— Что с ней случилось?

— Я не знаю. Однажды утром я проснулся, а ее не было. Нахмурив брови, он качает головой.

— Я не знаю, забрал ли ее кто-то, или она поднялась и ушла.

Каким ужасом это, должно быть, было для него — все эти годы гадать, что случилось с его матерью. И какая судьба могла быть хуже?

— Могу я задать тебе вопрос? В голосе Кадмуса есть что-то успокаивающее. Он напоминает мне о Валдисе, такой глубокий и насыщенный, когда вибрирует у меня в ушах.

— Да, конечно. Я отбрасываю мысли о Валдисе в сторону, опасаясь паники, которая может поглотить меня в любую секунду. Неразрешенная боль от очередного тупика в наших попытках выследить этих мятежников и освободить его.

— Той ночью я спустился в туннели. Ты действительно собиралась позволить мне трахнуть тебя?

Выдыхая, я переключаю свое внимание на его профиль, в котором нет и намека на веселье.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом сейчас?

— Я же говорил тебе, Кали. Я получаю удовольствие от боли. Каждый удар. Каждый порез. Напоминает мне, что я все еще что-то чувствую.

Этот вопрос я задавала себе с той ночи, и в свете чувства вины, которое все еще терзает мое сердце после того, что мы только что сделали, сейчас я могла бы ответить на него по-другому.

— Я бы сделала все, чтобы быть с Валдисом. Но не за твой счет.

— Ну, разве это не пинок под зад.

— В конце концов, я могла бы попробовать это. Я хихикаю, толкая его локтем в руку.

Фыркая от смеха, он отводит взгляд и качает головой.

— Вероятно, я бы заслужил это, за все то грязное дерьмо, которое я думал сделать с тобой тогда. Его улыбка исчезает, превращаясь во что-то более серьезное.

— Я бы никогда не прикоснулся к тебе таким образом сейчас. Страдальчески сдвинув брови, он отводит взгляд, его горло судорожно сглатывает, когда эта тьма снова омрачает выражение его лица.

— Никогда.

— Я знаю, что ты бы не стал. Прижимая ладонь к его щеке, я возвращаю его глаза к своим.

— У тебя доброе сердце. Глубоко, глубоко в глубине души. Я поджимаю губы, чтобы сдержать улыбку.

— Как… дно морской пучины.

— Да. Его губы снова растягиваются в ухмылке, глаза светлее, чем раньше.

— Покрыты черным рыбьим дерьмом.

Мы оба смеемся, и я прикладываю ухо к его сердцу.

— Ну, по крайней мере, мы знаем, где это найти.

При звуке возни снаружи я поднимаю голову, и Кадмус шевелится подо мной. Оглядываясь на него, я вижу, что он прижимает палец к губам, когда садится рядом со мной. Две фигуры стоят у входа в грузовик — мужчина, которого я никогда раньше не видела, одетый в лохмотья, которые свисают с его тела, приставляет пистолет к виску Брэндона.

— Что это за чертовщина? О женщине есть. Ухмылка мужчины расширяется до беззубой улыбки, и когда Кадмус делает шаг вперед, он направляет пистолет на него, затем обратно на Брэндона.

— Ты просто оставайся на месте.

— Кто ты? Скучающий тон в голосе Кадмуса говорит мне, что этот человек ему не угрожает и он не беспокоится за Брэндона.

Кроме того, когда огромная фигура шагает к двум мужчинам, становится ясно, что незнакомцу сейчас есть о чем беспокоиться больше, чем любому из нас. Лезвие, которым владеет Титус, скользит сзади под его горлом, и мужчина отпускает Брэндона, подняв руки в знак капитуляции.

Оказавшись на свободе, Брэндон свирепо смотрит на своего похитителя.

— Собирал кое-какие припасы, когда этот засранец приставил пистолет к моей голове.

— Где? Есть ли другие? Моя внезапная интрига оживляет зацепку, которую я считала мертвой.

Однако становится понятным, почему мы не нашли бы повстанцев у всех на виду. Конечно, они бы прятались. Это то, что они, как известно, делали. Как им удалось ускользнуть от Легиона.

— Одно из зданий, — отвечает Брэндон, забираясь со мной в кузов грузовика.

Еще двое мужчин подкрадываются к Титусу, но его взгляд, скользящий в сторону, говорит мне, что он почувствовал их. Оба мужчины держат пистолеты на вытянутых руках и направлены на него. На одном из них черный кожаный жилет и седая борода, на другом белая футболка с пятнами, волосы собраны сзади в хвост.

Если бы моими спутниками были кто-то другие, я бы, вероятно, задрожала при виде этого, но это не так. И это только вопрос времени, когда эти незнакомцы узнают об этом.

— Брось клинок, друг, — говорит тот, что в кожаном жилете, но Титус не подчиняется.

Пыхтя, Кадмус встает, его обнаженное тело полностью выставлено на всеобщее обозрение, пока он обыскивает грузовик, предположительно в поисках своей одежды.

— Какого хрена, по-твоему, ты делаешь? Кожаный Жилет направляет пистолет на Кадмуса, который небрежно наклоняется, чтобы поднять с пола штаны, не обращая внимания на оружие.

— Я бы предпочел, чтобы мой член не высовывался наружу, когда я убью тебя, — говорит он, в его голосе все еще чувствуется пейотль в легкой невнятности его слов, когда он засовывает ногу в штаны. Впрочем, немного — большая часть наркотика уже покинула его организм, поскольку обычно его надолго не хватает, что, как я подозреваю, связано с его размером.

Один из них, пошатываясь, направляется к грузовику, подходя сзади к Титусу.

— Я предлагаю тебе освободить моего друга, чтобы прелестной леди не пришлось наблюдать, как твои мозги разбрызгиваются по всему кузову этого грузовика.

— Мы ищем Черепа. Где мы можем их найти? Спрашивает Титус, держа клинок у горла первого незнакомца, его взгляд устремлен прямо перед собой.

— Я не вправе говорить, — отвечает Кожаный Жилет и передергивает затвор своего пистолета.

— Итак, я сказал вам освободить моего друга.

Кадмус делает шаг к ним, и третий мужчина, с хвостиком, поднимает пистолет, останавливая Альфу на полпути.

— Мы не хотим никому навредить. Ответьте на вопрос, и мы отправимся в путь. В голосе Титуса сквозит холодная, темная натура, и я чувствую себя обязанной предупредить этих людей, с чем они имеют дело, но я этого не делаю.

Кожаный Жилет хихикает и качает головой.

— Говнюк, прямо сейчас на тебя нацелены два пистолета. Пострадает только один — ты и твой друг. Я не отвечаю перед Легионом.

Я бы сказала, что это наверняка члены повстанцев, и будь проклят тот маленький огонек надежды, который снова бьется в моей груди.

— Мы не Легион, — отвечает Титус, неподвижный, как статуя, пока держит в плену первого незнакомца.

— Солдат. Грузовик. Кожаный Жилет наклоняется в сторону и машет пистолетом.

— Какое бы дерьмо ни было в этих серебряных коробках.

Сейчас в них ничего нет, но были мутации, которые прорвались бы сквозь любой улей, спрятанный здесь, вынюхивая их до того, как они поняли, что монстры были там.

На следующем вдохе Титус разворачивается, приставляя лезвие к горлу своего пленника и одновременно выбивая пистолет из рук Кожаного Жилета. Он наносит удар ногой в грудь, от которого мужчина отлетает назад, в Хвостик позади него. Стреляет пистолет, ударяясь о грузовик, и я вздрагиваю, падая в сторону, чтобы не попасть под шальную пулю.

Все это происходит в считанные секунды, и когда все заканчивается, Титус наставляет пистолет на мужчин, все еще приставив лезвие к горлу первого незнакомца.

— Становимся медленнее, старик. Кадмус выпрыгивает из грузовика, и еще один выстрел просто не попадает в него, прежде чем он выбивает пистолет из руки Конского Хвоста и ударяет костяшками пальцев по щеке мужчины.

Без усилий.

— Теперь ты ответишь на вопрос моего друга о Черепах, или я всажу пулю в твой, прежде чем начисто снесу ее с твоих плеч. Друг. В отличие от Тита, в угрозах Кадмуса есть нотка веселья, которую можно почти ошибочно принять за несерьезность.

Он целится из пистолета в ногу Конского Хвоста и стреляет. Следует вопль агонии, и на этом веселье Кадмуса заканчивается.

Он опускается на колени рядом с мужчиной, хватая его за горло. Склонив голову, Кадмус, кажется, находит интригу в сменяющихся оттенках лица мужчины. Красный. Фиолетовый. Конский Хвост открывает рот, бесполезно высовывая язык, и когда его друг бросается к Кадмусу, Альфа не удосуживается посмотреть, прежде чем его рука вытягивается, а дуло пистолета упирается в лоб Кожаного Жилета.