– Подожди, подожди. Что значит "более интересно"? Более интересно чем что?
Марика приподнимается на локте и смотрит на меня. Выглядит при этом раздосадованной.
– Ну, милый, ты что? Чем эта дурацкая дискотека, конечно же!
Я так ошарашен, что даже пропускаю мимо ушей "милого".
– Дискотека… Она что, сегодня? – потрясенно спрашиваю я и бросаю быстрый взгляд на часы.
– Ну да, – безмятежно подтверждает Марика и запоздало удивляется: – Стас, что с тобой?
Твою мать. Увлекшись домашкой, а потом и Марикой, я забыл, я совсем забыл про то, что сегодня пятница. Сегодня пятница, сегодня дискотека, посвящённая четырнадцатому февраля, которая начнётся… Уже через десять минут, и мне обязательно, обязательно нужно быть там. Вот же черт!
Не обращая внимания на протесты Марики, я резко сажусь на кровати и начинаю одеваться.
– Собирайся скорее, – бросаю я ей, не оглядываясь, – мы идём в школу.
– Но как же так? – Марика выглядит уязвленной, недоуменной, возмущенной одновременно. – Зачем? Я же ясно дала понять, что не хочу…
– Зато я хочу, – довольно грубо прерываю её я и встаю, чтобы застегнуть джинсы. – Мне нужно быть там сегодня.
– Зачем? – обиженно спрашивает Марика и по-детски смаргивает.
Так я тебе и сказал, ага.
– Надо, и все. Ты будешь одеваться или как?
Марика внезапно обворожительно улыбается.
– Но, милый, мне особо нечего надевать… И, думаю, ты не захочешь, чтобы я шла в школу в этом наряде, – она грациозно проводит рукой вдоль собственного тела. Проклятье, я совсем забыл, что она пришла ко мне только в чёртовом пуховике.
Решение находится быстро.
– Поехали к тебе, я подожду в машине, пока ты нормально оденешься. Потом в школу. Или, если хочешь, оставайся дома, но я иду на дискотеку в любом случае.
Марика кривится, но я знаю, что она выберет.
– Как скажешь. Я пойду с тобой, – и она наконец поднимается с кровати. Давно бы так.
Через пять минут мы выходим из дома.
Из-за того что Марика собирается невероятно медленно – я уже успеваю несколько раз потерять терпение, – мы появляемся на дискотеке почти через час после её начала. Всю дорогу я вынашиваю план, как слинять от своей спутницы, но так и не успеваю придумать ничего толкового и решаю действовать по ситуации. И о чудо, видимо полоса неудач закончилась и Фортуна вновь стала благосклонна ко мне – возле самого входа Марику перехватывает стайка девчонок, её подружек. Они окружают её, что-то говоря наперебой, и я, пользуясь представившейся возможностью, осторожно отступаю и покидаю зал. Максимально быстро, стараясь при этом не шуметь, иду под лестницу. Интересно, она уже там? Ждёт ли, как ждала каждый год?
Под лестницей пусто. Почему-то я чувствую лёгкий укол разочарования и горечи.
– Ну что ж, подождём, – бормочу я себе под нос и, согнувшись в три погибели, проскальзываю на все ещё стоящую под лестницей скамейку. Да, раньше помещаться там было попроще. Сажусь и в нетерпении поглядываю на часы, барабаня пальцами правой руки по согнутым коленкам. Она придёт. Должна прийти.
Я и сам не знал, что тогда, четыре года назад, дёрнуло меня пойти за незнакомой девчонкой, когда она, едва сдерживая слезы, выскочила из зала. Пожалел её, наверное. Столько боли было в её глазах, что я просто не мог остаться равнодушным. А потом, во время разговора с ней, я параллельно прокручивал в голове те слова, которые одноклассники бросили в её адрес. "Кто захочет тебя поцеловать, уродина", – крикнула та золотоволосая ехидна. Но плачущая передо мной девчонка не была уродиной. Она была красивой. Правда красивой – темно-рыжие вьющиеся волосы, аккуратный нос, большие глаза орехового цвета, все залитые слезами и казавшиеся хрустальными. Я понял, что должен показать ей – её можно хотеть поцеловать. Она не должна думать о себе как об уродине или каком-то изгое. Поэтому я и чмокнул её в губы – слегка, едва коснувшись. Мне было четырнадцать, к тому моменту я уже пережил свой первый настоящий поцелуй, и кое-какой опыт у меня имелся. Но целовать эту девчонку по-настоящему я, конечно, не собирался. Как не собирался, впрочем, и говорить того, что зачем-то сказал – что мы будем встречаться с ней здесь под лестницей каждый год в этот день. Сказал – и сам себе удивился. А потом подумал – а пусть. Даже интересно, как эта нерешительная, робкая девчонка изменится через год. И изменится ли…
Я не спросил, как её зовут, в каком классе она учится, – и не собирался узнавать о ней ничего. Зачем? Я пожалел её, но никакого интереса она у меня не вызвала. А потому я просто стал спокойно жить дальше. Видел, конечно, эту мелкую периодически – в одной школе же учимся, здоровался даже, а она каждый раз испуганно таращила и без того большущие глаза и мило краснела до ушей. Это было даже забавно, и я по-своему ждал следующего четырнадцатого февраля. И не забыл о своём обещании, как не забыла и она. "Для чего тебе это?" – тихо спросила она, прежде чем приблизиться ко мне. "Чтобы придать тебе смелости" – в шутку ответил я, но потом, анализируя собственные слова, подумал, что, возможно, не очень-то и шутил. Кроме того, я старался всегда держать данное слово.
Почти незнакомая девчонка с медными волосами стала моим секретом, о котором я не рассказал никому – даже Мишке, с которым у нас вообще-то друг от друга не было тайн. В этом году мой выпускной, а значит, для меня это последняя дискотека в День всех влюблённых и наш последний поцелуй. Я по-прежнему ровным счётом ничего не знаю об этой девчонке, а в последнее время даже в коридорах её вижу гораздо реже. Хотя, может, мне обзор загораживает Марика. Я был уверен, что девчонка придёт, что будет ждать меня, как ждала каждый год. Но, не увидев её под лестницей, я расстроился и стал нервничать. А вдруг она вообще не появится? Мало ли почему – заболела, не захотела, не смогла… Мне нужно, чтобы она пришла. Я сам не могу внятно объяснить себе почему – но чувствую, что это важно для меня. Что это правильно.
Я сижу под лестницей, наверное, добрых полчаса, то злясь на девчонку, что её нет, то ругая самого себя, что забыл про дискотеку. Может, она приходила и ждала меня, пока я, как дурак, ждал Марику? А может, просто решила меня продинамить? За это время Марика успевает позвонить мне раз сто, но я перевожу телефон на вибрацию и игнорирую звонки.
Дробный стук каблуков раздаётся по коридору, я вскидываю голову и прислушиваюсь. Звук все ближе, ближе; под лестницу падает тень, и в пятне света возникает тоненький силуэт. Это она; чуть задыхается от того, что быстро шла, и опирается ладонью о нижний край лестницы. Я убираю телефон и улыбаюсь:
– Думал, ты не придёшь.
– Это я думала, что ты не придёшь, – парирует она. – Собственно, тебя и не было поначалу.
Я чувствую удовлетворение – значит, ждала-таки. Не забыла!
Она чуть сдвигается вбок. Теперь она больше не тёмная фигура на ярком фоне, и я могу толком её рассмотреть. Забавно, но за прошедшие годы с той нашей первой беседы под лестницей я ни разу больше внимательно ее не разглядывал. А сейчас мне вдруг хочется это сделать. И черт побери… Когда я это делаю, то чувствую, как мой пульс ускоряется, дыхание становится рваным и потеют ладони, а по груди разливается необычное тепло. Девчонка выглядит сногсшибательно. Длинные медные волосы закручены в небрежные локоны и волнами спадают по груди и спине. Глаза на пол-лица удивительного орехового оттенка кажутся огромными, и, взглянув в них, я чувствую, что падаю в пропасть. Пухлые алые губы изгибаются в улыбке. Таких губ хочется не просто легко касаться в мимолетном поцелуе, их хочется целовать по-настоящему, до одури, до распухания. Короткая кожаная юбка не скрывает длинных, почти бесконечных изящных ног. На девчонке чёрная блузка с глубоким вырезом, и я вижу нежную ложбинку и часть упругой груди, отчего у меня перехватывает дух. В штанах вдруг становится тесно. Я с трудом отвожу взгляд и сглатываю. Твою мать, что со мной такое? Красивых, фигуристых девчонок я видел – и трогал – не один раз, и буквально только что был с такой же. И их полно в школе – с классными задницами, стройными ножками, большой грудью. Ни на одну из них я не реагирую и никогда не реагировал так, как среагировал сейчас на эту девчонку. Когда она успела стать такой горячей? Или всегда была, а я просто не замечал? В последний раз, когда мы столкнулись в коридоре, на ней, кажется, была мешковатая худи.