Как и в прошлый раз, Стас останавливается на торце дома. Я отстегиваю ремень и разворачиваюсь к нему. Он смотрит на меня то ли выжидающе, то ли нерешительно. Или мне кажется?..

– Спасибо, что забрал меня, – неловко говорю я. – И за кофе…

– Ерунда, – отмахивается он. – Мне было приятно. Рит… А когда у тебя следующее занятие?

– В пятницу, – почему-то полушепотом говорю я.

– Давай я снова встречу тебя, и мы сходим куда-нибудь поужинать?

Я выгибаю бровь.

– Ты зовёшь меня на свидание?

– Дружеское, – тут же торопливо уточняет он и хитро подмигивает. – Друзьям же можно ходить вместе ужинать?

– Ты хитрый лис, знаешь об этом? – притворно сердитым тоном говорю я. На самом деле я совсем не сержусь, и он, конечно, знает об этом.

– Я согласен быть хоть хитрым лисом, хоть кем, если ты пойдёшь со мной ужинать в пятницу, – напирает он.

– Да пойду, пойду, конечно, – смеюсь я, но, внезапно кое-что вспомнив, вмиг становлюсь серьёзной. – М-м-м… Стас… Могу я тебя кое о чем попросить?

– Разумеется, – с его лица тоже исчезает улыбка, он весь подбирается.

– Сегодня после четвертого урока ко мне подходила Марика, – начинаю было я, но Стас не даёт мне договорить. Его красивое лицо перекашивается от злости.

– Твою мать, эта девица начинает меня напрягать. Что она сказала тебе?

– Да ничего особенного, хотела выяснить, что я делала с её парнем в столовой…

– Она назвала меня своим парнем? – перебивает Стас. Видно, как он злится. Я пожимаю плечами:

– Я сразу сказала тебе, что она явно не так относится к вашим отношениям, как ты.

– Что ещё она сказала? – зло спрашивает он.

– Да ничего. Пыталась припугнуть. Не то чтобы у неё это получилось, но мне бы не хотелось, чтобы она каждый день компостировала мне мозг…

Стас кладёт руку мне на ладонь, которую я держу на колене.

– Орешек, я разберусь, обещаю. Извини за это.

– Хорошо, – мне вдруг становится неловко, и я опускаю глаза на свои колени. Ладонь Стаса все ещё лежит на моей руке, и она такая горячая, что будто бы прожигает мне кожу. Мне нравится ощущать её тепло. Вот бы он подольше держал её на моей ладони… Но он словно замечает, что я смотрю на наши руки, и поспешно убирает ладонь. Укол разочарования сразу пронзает моё сердце, а руку обдает холодом.

– Ладно, я пойду, Стас, – говорю я, избегая смотреть на него. – Спасибо ещё раз…

– Подожди, Рит, – он удерживает меня. – У меня до сих пор нет твоего номера. Оставишь?

Я встречаюсь взглядом с аквамариновыми глазами. На лице Стаса знакомая кривая ухмылка. Моё сердце вдруг начинает биться чаще. Вот он и попросил мой номер, а я гадала весь день, сделает ли он это.

– Конечно, – я диктую ему цифры, наблюдая, как его пальцы быстро порхают по клавиатуре. Интересно, под каким именем он меня записал?

Мой телефон начинает звонить, на дисплее высвечивается незнакомый номер. Стас удовлетворённо кивает и сбрасывает вызов.

– Теперь можешь писать мне по ночам.

– Смотри, я ведь напишу, – улыбаясь, говорю я и открываю дверь. – Пока, Стас.

– Буду ждать ночной смс, – долетает мне вслед.

Когда я отпираю дверь, в нос мне ударяют невероятные ароматы запечённой курицы, свидетельствующие о том, что мама дома. Она работает фотографом, и по вечерам у неё часто съёмки, но сегодня, очевидно, тот редкий случай, когда день оказался свободен.

– Рита, это ты? – кричит мама из кухни.

– Да, мам, – я разуваюсь, сбрасываю куртку и прохожу на кухню. Мама в свободной белой майке хлопочет у плиты. Она любит белый цвет и почти всегда носит одежду в таких тонах, даже в ситуациях, когда, на мой взгляд, это вообще неприемлемо. Например, когда готовит. Я бы обязательно заляпала жирными пятнами белоснежную майку, но мама всегда умудряется оставаться чистой.

– Как позанималась? – спрашивает мама, не оборачиваясь ко мне и продолжая что-то мешать в кастрюльке. Запах оттуда исходит просто умопомрачительный, и рот мой мгновенно наполняется слюной. Мама любит и умеет готовить, и, когда она дома и при этом в хорошем настроении, меня всегда ждут великолепные ужины. Ну или завтраки с обедами. Любовь к готовке мне передалась от неё, но такого совершенства, как мама, я пока не достигла, хотя и сама мама, и Таська, и остальные мои друзья говорят, что я готовлю отлично.

– Нормально, – я хватаю со стола нарезанный соломкой огурец и смачно хрущу им.

Мама тут же оборачивается на звук:

– Куда схватила, коза? А ты руки мыла? Ну-ка иди отсюда!

Я смеюсь, уворачиваюсь от подзатыльника, которым она хочет меня наградить, и отправляюсь сначала в ванную, а затем в свою комнату – переодеваться. Настроение у меня превосходное. Сначала незапланированная встреча со Стасом, а теперь мамино хорошее настроение. То, что она назвала меня козой, – верный признак её благодушия. В дурном расположении духа она ни за что меня так не назовёт, я всегда буду Маргаритой, в лучшем случае Ритой. Я так люблю, когда у мамы хорошее настроение. С ней можно болтать о чем угодно (ну хорошо, почти о чем угодно), смеяться, дурачиться. Жаль, что такое происходит нечасто, но оттого это ещё более ценно.

– Кстати, ты что-то быстро доехала, – кричит мама через всю квартиру. – Обычно ты возвращаешься минут на двадцать позже. Вас раньше отпустили?

Я завязываю узлом на животе домашнюю клетчатую рубашку, которую ношу вместе с джинсовыми шортами, и, на ходу забирая волосы в небрежный пучок, возвращаюсь на кухню. Как раз вовремя – мама ставит на стол огромную тарелку с курицей в каком-то соусе.

Я принюхиваюсь.

– Мам, это что, винный соус? Спаиваешь несовершеннолетнюю?

– От двух капель не опьянеешь, – отмахивается мама и повторяет свой вопрос: – Так что, вас отпустили раньше?

– Нет, меня подвезли, – нейтральным тоном сообщаю я и вновь тянусь за огурцом.

– Кто? – мамина рука с ложкой замирает над тарелкой. Даже не глядя на неё, я вижу, как она напрягается. "Друг", – так и хочется сказать мне. Как бы мне хотелось иметь возможность секретничать с мамой о мальчиках так, как это делает, например, Таська. Рассказать про Стаса, о том, как он нравится мне уже несколько лет, о сумасшедшей искре в пятницу, о невероятном сегодняшнем дне. "Мама, мне очень нравится мальчик, и он говорит, что я тоже нравлюсь ему. Мама, он такой классный, и у него такие нежные губы…"

Но я никогда этого не расскажу, потому что знаю, как мама отреагирует на подобного рода признания. Поэтому пожимаю плечами:

– Дейв, кто же ещё.

Мамины плечи расслабляются.

– Дейв заехал за тобой на занятия? Как мило с его стороны. Тебе не кажется, что ты ему нравишься?

– Что ты, нет, мама. Ему другая девочка нравится, – спешу заверить я. – И он не заезжал специально, ехал мимо автобусной остановки и увидел меня.

Я лгу и изворачиваюсь, чувствуя себя при этом премерзко. Но я совершенно не хочу испортить такой хороший вечер. А в том, что он будет испорчен, если я скажу правду, нет никаких сомнений.

– А, ну ясно, – к великому моему облегчению, говорит мама. – Давай ужинать.

Ужин проходит отлично, мы болтаем и смеёмся. Потом маме звонит её подруга, и она отправляется к себе разговаривать с ней, а я убираю со стола и тоже ухожу в свою комнату. Надеваю наушники и под любимые песни Джона Бон Джови заваливаюсь на кровать с томиком Агаты Кристи. Проходит, наверное, около часа, когда мой телефон негромко жужжит. На дисплее высвечивается сообщение от Мишки.

"Хаюшки, как ваше ничего?"

Моё лицо озаряет улыбка. Я нежно люблю двоюродного брата. В детстве, когда папа ещё жил с нами, мы были очень близки с Мишкой. Постоянно виделись, играли вместе. Между нами всего два года разницы, мне было три-четыре, Мишке пять-шесть, и мы отлично ладили. Но когда мне было пять, папа ушёл, и мама запретила мне видеться с Мишкой и его родителями. Оборвала все связи с папиной родней. Папы не было в стране, он никак на это не мог повлиять. А у меня не было возможности противостоять ей, хоть мои дядя с тётей, Антон и Лера, часто звонили, пытаясь хотя бы по телефону поговорить со мной. А потом, в подростковом возрасте, три года назад, мы с братом нашли друг друга в соцсетях и снова начали общаться – как прежде. Как будто и не было этих лет тишины. Я стала ездить к ним в гости, возобновила общение с Лерой и Антоном, и те были этому несказанно рады. Первые годы я скрывала это от мамы, но после этого лета перестала. Она злилась, но помешать мне общаться с братом, дядей и тетей уже не смогла.