Игорьку. — Небось, кучу денег спустил?! Ох, совсем ты себя в тратах не контролируешь. Как жить будем? Я, значит, работать, крутиться, рисковать, а ты прогуливать? Швырять налево и направо, так?
— Да что ты, Лидок! — Игорек от неожиданности жалко залепетал: — Я же это… как лучше… Для тебя Мне же для тебя ничего не жалко, я же могу на хлебе и воде жить!
— На хлебе и водке! — фыркнула Лидка. — Тюря называется. А еще ты и на одной водке без хлеба можешь. — И тут же посерьезнела, ласково провела ладонью по щеке Игорька. — Что-то ты у меня похудел… Котлеты все доел, что я в прошлый раз лепила?
— Давно, — переглотнул Игорек. — Что там было-то!
— Я ж тебе сто штук нажарила'. - ахнула Лидка — Ну, ты и троглодит!
— Так две недели прошло! — жалобно сказал Игорек. — Я и борщ съел, и картошку всю…
— Пельмени бы купил, — строго сказала Лидка.
— На что? — Игорек вздохнул и покосился на коробку с фатой. — Она вообще-то жутко дорогая, Лидок…
— Все деньги ахнул? — догадалась Лидка.
— Все… Но ты не расстраивайся, — заторопился Игорь. — Я уже в комиссионке договорился Они у нас сразу после свадьбы ее примут, и почти за те же деньги. У заведующей племяшка замуж собралась… Удачно, правда?
