Народ ахнул, кто-то вскрикнул. Все глаза обратились к Сестрице Лили, потому что голос принадлежал ей. Шестеро из ее семерых сыновей окружили мать защитным кольцом. Седьмой, как я внезапно заметила, стоял на страже около моей груды булыжников, словно охраняя меня.

Лили прошла вперед, где каждый мог видеть ее.

— Зараза прибыла в Англанд, — промолвила она. — Чую ее запах. Я уже давно про нее знаю.

Толпа взорвалась воплями.

— Успокойтесь! — сказал Джон.

— Вы не сможете убежать от чумы! — прокричала Сестрица Лили. — Бежать некуда!

Толпа притихла. Несмотря на то, что люди боялись Лили, считая ее ведьмой, здесь не было ни одного человека, которому бы она не помогла справиться с зубной болью или с резью в животе, или с воспалением уха, шишками, гнойниками, язвами либо другой какой хворью.

— Чума пока еще далеко, но не настолько, чтобы не настигнуть Крестобрежье. Нам следует послушать, что хочет сказать эта девушка, — произнесла Сестрица Лили и выжидательно повернулась ко мне.

К толпе присоединились Гретта и Беатрис. Гретта подбадривающе кивнула мне: мол, говори, Кетура!

— Смерти тяжелее шагать по хорошей дороге, — начала я, и хотя мой голос звучал сдавленно, в наступившей тишине он был отчетливо слышен всем. Я заговорила громче: — Смерть обожает грязные углы и ненавидит вычищенные колодцы и мельницы без крыс. Надо навести в деревне порядок, и тогда кто знает — может, чума к нам и не придет. Если мы возьмемся все вместе и сильные будут помогать слабым, если все мы разделим общее бремя, тогда наверняка…

И тут в моем мозгу вспыхнуло: лорд Смерть, чистый, как отточенный клинок, отнюдь не всегда с охотой принимает к себе души, которые мы волей-неволей к нему отсылаем. Интересно — может, он и вложил эту мысль мне в голову? Или, может, просто сама близость к нему сделала меня умнее?

— Да, и еще — никто не должен ездить в Большой Город, — добавила я.

Пока я говорила, глаза у людей раскрывались все шире, как будто уши не справлялись со своей работой, и глаза должны были им помочь.

— Я ей верю, — сказал Калеб, отец Генри Бина.

— И я! — сказал Уилл, отец Гретты.

— Нам надо работать на дороге всю ночь напролет, — сказал Джеймс, отец Беатрис.

Несколько жен принялись уговаривать своих мужей подчиниться. Матери крепко обняли детей и заторопились домой.

Джон спрыгнул с груды, мужчины собрались вокруг него, и не успела я даже толком покинуть площадь, а работа уже закипела.

Я поплелась домой, еле живая от усталости. Однако сделав всего несколько шагов, остановилась как вкопанная, потому что прямо у моих ног что-то разлетелось в мелкие брызги. Гнилое яблоко. Я была слишком вымотана, чтобы хотя бы посмотреть, кто его бросил, просто переступила и двинулась дальше. И тут около меня взорвалось второе. На этот раз я оглянулась назад. Ко мне приближался Джон Темсланд, в каждой его руке было зажато по уху с прилагающимися к ним пацанами. Озорники извивались, пытаясь вырваться, но вынуждены были тащиться за собственными ушами.

— Эти мальчики хотят тебе что-то сказать, — весело гаркнул Джон.

— Простите, — вякнул один.

— Простите, — вякнул второй.

Джон отпустил их, и пацаны рванули прочь, потирая уши.

— Я поставлю человека, чтобы следил за твоим домом, — сказал Джон.

— Я не боюсь, — ответила я. «Их не боюсь», — добавила я про себя. От того, кого я боялась на самом деле, не защитит никто.

Я почтительно наклонила голову и продолжила путь.

— Ты храбрая женщина, Кетура Рив, — сказал мне вслед Джон.

Я едва слышала его, ибо солнце неизменно свершало свой путь по небу, и мой ум лихорадочно придумывал новую историю.

Дома Бабушка поставила передо мной обед и ласково погладила по голове. Поев, я вымыла деревянные тарелки и роговые кружки и аккуратно расставила их на полке под кухонным столом, рядом с Бабушкиным огнивом. Прокручивая в голове всевозможные сюжеты, я удостоверилась, что деревянные ложки лежат выпуклостью вверх, чтобы в них не забрался дьявол — так меня с детства учила Бабушка. Подметая пол, я почти что уловила идею для байки, которую наплету лорду Смерти, но тут в комнату вошел не кто иной как Бен Маршалл.

— Ты сегодня была такая храбрая, — робко сказал Бен. — Я принес тебе вот это. — Он протянул мне огромный золотистый кабачок.

Поблагодарив, я приняла овощ на руку, словно ребенка. Другую руку я опустила в карман передника и, к своему неудовольствию, обнаружила, что глаз не остановился, наоборот — крутится как заведенный.

— Я никогда не верил, что тебя похитили феи, — тихо проговорил он.

— Верно, Бен, никто меня не похищал.

Я же заплатила цену! Почему же глаз не останавливается? Бен принес мне подарок — чем не доказательство того, что Бен в меня влюблен?

Гость прокашлялся.

— По деревне идут пересуды. Мать слышала их. Но никакие слухи не помешают тебе выиграть звание Лучшей Стряпухи на ярмарке. Ведь правда, Кетура?

Я прищурилась на него, пытаясь заставить свои глаза увидеть в нем самого красивого парня в наших краях. Я хочу полюбить его! «Люби его!» — приказала я сердцу. И все равно глаз продолжал вращаться.

Из сада в дом зашла Бабушка и обрадовалась, увидев, что у меня гость.

— Что новенького, Бен?

— Добрый день, Бабушка Рив. Я… я просто зашел сказать, что корова нашего бедного священника умерла от вздутия.

— Может, ему стоило бы сбрызгивать ее краденой святой водой, как фермер Дэн, — усмехнулась бабуля.

— Я слышал, Дэн сказал священнику, мол, его скот так потучнел, что раскаиваться в содеянном ему совсем неохота, — сказал Бен. Было видно, что он старается понравиться Бабушке. — А святой отец ответил, что Дэновы коровы, наверно, стали такими святошами, что теперь и размножаться-то не захотят. Вот тут Дэн испугался.

Бабушка рассмеялась, а Бен залился краской от собственного анекдота.

«Хорошая шутка, смешная», — подумала я. Бабушка тоже посчитала ее забавной. Почему же мне не до смеха? Я попыталась засмеяться, но то, что получилось, было больше похоже на икоту. Может быть, глаз выжидает, пока я не стану Лучшей Стряпухой?

— Бен, — сказала я, прерывая его пространную речь об искусстве выращивания спаржи, — ты придешь завтра попробовать мои пироги?

Если, конечно, для меня наступит это самое «завтра».

Он заулыбался:

— Конечно, Кетура. Здорово, что ты практикуешься в стряпне для ярмарки.

— Бен, а что если я не стану Лучшей Стряпухой?

— Ты должна, Кетура, — сказал Бен. — Я связан традицией.

— Да, — раздался вдруг голос его матери, появившейся в дверном проеме. Мы оба вздрогнули. — Традиция — великая вещь.

— Констанс! — воскликнула Бабушка. — Не зайдешь?

— Некогда. Да и у Бена дома полно дел.

— Констанс, ты же не веришь… всем этим дурацким сплетням? — натянуто сказала Бабушка.

— В нашем огороде еще только ваших фей и не хватало, — отрезала Констанс. — Вечно подъедают стебли и затягивают бобы паутиной!

— Матушка! — одернул ее Бен.

— Матушка Маршалл, уверяю вас, я никогда не имела дела с феями, — сказала я.

— Нет? Тогда, значит, правду говорят, что тут еще хуже, чем феи, — что ты стакнулась с… ним?

— Матушка, пожалуйста… — взмолился Бен. — Идите, я вас догоню.

Матушка Маршалл одарила меня сердитым взглядом и пошагала по дорожке. Когда она отошла на некоторое расстояние, Бен сказал:

— Кетура, традиция Маршаллов велит мне жениться на Лучшей Стряпухе, но она же мне и помогает. Стань Лучшей Стряпухой, и тогда никто, даже матушка, не осмелится нам помешать.

Он широко улыбнулся и поспешил за матерью. Несмотря на то, что это была самая прекрасная из всех когда-либо виденных мной улыбок, глаз продолжал вращаться, а мое сердце осталось нетронутым.

Ладно. Я научу свое сердце любить Бена и его кабачки размером с младенца. А когда я выиграю звание Лучшей Стряпухи, глаз должен будет остановиться.