Безусловно, программу можно взломать, переустановить, но что из этого получится — только Ему одному известно. Вполне возможно, что этот тайник души (совесть) запрограммирован на саморазрушение и полнейшее уничтожение человека, начни он совершать что-то из рук вон дрянное и пакостное. Но в ней как в каждой программе могут быть сбои и иные неувязки. Одним словом, нормальная модель программирования, к тому же имеющая солидный срок давности. Вон сколько тысячелетий уже работает, несмотря на перегрузки и попытки разных там хакеров поломать ее. Вспомним приснопамятные идеи коммунизма, когда шла массовая переустановка всех и вся под иные параметры. Чем это могло закончиться? Совершенно верно — всемирной катастрофой. Не сразу, но вирус-комуникус был нейтрализован и удален и все вроде как пошло дальше по накатанным рельсам.

Нет, без души, совести и прочей моральной атрибутики человек и человеком выглядеть не будет! Получится этакий манкурт или там зомби с внешними признаками как у нормального homo sapiens, но что-то главное утерявший и продолжающий жить подле нас.

Смею думать, именно бабушкина любовь оградила меня от многих социально общественных вирусов, помогла найти лазейку в железобетонной стене коммунистических запретов, вывела на едва заметную тропинку, зовущуюся, простите за смелость, творчеством. А творчество возможно в любом деле: хоть дом строй, хоть картину пиши, но вкладывай в дело собственную душу и по возможности — любовь.

В то же время очень хотелось бы разобраться в механизме воздействия этих вирусов на наше сознание, но боюсь, не получится. Слишком сложна тема и сам предмет исследования. Однако чуть позже предприму еще одну робкую попытку заглянуть в тот самый сундучок, где сокрыт диск — носитель поредения человека, именуемый совестью.

Если читатель еще не запутался окончательно в моем повествовании, продолжим…

После получения телеграммы поспешил в город и успел добраться до родного дома без особых приключений, если не считать того, что везущий меня лесовоз несколько раз проваливался в огромные ямы, там и сям встречающиеся на давно неремонтируемой дороге. Но водитель был опытный и со второй, а то и третьей попытки умудрялся выбираться из них и упорно ехал дальше.

Город, как обычно, встретил меня неприветливо расквашенными дорогами, пустыми полками в магазинах. И лишь группа людей непонятного возраста с устойчивыми политическими взглядами на жизнь о чем-то митинговала с небольшими плакатиками в руках у здания городской администрации. Судя по всему, назревала очередная смена власти, чему кто-то был ужасно рад, а другие, наоборот, предостерегали и никак не соглашались сменить свои ориентиры, вспоминая добрым словом прожитые ими годы.

Но мне было как-то не до политических игр и не хотелось всерьез воспринимать происходящее, резонно полагая, что от рядового члена сообщества вряд ли что зависит, а становиться самовыдвиженцем и участвовать в борьбе за теплое местечко, произнося какие-то там лозунги, давая смехотворные обещания, уж и вовсе негоже.

Бабушку успел застать еще в памяти, но она уже стояла на пороге иного мира и, как мне показалось, ждала именно моего появления, чтоб попрощаться и отбыть в дальнюю дорогу. Не стану описывать все происходящее, оно и без меня многократно описано различными авторами с той или иной долей таланта. Скажу лишь, что ушла бабушка тихо и незаметно. Так же как и жила. Не желая навредить кому-то или доставить лишние хлопоты. И в этом главная грань гениальности, которую может достичь каждый из нас, если ему дано это свыше. Будто птица, много лет жившая у тебя в доме, выпорхнула через незакрытую форточку, улетела в мир, где ее давно поджидали милые ее сердцу души некогда близких ей людей.

И тогда я по-настоящему ощутил, что значит лишиться близкого тебе человека, находящегося всегда, всю мою жизнь рядом со мной. Даже когда географически находилась за тысячу километров от своего обожаемого внука. И знала обо всем, что со мной происходит. Она произвела меня на свет повторно. Уже после первого моего физического рождения. Такое редко, но случается. Благодаря любви, что может родить нового человека. Иногда — многократно. Любовь может защитить, предупредить и изменить того, кого любишь безоглядно, невзирая ни на что, не думая, достоин ли он твоей любви. Просто любить, как любишь жизнь, землю, и быть от того безмерно счастливым.

Без любви рождается не человек, а лишь его телесная оболочка. В годы моего детства Бог был запрещен партийными циркулярами и его нам заменили близкие нам люди, если могли взвалить на себя бремя этой невыносимо тяжкой ноши. Именно они учили нас добру, заслоняли от невзгод, и к ним возносили мы свои неумелые молитвы, надеясь лишь на их помощь и участие. А когда они уходили в иной мир, то оставляли тихий огонек любви. Так рожденный на Пасху иерусалимский огонь зажигает миллионы лампадок подле русских икон и согревает души верящих в чудо людей. А его легко может задуть любой сквозняк, исходящий из холодной очерствевшей души того, кто не верит в любовь и сам любить не умеет, хоть и пыжится, делает вид, будто бы готов уберечь тебя и весь мир от бед и несчастий. А приблизится к небесному огню любви — и тот гаснет. Не каждому дано верить в чудо любви и приносить себя в жертву тому горению. Хотя, на мой взгляд, именно русский человек более других расположен к вере в любовь и Чудо, которым она, по сути дела, является. А потеряв в веру в любовь, долго не живет, поскольку не может вынести испытаний, ниспосланных ему.

Незаметная смерть бабушки, предсказуемая и подготовленная всей ее жизнью, никак не должна была внешне сказаться на мне. Именно внешне. Но изнутри надломилось что-то невидимое, рассыпалась некая конструкция, поддерживающая мой мир. Так если бы из-под трех слонов, на которых держится земная твердь, уплыл кит и те слоны ушли под воду. Так и я в который раз ощутил себя тонущим.

Но именно любовь бабушки, переданная как карта зарытого где-то сокровища, помогла выплыть, выжить мне в ту неимоверно трудную весну. Каждый уходящий от нас что-то оставляет своим детям, потомкам: одни — кровную месть, иные — деньги, другие — материальные ценности, а бабушка завещала мне свою любовь, зная, что нет на свете большего богатства, нежели доброта, радость жизни и — работа. Неужели только в занудной ежедневной работе способны мы обрести кратковременное счастье? И так до последнего издыхания предписано нам добывать хлеб насущный… В том ли кроется блаженство бытия? Ой не знаю… Но иной путь мне тоже неизвестен…

Оставаться в городе после похорон не хотелось. Действительно, человек, задумавший создать что-то свое, становится отличным от людей, занятых обычными суетными делами. Эта самая бацилла сочинительства оказалась сравнимой с неистовством. Единственное, что заставил себя сделать, позвонить в редакцию регионального журнала, где пообещали напечатать мою повесть, и поинтересовался сроками. Как и ожидал, сроки оказались очень и очень ограниченными. Прикинул, смогу ли успеть сократить до минимума свое незабвенное детище, получалось, что если работать в день по двенадцать часов без перерыва, то вполне успею.

…После моего долгого отсутствия деревенский домик оказался отсыревшим, как у нас говорят, воглый и явно не ждавший столь скорого возвращения хозяина, а потому пустивший на постой мышей- квартирантов, успевших свить во всех углах гнезда и заняться самым нужным и ответственным в весеннюю пору делом — выведением потомства. Мое появление их заметно встревожило, но не настолько, чтоб броситься искать иное жилье для своего мышиного быта, и они лишь освободили для меня кровать, тумбочку, где некогда хранились съестные хозяйские припасы, а теперь там и сям уныло и тускло отсвечивал рассыпанный бекасиной дробью помет, свидетельствовавший о немалом мышином старании по уничтожению всего, что можно было употребить в пищу. Нетронутой осталась лишь пачка закристаллизованной поваренной соли, которой они по какой-то причине побрезговали.