На левой груди Стаса красуется маленькая чёрная нота, переплетенная со скрипичным ключом. На ребрах справа – причудливые иероглифы. Я осторожно провожу пальцами по обеим татуировкам, по влажной горячей коже, и вдруг осознаю, что́ я делаю. Испуганно отдергиваю руку и поднимаю глаза на лицо Стаса. Он стоит не шевелясь и прикрыв глаза, а когда открывает, то гамма чувств, которую я вижу в них, даже слегка пугает меня.
– Рита… – хрипло выдыхает Стас и делает ещё один шаг ко мне, так, что теперь мы стоим друг к другу вплотную. Я чувствую, как колотится моё сердце и внизу живота появляется знакомое жжение. Бабочки в груди неистово хлопают крыльями. Я оглядываюсь. В коридоре мы одни, и, если вдруг сейчас Стас захочет меня поцеловать, я не уверена, что смогу оттолкнуть его. Скорее, наоборот, потому что сейчас я из последних сил борюсь с желанием прижаться к нему как можно теснее. Губы мои слегка приоткрываются, словно против моей воли.
– Ты не представляешь, что ты со мной делаешь, – тем же хриплым голосом продолжает Стас. Он кладёт ладонь мне на щеку и проводит большим пальцем по нижней губе, слегка оттягивая ее, отчего дыхание мое сбивается, я начинаю трепетать, а пламя внизу разгорается ещё ярче.
– Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не сжать твою прелестную задницу, прижать тебя к себе посильнее и целовать до одури. А потом утащить куда-нибудь в укромный уголок, где нам никто не помешает, и заняться чем-нибудь очень приятным…
Моё воображение тут же услужливо разворачивает передо мной возможные картинки этого "чего-нибудь", и я чувствую, как покрываюсь краской, но не потому, что мне становится неловко, – ну или не только поэтому, – а потому, что понимаю: я совсем не против чего-нибудь приятного вместе со Стасом…
"Сделай это! Сделай это! Поцелуй меня!" – кричит голос в моей голове, но Стас удивляет меня. Он аккуратно заправляет мне за ухо прядь волос, касается шеи, и его пальцы невероятно нежны.
– Я не буду делать ничего из этого, – шепчет он, глядя мне прямо в глаза. – Я не стану тебя целовать, обещаю тебе. Ты сама сделаешь это, когда будешь готова. Когда поймёшь, что доверяешь мне и хочешь быть со мной, просто поцелуй меня. Ты поняла, малышка?
Его слова, прикосновения, запах – все это будоражит мою кровь, опьяняет меня, и у меня внезапно начинает кружиться голова от нахлынувших чувств. Он назвал меня малышкой – Господи, как же это приятно!
– Ты поняла меня? – шепчет он мне на ухо, и кожа мгновенно покрывается мурашками от его дыхания. А затем медленно проводит носом по моей щеке. Сил во мне хватает лишь на то, чтобы кивнуть.
Стас выпрямляется и одаривает меня своей кривоватой улыбкой.
– Тогда подожди меня ещё пятнадцать минут. Я быстро в душ, переодеваюсь и готов идти с тобой куда угодно.
Он исчезает в дверях, ведущих в раздевалки, а я остаюсь стоять у подоконника с отчаянно бьющимся сердцем.
Когда двадцатью минутами позже мы плечом к плечу шагаем по улице, Стас ведет себя так, будто и не было этих минут, когда мы стояли вплотную друг к другу в коридоре и воздух между нами был словно наэлектризован. Он смеется, шутит и держится абсолютно расслабленно. Мои пальцы по-прежнему чувствуют тепло его кожи, но я следую его примеру и не завожу разговор о произошедшем.
– Куда пойдем? – спрашивает Стас, когда мы выходим из школьного двора. Я пожимаю плечами:
– Мне все равно…
И внезапно застеснявшись, опускаю голову, потому что с языка чуть было не сорвалось: «Главное, что с тобой».
– Хочешь, покажу тебе, где я живу? – предлагает Стас. – Не сильно далеко от тебя, кстати. А потом провожу тебя до дома.
Я охотно соглашаюсь. На самом деле я знаю, где Стас живет, но ему-то знать об этом необязательно. А мне действительно все равно, куда идти. Главное, что Стас идет рядом, что можно невзначай смотреть на его красивый профиль, слушать его хриплый смех, разговаривать с ним о чем угодно. Было бы здорово при этом держать его за руку, но сам он не делает попыток взять мою ладонь, а я не хочу предлагать ее первой. Во-первых, стесняюсь, а во-вторых… Еще подумает что-нибудь лишнее. Он и без того слишком хитро порой на меня смотрит.
Потерявшись в собственных размышлениях, я задумываюсь настолько, что не замечаю ямку на тротуаре и, попав в нее каблуком, спотыкаюсь и едва не падаю. Едва – потому что у Стаса в очередной раз оказывается отличная реакция. Он бережно подхватывает меня за талию и удерживает на ногах. Со стороны может показаться, что мы обнимаемся, и я, вдруг засмущавшись, осторожно выпутываюсь из его ладоней.
– Спасибо…
Он внимательно оглядывает меня с ног до головы, а потом сует руку в карман и, оттопырив локоть, подставляет его мне.
– Цепляйся. Так надежнее будет.
Держаться за его локоть удобно и тепло. Вчера, когда мы гуляли втроем с Мишкой, я тоже держала их обоих под локти, но, по сути, просто придерживала пальцами, стараясь при этом по возможности идти на расстоянии от обоих. Сейчас я хватаюсь за предложенный локоть всей ладошкой и иду совсем рядом, прижимаясь к плечу Стаса своим. Случившееся в школе все еще не отпускает меня, и мне хочется быть как можно ближе к нему. Хорошо, что он, кажется, не против и не делает попыток соблюсти дистанцию.
Примерно с квартал мы проходим, обсуждая сегодняшний день. Стас делится тем, как прошла тренировка – тренер выпил из них все соки, – и расспрашивает меня о кроссвордах, которые я рисовала для Тамары Николаевны, а я рассказываю ему в деталях не только о том, что именно рисовала, но и о словах классной о том, чтобы я подумала о поступлении в архитектурный.
– Я еще ни разу не видел твои рисунки, – замечает Стас. – Покажешь?
– Покажу, – обещаю я.
– Ты давно рисуешь? Ходила в художественную школу?
– Рисую с детства, но никуда не ходила. Просто мне нравится рисовать… Я не считаю это чем-то особенным, – признаюсь я, пожимая плечами. Стас быстро взглядывает на меня сверху вниз:
– Принеси завтра хотя бы пару рисунков. И я скажу, особенные они или нет.
Мне становится смешно – специалист нашелся, тоже мне. Но я обещаю, и он улыбается.
– Что означают твои тату? – против своей воли выпаливаю вдруг я. Стас чуть сбивает шаг, но отвечает без промедления:
– Ты про иероглифы? Один из них значит «сила». Другой – «независимость».
– А почему именно такие? – тихонько спрашиваю я. Чувствую, что здесь кроется что-то важное для Стаса. Его ответ поражает меня.
– Чтобы помнить, как важно быть свободным от чужого влияния, и чтобы хватало сил на принятие собственных решений.
Его губы сжаты в тонкую линию, лицо напряжено, и я понимаю, что он сказал далеко не все. Здесь таится что-то более глубокое, однако я не пытаюсь узнать что-либо еще. У каждого есть право на секреты. Захочет – расскажет сам.
Вместо этого я спрашиваю:
– А нота и ключ?..
– Это символ того, что для меня важнее всего в жизни, – серьезно отвечает он. – Ну или почти всего.
Мы встречаемся взглядами. Он коротко улыбается мне и больше ничего не говорит. Следующие несколько шагов мы проходим в молчании. Не знаю, о чем думает Стас, а я размышляю о его словах. Я давно знаю, что он играет на гитаре, но что музыка имеет для него такое значение, не предполагала. Мне так хочется побольше расспросить его об этом, но он молчит, а я не решаюсь ничего говорить. Наверное, мы еще слишком мало знакомы для того, чтобы слишком уж откровенничать.
– Давно ты их набил? – нарушаю я тишину.
– В день своего восемнадцатилетия, – улыбается он. – Давно хотел, но отец сказал – раньше восемнадцати не смей. Так что я дождался – и вперед.
– И родители не ругали?
– Да нет, – пожимает он плечами. – Сказали, теперь ты уже взрослый, сам разберешься, что делать с собственным телом.
Мне сложно представить подобную реакцию от родителей. Моя мама бы меня убила, сделай я татуировку. Хотя мне порой хочется иметь какой-либо рисунок на теле…