И Маруся с решительным видом уселась на стул возле фотографического экрана.

– Но если бы я знал, Марусенька, о чем Вы просите! – воскликнул Артур Казбекович. – Не было такого рода жалоб в моей практике! Что случилось-то?! Вы мне хотя бы объясните!

Не говоря ни слова, подошла Маруся к компьютеру, зашла в интернет, открыла новости и навела курсор на нужный заголовок.

– Вот Вам мое объяснение!

Протерев запотевшие от волнения цейсовские линзы, Артур Казбекович открыл указанную ссылку и принялся внимательно читать текст и разглядывать картинки.

– Ха! – истерически хохотнул он, изучая вандальские изображения. – Дядько-то поискал! Пятёрошник!

Маруся, предоставив другу возможность до конца переварить увиденное, молча выжидала.

Отвернувшись от компьютера, Артур Казбекович посерьезнел, снял свои чудо-очки, вновь протер их извлеченной из кармана рубашки специальной салфеточкой и, внезапно уйдя в себя, как будто вспоминая что-то очень важное, но неуловимое, стал скатывать салфетку трубочкой.

– Да ведь это фейк, Марусенька! – после долгого молчания, наконец изрек он. – Дурят людям головы в международном масштабе! Зачем же им такие мошеннические пиар-акции? Очереди в музей Дали и без того не иссякают. Уважаемые люди в уважаемой стране и такой ерундой занимаются! На весь мир позорятся.

– Вы не поняли, Артур Казбекович, – покачала головой Маруся. – Невнимательно новости читали. Не в одном музее, но в разных сегодняшней ночью одно и то же приключилось. Три музея – три картины, улавливаете?

Будто и не расслышав важного Марусиного комментария, Артур Казбекович снова нацепил цейсовскую оптику на нос и, изменившись в лице так, словно то, что никак не вспоминалось, озарением пришло в его голову, развернул свой стул к компьютеру.

– Подождите-ка, Маруся! Что-то я в толк не возьму, – заговорил он взбудоражено, поцокивая ногтем по монитору своего макинтоша, – откуда там, на картинах Ваше лицо?! Дядько-то этот вандальный, что же, Вас там изобразил? Да еще с такими же усами, с какими я Вас фотографировал?! Собственно, это и есть мое фотографическое художество, переведенное в живопись! Когда же он успел?! Ведь немногим более суток прошло с тех пор, как я эти Ваши портреты сделал! И каким же образом?.. Минуточку! В разных, говорите, музеях?!

– Две страны, три города, – утвердительно кивнула Маруся.

Дужки цейсовской оптики дрогнули, и все ее совершенные составляющие снова на кончик носа Артура Казбековича под воздействием его ошарашенно вытаращенных глаз переместились.

– А Вы на свой сайт мои новые портреты, случаем, не выкладывали? – в надежде хоть каким-то боком прицепить сию историю к реальности, задала глупый вопрос Маруся.

– Что я, сумасшедший что ли, выставку свою новую спойлерить?!

– Ну так вот что я Вам скажу, Артур Казбекович. Каким бы странным Вам это ни показалось… – сделав паузу, вздохнула Маруся. – Дядько этот вандальный, как Вы изволили выразиться, сегодня ночью явился мне во сне. И был это не кто иной, как сам почитаемый Вами маэстро Сальвадор Дали. Обещал он мстить. Мне – за мою искусствоведческую беспринципность, а Вам – за нарушение авторских прав.

– ???!!!!! – глазами выразил усиленный цейсовской оптикой ужас Артур Казбекович.

– Усы, – провела пальцем над своей верхней губой Маруся. – Вы посмели нацепить на фотомодель его усы. Беззастенчиво стибрили всемирно известный бренд.

– Так ведь я творчески использовал! Я переработал!! Я интерпретировал!!!

– Судя по всему, мэтра Дали это не устраивает, – указала Маруся на экран макинтошного монитора, где в трех вариантах красовались изображения ее лица с усами Дали, мастерски вписанные в знаменитые картины. – Так что надо бы нам с Вами совместными усилиями из этой сюрреалистической истории срочно выпутываться.

Артур Казбекович взял в руки первую попавшуюся бумажку и стал скатывать ее в тонкую трубочку. Так он делает всегда, когда над чем-нибудь серьезным размышляет. Впрочем, так он делает всегда. Но особенно усердно, когда какое-нибудь дело обмозговывает. Там, где он сидел, размышляя, непременно остается множество трубочек разной длины и плотности, – из бумажных салфеток, конфетной фольги, свечного воска и всех возможных подручных материалов, бывших для Артура Казбековича в доступности. Оттого, наверное, и развиты так высоко его интеллект и творческие способности. Потому как медиками доказано, что подушечки пальцев напрямую связаны с мозговой деятельностью.

Однако я отвлекся.

Итак, задача была поставлена. Но ни Маруся, ни Артур Казбекович не знали, с чего ее решение начать и с какого конца к ней подступиться.

– Удивительное рядом, Марусенька, – предъявив Марусе скрученную бумажную трубочку, наконец взволнованно сказал Артур Казбекович. – Просто немногие это замечают. Я, например, точно знаю, что с некоторых пор наделены Вы неординарными способностями.

– Откуда? – чуть ли не подскочила на стуле Маруся. – Ничего такого…

– Даже не пытайтесь отпираться, – мягко остановил ее Артур Казбекович. – Вы всё время забываете, – у меня ведь высококачественная цейсовская оптика, – он дотронулся до своих очков. – К тому же, я владею новейшей, высокочувствительной, цейсовской же, фотографической аппаратурой. Может быть, чего-то я и не вижу, но многое из того, что невооруженному глазу недоступно, улавливаю. К тому же интуиция моя, с годами крепнущая, ничуть не хуже Вашей, я бы сказал, волшебной, работает. Подозреваю, что именно моя оптика ее и обострила. А поэтому, – продолжил он, не дав Марусе возразить ни слова, – пока нас с Вами не повязали, давайте-ка совместными усилиями поищем выход.

С этими словами усадил Артур Казбекович Марусю в ту позу, в какой ее вчера фотографировал, и стал настраивать камеру.

– Усы! – тыча пальцем себе под нос, напомнила Маруся Артуру Казбековичу, и, отыскав нужные, он приклеил их над Марусиной верхней губой и снова вернулся к камере.

– Что ж, Маруся, – сказал он твердо. – Будем действовать сообща, согласно моей и Вашей интуиции. Включайте же ее на полную катушку! Я свою уже включил.

Артур Казбекович поймал Марусю в объектив, и на минуту тишина зависла в студии. Маруся понимала, что в таких, отданных на откуп интуиции, делах, главное – не задумываться, но действовать спонтанно, по велению души при отключенном разуме.

– Отрекаюсь от этого образа, – торжественно произнесла Маруся первое, что ей, буквально минуя разум, на язык пришло. – А особенно – от незаконно заимствованных усов!

– Согласен, – коротко кивнул за камерой Артур Казбекович.

Стоило им это произнести, как свет в студии погас, и через всё помещение пронеслась молния, – прямо от Марусиного лица до камеры и далее по периметру комнаты. Что-то в камере щелкнуло и вспыхнуло, а вслед за этим по студии прокатился раскат грома.

– Ахха-ха-ха-хааа! – перекрывая гром, разнесся по студии гомерический хохот. Маруся его сразу узнала. Точно такой же слышала она во сне минувшей ночью.

Через мгновение в студии стало светло и тихо.

Не говоря ни слова, пытаясь унять внутреннюю дрожь, ног под собой не чуя, словно в полусне подошла Маруся к Артуру Казбековичу, который, уставившись в одну точку, скручивал в трубочку листовку с информацией о предстоящей выставке, поправила на его носу цейсовские окуляры и вышла за дверь.

А вечером, вполне успокоившись после короткой релаксирующей дремы, пригласила Маруся Артура Казбековича в гости, дабы вместе с ним посмотреть новости. Расположились они на диване и стали ждать. И ожидания их были вознаграждены. Первым пунктом, как срочную, передали новость из Мадрида.

Эксперты утверждали, что картина Дали, испорченная накануне неизвестным вандалом-художником, чудесным образом восстановлена. Портрет неизвестной дамы с нее исчез, а сама картина выглядит так, будто к ней никто и никогда с целью порчи не прикасался. Вслед за этой новостью такие же срочные депеши были доставлены в студию из Флориды и Нью-Йорка.