Абзац первый

В этот самый момент мою философско-нравственную дискуссию с самим собой вовремя прервал автомобильный сигнал. Бросился к калитке и увидел остановившуюся напротив дома красную иномарку, из которой, озираясь по сторонам, вышла довольно молодая и одетая как на праздник женщина средних лет с небольшим чемоданчиком в руке. Сперва она придирчиво оглядела свой лимузин, щедро покрытый серой пылью, вечной спутницей деревенских дорог, что-то неразборчиво пробурчала скорее всего в адрес моего неудачного, на ее взгляд, местожительства и лишь потом перевела взгляд своих больших чуть раскосых серых глаз на меня. Я постарался выдавить из себя изрядную порцию дежурного радушия, сделал неопределенный жест руками и… застыл на месте, чтоб раньше времени не вспугнуть потенциальную помощницу неосторожно сказанным словом. И она в ответ вполне профессионально улыбнулась как человек, привыкший иметь дело с самыми разными клиентами. Мол, я вам рада, но и вы ответьте мне взаимностью в денежной сумме, эквивалентной моим ожиданиям. Сделав несколько шагов, она вдруг остановилась, я уже было подумал, в нерешительности, но нет, всего лишь для того, чтоб поправить свободной рукой пышную гриву чуть подкрашенных волос, сбитых на одну сторону. Но потом уже пошла, решительно ступая по кочковатой тропинке, ведущей к моему дому. Я же невольно подумал, если бы меня взялся лечить такой вот врач, то выздоровление мое ускорилось бы вдвое, а то и втрое.

— Это вы мне звонили? — наконец спросила она, подойдя чуть ближе.

— Все верно, звонил, — кивнул согласно в ответ, — очень благодарен, что не отказали, больной вас ждет…

— А кто болен? — Она остановилась, не дойдя до дома буквально нескольких шагов — и у меня все сжалось внутри. Вдруг она сейчас повернет обратно — и мне придется и дальше одному бинтовать Джоя, кормить, поить, выслушивая при том его стоны и визги. И дело даже не в помощи, глядишь, худо-бедно, сам как-нибудь да справился. Но сейчас мне, не говоря о Джое, нам обоим, нужно было присутствие такой благожелательной, улыбчивой женщины, рискнувшей приехать в чертову глухомань, а потому наверняка умевшей постоять за себя. И, главное, в ней была вера в людей, в жизнь, во что-то доброе и отпускать ее казалось мне тем же самым, что отказаться от помощи с рыбацкой лодки, случайно проплывающей мимо треснувшей под тобой льдины.

— Мой пес, — честно признался я, — его вчера сбила машина, и нужно сделать перевязку. Все отказались ехать сюда, а самому мне его везти в город тяжело, боюсь, не справлюсь…

— Но я не ветеринар, — ответила она, что, впрочем, меня несказанно порадовало. Предыдущий собачий эскулап не вызвал у меня такого оптимизма, как эта решительная и расторопная дама. Тем более, судя по всему, возвращаться к машине она явно не собиралась.

— Так ведь вы Сабрина? А фамилия ваша, — я замялся, пытаясь вспомнить мудреную фамилию, а она тем временем с готовностью подтвердила.

— Да, я Сабрина, но свою фамилию вам вроде бы не называла…

— Грумберг! — ляпнул наобум и для верности хлопнул ладонью себя по лбу. — Правильно?

И тут она расхохоталась. Да так заразительно и открыто, что окончательно расположила меня к себе.

— Вы, наверное, хотели сказать: грумер. Это моя профессия. Я стригу собак, кошек, мою их, делаю укладку, завязываю ленточки, вывожу блох и много еще чего по желанию владельцев. Иначе говоря, чтоб было понятней, собачий парикмахер. Кошек стричь случается редко. Здесь мои инструменты, — она встряхнула чемоданчиком и там точно что-то брякнуло.

— Ясно, — выдавил из себя опустошенно, понимая, что в очередной раз крепко облажался, а сейчас мне еще придется платить за вызов. — Извините за неосведомленность… А я так надеялся…

— Да ничего, я привыкла, моя профессия пока что для многих в новинку, я на весь город одна такая… Бедовая, — добавила она через паузу и широко улыбнулась, но на этот раз не дежурной, а вполне человеческой обворожительной улыбкой. — Но уж коль приехала, то хоть чайком угостите, заодно и на песика вашего гляну. Я собачница со стажем, всякого насмотрелась…

Сказать, что я обрадовался, это ничего не сказать. Во мне словно лампочку зажгли в тысячу ватт, от которой и домик мой несуразный засветился иным светом, и листья на березке возле ограды стали не просто зелеными, а изумрудными, и вода в бочке заиграла как-то необыкновенно, будто родник там на самом дне образовался, и голоса птичьи услышал: чистые, радостные, звонкие.

— Пойдемте, пойдемте, — распахнул перед ней калитку и хотел взять ее чемоданчик, но она вежливо отвела мою руку и опять с улыбкой покачала головой, дав понять, что она не желает с ним расставаться.

В прихожей было темно, а потому пришлось включить свет, пусть не в тысячу ватт, а всего лишь в сто, но он вполне достаточно осветил унылую морду Джоя, жалобно глядевшего на Сабрину со своей подстилки.

Абзац второй

Увидев нового человека, он с трудом поднялся и на трех лапах, неуверенно, словно чувствуя, сейчас ему помогут, сделал несколько шагов, а точнее, прыжков, вперед. Вслед за тем он издал то ли стон, то ли жалобный вопль и, меняя тональность, принялся поскуливать, повизгивать в течение нескольких минут, не отрывая при этом взгляд от Сабрины. Можно было подумать, будто он пытался рассказать ей о своем незавидном положении, не сомневаясь, что она его непременно поймет, пожалеет и вылечит.

— Он жалуется, что ли, на вас? — спросила она в изумлении. — Это не вы случаем его так изуродовали? — При этом она присела и внимательно осмотрела рану.

Понимая, оправдываться не имеет смысла, погладил пса по голове, притянул к себе. Но Джой на мой миролюбивый жест никак не прореагировал, а тянулся мордой к Сабрине. Решил свести все к шутке:

— Вот, учу его английскому, но никак не справлюсь с произношением. Хотя иногда он говорит вполне внятно.

Сабрина изумленно распахнула глаза, кинув на меня взгляд снизу вверх, причем, как заметил, кончики ее густо накрашенных ресниц едва не коснулись бровей.

— Да ну вас! Я профессиональная собачница и легко могу понять по их поведению, — кивок в сторону Джоя, — что они просят и на что жалуются.

— Ну, тогда поясните…

— Ему не хватает общества. И… как это ни странно звучит, обычной женской ласки.

— Легко сказать, всем мужикам не хватает как раз ласки. Причем женской. Разные там отклонения в счет не беру. А от себя добавлю, не хватает добрых слов, внимательных глаз и… да вы и без меня все знаете и понимаете. Это же не бином Ньютона, что тут объяснять…

Сабрина не ответила, никак не поддержала мой неумелый намек на возникновение более близкого контакта, а лишь спросила:

— Откуда у него такая кошмарная рана? Кто его так?

Пришлось подробно рассказать о тайных похождениях Джоя и умении уходить в отрыв от хозяина во время наших совместных прогулок. Признался, раз понаблюдав за ним, когда он квалифицированно преодолел переход через улицу на зеленый сигнал светофора и строго по зебре и был поражен его навыкам завзятого пешехода, делающего все правильно. Даже порадовался за пса и решил не наказывать его за побег. Он по-своему понял мое попустительство на этот счет, но, как выяснилось позже, принял его как вседозволенность. После чего бороться с его собачьей самостью просто не имело смысла. И я решил больше не воспрепятствовать его прогулкам. Мы как бы заключили джентльменский договор: я не вмешиваюсь в его дела, а он в мои.

— А не пробовали гулять с ним на поводке? — перебила мои откровения Сабрина, успевшая к тому времени присесть на маленькую табуреточку, стоящую здесь же возле собачьей подстилки. При этом она смотрела на меня как на человека, не умевшего пользоваться во время обеда столовыми приборами.

Поняв, какого она обо мне мнения, решил обострить ситуацию. Терять мне было нечего. Или мы сейчас найдем общий язык, или… Или я останусь один на один с больной собакой. Но мне нужен был не просто помощник, настроенный критически ко мне и ко всему, чем я занимаюсь, а человек, хотя бы сочувствующий.