Мистресс Кетура, ты же знаешь, я никудышный борец, но ведь и тебе, и молодому лорду, и королеве нужны лимоны! И я кинулся на него. Он был высокий и куда толще меня, но я на все был готов ради лимонов. Он избил меня зверски, а потом вытащил дрын, которым погонял осла, — видно, хотел меня прикончить. Я бы потерял и жизнь, и деньги — их мне было жаль больше всего, потому что они должны были пойти на твои лимоны.

Торговец занес дрын и уже готов был обрушить его мне на голову, как вдруг застыл, глядя куда-то в никуда. Побелел, посерел, как рыбье брюхо. Один раз мотнул головой, потом тоже один раз кивнул, как будто вел беседу с кем-то невидимым. Я задрожал от страха, глядя на его лицо — такой на нем был ужас. Он забыл про дрын, и тот выпал из его руки.

Наконец он перевел глаза на меня. Они были белыми от ужаса и одновременно в них застыло смирение. За мной пришел Смерть, сказал он. Я много раз водил его за нос, и теперь он пришел взыскать должок. Перед тем как забрать меня, он дает мне один, последний, шанс искупить страдания, которые я причинил людям своим мошенничеством. Паренек, сказал мне торговец, тут у меня в куртке зашиты монеты. Забери их себе, если простишь меня.

А лимоны, сэр, спросил я, — можно я заберу их? Он кивнул. Тогда я прощаю вас, сказал я. И тут он весь как бы сжался и рухнул замертво.

Глаза у него оставались открытыми даже в смерти и, казалось, смотрели на меня с благодарностью. Я долго стоял около него, пока не пошел дождь и вода не залила его открытые глаза, а осел не заревел от голода. Тогда я отправился домой.

Тобиас смотрел в стол, рот его был раскрыт, как будто у него не хватало сил свести челюсти вместе.

Я поднесла лимоны к носу. Они пахли солнцем. Мой пирог усладит нёбо солнечным сиянием и облачной сладостью. Мой пирог принесет мне звание Лучшей Стряпухи на ярмарке. Мой пирог даст мне Бена Маршалла…

Тобиас заплакал.

— Кетура… Тот человек умер от чумы.

Мои лимоны принесли с собой чуму. Я принесла чуму в мое любимое Крестобрежье. Разве лорд Смерть не предупреждал нас не ходить в Большой Город?! Чума! Слово звенело в моих ушах и застревало в горле, и душило, так что некоторое время я не могла говорить.

Тобиас закрыл лицо руками.

— Я болен, Кетура!

Гретта обняла его, а я погладила по голове:

— Не бойся, Тобиас, — сказала я.

Мальчик поднял ко мне лицо. Слезы, смешавшись с дорожной пылью, прочертили грязно-серые дорожки на его щеках.

— Никому не рассказывай о том, что случилось, — сказала я и тоже заплакала. — Я пойду к лорду Смерти.

— Поздно пытаться сохранить тайну, — возразила Гретта. — Падма уже полетела разносить новости.

— Что ты сделаешь, Кетура?! — воскликнул Бен, в его голосе прозвучали страх и обвинение. — Так это правда, что ты привела к нам смерть?

Внизу, в деревне, раздавались крики и вопли.

— Они будут думать, что ты принесла чуму, Кетура, — простонала Беатрис, сложив ладони вместе, словно в молитве.

— Но это так и есть, подруженька, — сказала я. — Они будут правы.

Гретта подошла к окну.

— Они идут сюда! — воскликнула она.

Бабушка, одетая в ночную сорочку, подошла ко мне.

— Уходи в лес и схоронись там, Кетура, — сказала она с пугающим спокойствием. — Я притворюсь, будто ты здесь и не пущу их в дом. Постараюсь задержать их подольше.

— Я пойду в лес, — сказала я, — но не затем, чтобы прятаться.

И тут я услышала стук копыт по булыжной мостовой, а затем в дверь заколотили.

— Бен, ты должен защитить Бабушку, — обратилась я к нему.

— Я? Как я смогу защитить ее от толпы? — беспомощно сказал Бен.

Снова раздался стук в дверь, а затем она с грохотом распахнулась. Перед крыльцом стояли Джон Темсланд, Генри и еще несколько молодых людей.

— Мы рассеем толпу, — сказал Джон, спешиваясь. — Возьми мою лошадь и уезжай, Кетура. Беги! Отправляйся к моему отцу при дворе короля. Я найду тебя там.

— Нет, я пойду в лес. Защитите Бабушку. И молчите о том, где я. Доверьтесь мне.

Я схватила Тобиаса за руку, мы выбежали через заднюю дверь и припустили в лес. Мчались, пока крики толпы не затихли вдали.

— А теперь будем ждать, — сказала я. — Он придет. Он всегда приходит.

И верно — минуло совсем немного времени, и из-за деревьев выехал на коне лорд Смерть. Плащ развевался за его спиной, словно огромные черные крылья. Он ехал медленно и уверенно. Лицо лорда Смерти было прекрасно и ужасно в своей решимости.

При дневном свете его вид наводил жуть. Как смеет он разгуливать под лучами солнца без тени стыда и раскаяния?! Лорд Смерть и его могучий конь составляли глыбу тьмы, высасывавшей свет из дня. Из-под ног коня вздымались облака, так что казалось, будто он ступает в тумане. Деревья с жадностью вбирали в себя солнечный свет — весь до последнего лучика, и лишь зеленая мгла медленно ложилась на лесную почву.

— О Господь наш небесный, — прошептал Тобиас. — Я теперь тоже вижу его!

Веснушки на лице мальчика, казалось, встопорщились от страха. Но успокаивать его не было времени.

Лорд Смерть взглянул на меня с высоты, и выражение на его лице было мрачным, горьким и властным. Облака, которые теперь закрывали солнце, сделали весь мир серым; даже листья приобрели какой-то непонятный цвет. Тобиас перекрестился, его начала бить дрожь.

Лорд Смерть спешился и отвесил мне церемонный поклон. Я присела в глубоком реверансе. Он не уклонялся от моего взгляда, а я от его. Мои глаза спрашивали: «Почему, почему, почему?»

Наконец он произнес:

— Перемен, что вы произвели в деревне, могло бы хватить, но…

— Это все моя вина… мои лимоны… Это я принесла чуму, — прошептала я.

— Я же предупреждал не иметь никаких сношений с Городом! — Он перевел иссушающий взгляд на Тобиаса. Тот застонал.

Поднялся ветер. Черные тучи громоздились все выше и выше, как будто вся земля горела и небеса задыхались от темного дыма.

— Почему? — спросила я. — Почему ты губишь ни в чем не повинных людей?

— Такие ли уж они невинные, Кетура? Ты говоришь о толпе, которая пришла в твой дом и сожгла бы тебя заживо, ежели бы застала! — Голос лорда Смерти гремел так, что под моими ногами сотрясалась земля.

— Думаешь, я не знаю, что чума не выбирает, что она убивает всех подряд? Как насчет детей — маленьких, невинных детей? Как насчет них? — Мой голос был тонок и тих, он совсем потерялся в вое ветра. Но лорд Смерть слышал его.

— Ежели бы безвременная смерть приходила только к тем, кто ее заслуживает, что сталось бы со свободой выбора? Никто не творил бы добро ради добра, но лишь затем, чтобы избежать ранней гибели. Никто не выступал бы против зла по велению собственной отважной души, но лишь затем, чтобы прожить лишний день. Право на выбор — великий дар человеку, но одно он выбирать не в силах — когда и как ему умереть.

На это мне нечего было ответить.

Но я знала, что должна сделать.

Я протянула к нему ладони.

— Прости меня! — Я не узнавала собственного голоса — такой он был придушенный и жалкий.

Вдали блеснула молния, последовал раскат грома, потом еще один, на этот раз ближе. Над головой клубились черные тучи, но дождем даже не пахло. Воздух был сух, как старые кости.

— Не проси, Кетура! — повелел он тихим голосом, в котором, однако, прозвучала нотка мольбы.

— Прости, мой господин, — сказала я, — но я должна попросить.

— Слишком поздно. Гуди Томпсон, ее муж и оба ребенка уже больны. И другие… Слишком поздно!

— Нет, государь, нет! Я знаю, что для тебя ничего не поздно. Я прошу… прошу тебя…

— Кетура! — Его крик отразился от туч, слился с громом в единый звук.

— Мой господин, я прошу…

— Как ты смеешь, Кетура?!

Небо вокруг было темным, почти как ночью, и беззвучные молнии змеились в вышине. Тобиас упал на колени, а затем потерял сознание. Вокруг меня грохотал гром и ревел ветер.