– Похоже мы с Вами, Маруся, под моим чутким руководством, с проблемой справились, – промокнул Артур Казбекович свой драгоценный лоб салфеткой и тут же ловко скатал ее в тонкую трубочку. – Только вот что же мне теперь с другими моими замыслами, предназначенными для этой выставки, делать прикажете?

– А Вы спросите разрешения у маэстро.

– Как это?

– Интуиция подскажет, – подмигнула Артуру Казбековичу Маруся. – Часто то, что сложным представляется, на деле решается проще простого. Вспомните, каким незамысловатым образом мы с Вами картины в трех музеях мира расколдовали.

– А это правда было? – вдруг засомневался Артур Казбекович. – Не приснилась мне вся эта более чем сюрреалистическая история?

– Ну, тогда мы с Вами в этом сне до сих пор совместно пребываем. Как думаете, он в руку? – рассмеялась Маруся.

Артур Казбекович допоздна у Маруси задержался. Разговаривали они тем вечером вовсе даже не о чрезвычайном происшествии в мире искусства, а обо всяких житейских пустяках. И только множество мелких трубочек, скрученных из салфеток, киношных билетов, магазинных чеков, конфетных оберток и даже цветочных лепестков, подбираемых Марусей в разных местах ее квартиры, выдавало присутствие в Артуре Казбековиче подсознательного напряжения.

На следующий день Артур Казбекович сообщил Марусе о том, что все файлы серии ее портретов с усами Дали чудесным образом из его макинтоша самоликвидировались. И что на творческую переработку образов разрешение от маэстро, как он полагает, получено.

– Приходите ко мне в студию, Марусенька, – с ноткой таинственности в голосе сказал Артур Казбекович. – Хочу услышать Ваше мнение насчет моего предположения.

Следующим же вечером явилась Маруся в студию.

– Гляньте-ка сюда, Маруся, – загадочно улыбаясь, указал Артур Казбекович на белую тумбочку, уставленную пластиковыми мини-копиями образов Дали. – Да не стесняйтесь, поближе наклонитесь и хорошенько вглядывайтесь.

Присмотрелась Маруся к скульптурным миниатюрам, любовно сваянным ловкими тренированными пальцами Артура Казбековича, и ахнула. Все они радостно пританцовывали и доброжелательно подмигивали. И хотя в большинстве случаев распознать, где там голова, а где другие части тела, возможности не было (не говоря уже о присутствии лиц в том или ином образе), одобряющие подмигивания читались явно и наличествовали без сомнения. Маруся никогда не смогла бы объяснить, с помощью чего скульптурки выражали то, что она улавливала, однако их позитивная расположенность была неоспорима.

– Что скажете?

– Скажу, что смущена тем фактом, что Вас это ничуть не удивляет, – улыбнулась Маруся.

– Ну не то чтобы ничуть… – снял очки и повертел их в руках Артур Казбекович. – Ведь без этих цейсовских окуляров я никаких фантасмагорических изменений на тумбочке решительно не распознаю. А вот Ваш невооруженный глаз, как оказалось, способен узреть невидимое. Тут-то Вы и попались, Марусенька! Я так и знал.

И не успела Маруся что-либо возразить, как Артур Казбекович перебил ее вопросом.

– Не находите ли Вы, что сие представление выражает полное и безоговорочное согласие самого Маэстро на мои творческие эксперименты с его бессмертными образами?

– Похоже, что так, Артур Казбекович, – подмигнула другу Маруся. – Рискните!

И Артур Казбекович рискнул.

Как ни странно, сильного резонанса скандальные музейные происшествия не вызвали. Общественность на тему магического вандализма погудела, предположения повысказывала, ученых повыслушивала, и со временем успокоилась.

Среди прочих гипотез, за возникновением которых я, по заданию Маруси, внимательно следил, говорилось об апробировании новейших технологий, применяющихся в разведке. И о магических обрядах неизвестных сект, произведших сей изобразительный эффект. И о вторжении инопланетного разума, намекающего на свою безнаказанность путем реализации необъяснимого. И о трюкачестве в духе новомодных фокусников. Но было и попадание в десяточку – какой-то шутник высказался в пользу розыгрыша, устроенного самим маэстро Дали с того света. Впрочем, шутник тот даже не подозревал, насколько удалось ему приблизиться к истине.

Ну так что ж, – поговорили и забыли. Такова природа человеческая – диковинное и непознанное, в большинстве своем, люди из памяти вычеркивают.

Что же касается выставки Артура Казбековича, наполненная заново придуманными образами, она прошла успешно. Тем более что взбудораженный недавними новостями московский люд поглощал всё, что связано с Сальвадором Дали, с удвоенным интересом.

Доложу Вам, Любезные Мои Читатели, по секрету, что пластиковые фигурки на белой тумбочке в студии Артура Казбековича с тех пор периодически оживают. Но видят это только Маруся, наделенная волшебными способностями да сам хозяин студии, вооруженный цейсовской оптикой и экстраординарным творческим потенциалом. Но оба они об этом никому не рассказывают.

Спросите, каким же образом тогда ваш покорный слуга об этом информирован? А мне по должности положено – писательской. Заслужил.

Придется вам в это поверить.

В следующей рассказке Маруся сдабривает кулинарный рецепт простейшей инновацией, в результате чего популярное блюдо становится пищевым энергетиком

Однажды воскресным мартовским утром проснулась Маруся от чудесного сна. Приснилось ей, будто заглянул к ней в комнату солнечный лучик, и, разбудив ее легким теплым касанием, призвал расшторить окна. Глянула Маруся – а за окном небо синее-пресинее, и солнце яркое-преяркое, и всё вокруг от солнечного света сияет и переливается. Рассмеялась Маруся во сне от радости и от собственного смеха пробудилась. Сие чудесное пробуждение напомнило ей о том, что сегодня последний день Масленицы, и самое время печь блины.

В распрекрасном настроении раскрыла Маруся шторы. Тут-то улыбка ее, сном порожденная, с лица и сошла. Потому как за окном обнаружила Маруся угрюмое, низкооблачное утро.

– Тоже мне – Масленица! – огорчилась Маруся. – Как же я в такую погоду солнечные блинчики печь буду?!

Села Маруся на кухонный стул и впала в задумчивость. Подперев подбородок и уставившись в одну точку, а именно – в крошечный голубеющий просвет в монохромном небе, думала она обо всем и ни о чем, как это бывает в минуты праздной рассеянности. Вдруг в мыслях своих Маруся встрепенулась и, ведомая волшебной интуицией, стала осознанно расшевеливать голубеющий просвет взглядом. Не прошло и минуты, как просвет увеличился, и показалась в нем небесная синь. А еще через минуту в просвет выглянуло солнце, запустив свой лучик в кухонное оконце.

Подошла Маруся к окну и протянула руки навстречу лучу.

– Останься! – с улыбкой попросила она.

В тот же миг сильным порывом ветра распахнуло форточку. Не успела Маруся ахнуть, как небо расчистилось, и всю Марусину кухню залило солнечным светом.

– Вот теперь самое время! – сказала довольная Маруся, достала блинную сковороду и стала тесто разводить.

Перед тем как испечь очередной блин, совмещала Маруся сковородку с солнечным лучом, а после, приговаривая неизвестно откуда на язык пришедшее «блинчик пекись, солнце к солнцу притянись», превращала порцию теста в маленькое румяное солнышко.

– Колдуешь, мамочка? – появилась на кухне Марусина Дочка, разбуженная блинными ароматами. – Смотри-ка, блинчики-то у тебя сегодня все как на подбор, – ровные, румяные, тонкие и, несомненно, вкуснейшие! Словно самим солнышком сотворенные!

– Без солнышка здесь не обошлось, – подмигнула Маруся Дочке. – Завари-ка, дочь моя, чаю.

После завтрака Дочка отправилась с друзьями тусоваться, а Марусе тоже прогуляться по солнечной погоде захотелось.

Позвонила она Алёне Николаевне и позвала ее и гостившего у нее Тараса Антоныча на масленичную ярмарку, что имела место быть на Кузнецком мосту. А оставшиеся после завтрака блинчики Маруся тщательно упаковала и с собой захватила.