Поднеся руки к лицу, я обнаружила, что они трясутся, как у старухи.

— Ты долго спала, Кетура, — нежно проговорила Бабушка. — Вставай, пора завтракать.

Я заставила себя дойти до стола и поела, сколько смогла. Как выяснилось, я потеряла обоняние, а вместе с ним и ощущение вкуса. Каша была похожа на клейстер, фрукты — совсем не такие, как вчера.

— Мостят ли люди дорогу, Бабушка? Я ничего не слышу.

— Приступили вчера, внученька. — Бабушка погладила мою дрожащую руку. — Продолжат, без сомнения, как только покончат с утренними делами.

Бабушка не стала упоминать о том, что случилось накануне в доме Гуди, но была со мной ласкова.

— А мельница, Бабушка? От крыс избавились?

Бабушка выглянула в окно.

— Отсюда не видно.

Я положила ложку.

— Бабушка, скажи — ты видишь младшего сына Сестрицы Лили в деревне?

Ожидая ответа, я закрыла глаза. Ожидание показалось мне бесконечным.

— Да, вон он, гора мышц, в полном порядке. Почему ты спрашиваешь?

— Я… я слышала, он болел. — Я улыбнулась. — Спасибо за завтрак, Бабушка, и спасибо, что дала мне выспаться.

Она испустила смешок и засуетилась над посудой.

— Тебе надо набраться сил к открытию ярмарки.

Бабушка ушла к Гуди Томпсон — удостовериться, что с ней и младенцем все хорошо. Я сидела у окна, напитываясь силой солнечного сияния. Ночной кошмар лип ко мне, словно паутина. Я провела рукой по тому месту, где меня коснулся лорд Смерть — там все еще ощущалось покалывание. Он подарил мне еще один день. Я не была этому рада. Непонятно как, но мне казалось, что этим он привязал меня к себе еще теснее.

Я заставила себя обратиться мыслями к Бену Маршаллу и пирогам, которые завоюют для меня победу в состязании. Сегодня я постараюсь раздобыть самую лучшую, тончайшую муку. И буду ради практики печь пироги, пока не появится Тобиас с лимонами. Корочка на моих пирогах станет таять во рту и будет такой воздушной, что ее, чего доброго, унесет ветром. Один пирог начиню рыбой, другой олениной, третий малиной и четвертый персиками. Можно сделать пирог с картошкой, грибами и сыром, и еще один со сливами. Дрожа от слабости, я умылась, собралась с силами и медленно пошла на мельницу за мукой.

По дороге я видела людей, занятых приготовлениями к ярмарке. Мужчины бросали взгляды на скот соседа и кормили свой собственный овсом и яблоками. Женщины во дворах занимались варкой сыров, сбивали масло и делали колбасы по заветным рецептам. Но на дороге еще никто не работал. Камни лежали, сваленные в груды, напоминая древние могильные курганы.

Молодки смеялись, похваляясь друг перед другом своими ярмарочными товарами. Но когда я подходила, они замолкали. Марта Хорнсби, у которой всегда находилось для меня доброе слово, даже не подняла головы от своего варенья, когда я прошла мимо ее летней кухни.

Молодые мужчины, вместо того чтобы мостить дорогу или чистить мельницу, ставили ярмарочные палатки. Кое-кто поглядывал на меня, когда я проходила по дороге, но их глаза не задерживались на мне, как это всегда происходило раньше. Куда бы я ни шла, тишина следовала за мной по пятам.

Лорд Смерть предупреждал, что, если Гуди Томпсон останется в живых, мне жить в деревне станет трудно. Он был прав. Похоже, страх смерти в односельчанах далеко превосходил по силе страх перед феями. Я не осуждала их за несправедливость, я их понимала. Каково это — думать, что вот оно, мое сердце, скрыто за крепкими ребрами, окружено плотью, надежно защищено, и внезапно осознать, что лорд Смерть может протянуть свои холодные пальцы, дотронуться до этого сердца, причинить ему страдания и остановить его. А если я — друг такого существа, значит, считали они, им я не друг.

Когда я пришла на мельницу, мельник буркнул, что слишком занят, чтобы возиться со мной, и направил меня к своему подмастерью, а тот так трясся, что половину муки просыпал мимо мешка.

— Барнабус Рен, — строго спросила я, — чего ты так дрожишь? Призрака увидел, что ли?

— Н-нет, — промямлил тот, — но все говорят, что ты, Кетура, видела. Теперь болтают, что тебя вовсе не феи похитили, а что тебя спас сам Смерть. То есть это Гуди Томпсон так говорит, и ее муж не опровергает…

Я впилась в парня долгим взглядом. Мне не требовалось щупать глаз в кармане передника — я чувствовала его шевеление даже сквозь передник, юбку и нижнюю сорочку.

— Для тебя он лорд Смерть, — отчеканила я наконец и ушла, оставив парня стоять с разинутым ртом.

Вернувшись домой с мешком муки, я обнаружила там Гретту — та сидела и орудовала иглой. Повернувшись, она печально взглянула на меня.

— Они знают, — проронила я.

Гретта ничего не сказала.

— Он меня предупреждал, — добавила я, принимаясь за тесто.

— Значит, ты и в самом деле опять виделась с ним? — спросила Гретта.

Я кивнула.

— Тебе было страшно?

Я опять кивнула. Вмешивая жир в тесто, я не проронила ни слова.

Вошла запыхавшаяся Беатрис — всю дорогу вверх по холму она бежала.

— С домашними делами покончено. Нужно бы идти петь, но, ох, Кетура, Господь не создал меня мальчиком, и…

— Господь ответил на твои молитвы, Беатрис, — прервала я и протянула ей одежду Джона Темсланда.

— Ах! О, спасибо, Кетура! Как ты… Да ладно, и знать не хочу. — Она обняла меня, а потом, отстранившись и продолжая удерживать за плечи, проговорила: — Ты вся дрожишь и так бледна…

— Не обращай внимания, — отмахнулась я. — Одевайся и иди.

— Скажи, это правда — то, что болтают? Что ты… говорила с… с ним прошлой ночью?

Я кивнула. Потом села на стул и продолжала работать с тестом уже сидя, как делала в последнее время Бабушка.

— Я рассказала ему другую историю и опять не закончила. Он дал мне еще один день. И в этот день, если будет воля Господа, я найду свою истинную любовь.

Я не стала упоминать о другой своей заботе, не желая пугать подруг разговорами о чуме.

— Ну и кто женится на ней теперь, когда все знают? — спросила Беатрис у Гретты.

Гретта сначала сердито воззрилась на нее, потом с сочувствием — на меня.

— Все меня ненавидят, да? — спросила я.

— Моя семья всегда за тебя горой, — сказала Гретта.

— И моя, — сказала Беатрис.

Гретта глубоко вздохнула.

— Но люди боятся тебя, — добавила она. Беатрис кивнула.

— А Бен Маршалл?

— Его мать пригласила Падму к ним домой, чтобы поучить ее всяким кулинарным трюкам.

— Она хочет, чтобы Бен женился на Падме, — вздохнула я.

— Ну, это еще ничего не значит, — успокаивающе заметила Беатрис.

— Молодой лорд Джон хохочет над этими дурацкими слухами, — поведала Гретта. — Он говорит, это все чушь и басни, и к тому же, говорит, мол, что плохого в том, что у нас есть своя собственная любимица Смерти?

И опять все замолчали. Я добавила слишком много воды, чем испортила тесто. Бросила его в ведро для свиньи и начала заново.

Через некоторое время Гретта прервала молчание:

— Тебе следует пойти к Сестрице Лили.

— Я у нее уже была, — ответила я.

— Нет! — ахнула Беатрис.

— Я слышала о ней много всякой жути, — сказала Гретта.

— А я слышала, что она заставила многие мужские сердца потеплеть к их дамам, — возразила Беатрис. Гретта ущипнула ее за руку.

— Посмотрите на Теодора и Джейни Лоуфилд, — сказала я. — Теодор даже не думал о Джейни, пока Сестрица Лили не дала ей амулет. Теперь они женаты, и во всем мире не найти парня счастливее.

— И женщины несчастнее, — ввернула Гретта. Крыть было нечем, и я прикусила язык.

— Иди, Беатрис, — велела я. — Регент ждет тебя.

Она переоделась в мужскую одежду и теперь стояла перед нами со смущением на лице.

— Беатрис, — промолвила я, пытаясь улыбнуться, — ты будешь петь перед королем и, конечно, выиграешь туфлю, полную золота, и одно желание. Используй все это как приданое, чтобы выйти замуж за твоего возлюбленного. За Регента.

Беатрис покраснела и едва не улыбнулась, но тут же нахмурилась.