- Никки, ты действительно был в неё влюблён? - не удержалась я. Актёр, не переставая жевать, угукнул:

- Ум, я вообще любвиобильный! Но Прасковья и Лебедь от меня шарахались. По-хорошему, у госпожи Поляновой спросить надо, нашей гардеробщицы. Мимо неё мышь не проскочит, старая закалка!

- Спросим. Сену отправим в Григорьевское и пойдём.

Писательницу, автора детективных пьес - в Григорьевское?! Ага, разбежалась!..

* * *

Попасть в театр оказалось непростой задачей. Двери были опечатаны, а у входа скучали два бравых молодца в форме. Пускать директора в его же театр они отказались наотрез. Дескать, разрешение надобно, от самого следователя!..

У Темногорского дёрнулся глаз. "Ой-ой!" - как сказала бы Юлиана.

Но катастрофы удалось избежать. Из театра выскочила гардеробщица, вооружённая метлой - видимо, услышала ругань с улицы. Она мгновенно признала нас - и метла, как флюгер, угрожающе развернулсь в сторону часовых.

Молодцы напряглись.

Набрав воздуха в грудь, госпожа Полянова припомнила им все грехи и "нарушения процессуальных процедур"! У меня аж рот приоткрылся. Такие-сякие "собаки легавые" и бедную девочку до обморока довели, и натоптали везде, и бардак сами устроили, а должны были предупредить (указательный пальц вверх!), и "кормильца как на паперти держат, кровопийцы!". Я восторженно внимала почтенной даме, жалея, что под рукой нет записной книжки. Ник улыбался, а Темногорский, кажется, переваривал новую роль "отца семейства".

Пока часовые приходили в себя, гардеробщица затолкала нас в фойе и шумно хлопнула дверью. Повернув ключ в замке, она преспокойно вернулась за стойку, к вязанию и плюшкам

Не удержавшись, мы с Ником поаплодировали. Не там Ясинский актрис искал, ой не там!..

Увы, пролить свет на убийство она не могла. Госпожа Полянова заверила нас, что никто посторонний, кроме княжны с "дружком", в театр не входил. Всё утро почтенная дама не отлучалась со своего поста, только ближе к полудню в буфет сбегала. Но к тому времени, если верить отчёту полиции, Прасковья была мертва.

Ник подтвердил, что госпожу Полянову трудно сбить с толку. На всякий случай мы проверили чёрный ход, который Темногорский запер в субботу, и поднялись в буфетную. К моему удивлению, за витриной нашлась пыхтящая Ленар, убирающая снедь в холодный ларь.

- Упырь знает что, Темногорский! - директор первым попался ей на глаза. - Весь день насмарку из-за полиции! Говорю им: еды много осталось, испортится, дайте заберу!.. Нет, вышвырнули как кошку на улицу! Так и хотелось...

- Ленар! - резко перебил её Алексей. - Мы не одни.

Завидев нас, женщина помахала рукой. Однако...

- Слушай, будь другом, подлечи меня, а? - внезапно попросил директор, растягиваясь на стуле, - вряд ли что-то серьёзное, пара синяков, но вечером к отцу идти... Поможешь?

Бросив ларь, она стремительно направилась к Темногорскому.

- Ты ранен?! Что произошло?! Ну раздевайся, раздевайся!

Скосив глаза на меня, Алексей нехотя потянулся пуговицам рубашки. Его чёрный пиджак остался на рынке - мы даже не вспомнили о нём.

- Подрался.

На боку у Темногорского был неглубокий порез, на широкой молодецкой груди - темнеющая гематома. Я уж молчу о разбитой губе! Ох, надо было бежать к лекарям!..

Язычница вытаращилась на эту красоту:

- Подрался?! Богиня моя Леля! Ты что, на кулачные бои ходил?! Как вообще получилось, что тебя задели?!

- Барышню хотел впечатлить, силушку показать, - усмехнулся Темногорский, поиграв мышцами... и болезнено охнул. Я посмотрела на него с укором, а Ленар вовсе расфыркалась. - Но неприятелей много набежало, пришлось звать Орехова. Кстати, ему тоже досталось.

- Пусть раздевается, - согласилась Ленар, оценив неприкрытый намёк. Она водила пальцами по груди Алексея - спокойно, без стеснения. Кажется, моя версия про отношения была не такой уж натянутой. Я прикусила губу, отворачиваясь. Процесс лечения отчего-то вызвал у меня неприязнь, хотя с обережницами я сталкивалась.

Нику повезло - он заработал один синяк на плече. Наш актёр ничуть не уступал Темногорскому. Подтянутый, стройный, и мышцы крепкие имеются. Он усиленно смущал Ленар, но язычница, как я ожидала, трогала его гораздо меньше.

Хотя Ника почти не задели.

Темногорский поднялся, потянулся и набросил рубашку. Вид у него был как у довольного кота... кто бы сомневался.

- А как ты попала в театр? - опускаясь в кресло рядом со мной, осведомился директор. Закончив с Ником, Ленар указала на неприметную дверцу.

- Как обычно, через кухню. Тётушка отпирает и пускает, - она нахмурилась, - ты что, алиби моё проверяешь?! Тебе вообще не стыдно, Темногорский?!

Её возмущение наткнулось на стену из задумчивого директорского взгляда:

- Я разбираюсь. Давай по порядку, когда ты приехала?

- В девять. Я сегодня с тётей осталась, помогала, готовила.

- Дверь закрыли?

- Да, я лично заперла, - она кивнула, - и тётушка не пустит кого попало. Вряд ли душегуб через кухню пробрался, Лёш, я бы заметила.

- Но в теории - возможно?

Ленар пожала плечами. От гардеробщицы мы уже знали, что в театр Прасковья пришла с пустыми руками. Значит, конфеты она получила здесь. Коробку, полную жгучеядного шоколада, сыщики нашли на столе в гримёрке. Известная сеть кондитерских "Персикофф". По два-три магазинчика в каждом районе города.

Искать концы можно бесконечно.

Жгучеяд, по заключению эксперта, попал в уже готовые конфеты. Это была не ошибка кондитерской, а хладнокровное убийство. По пути в театр мы обсуждали отчёт, который Темногорский читал у следователя. Похоже, мы опять столкнулись с "театральным" маньяком. Ведь Прасковья могла угостить конфетами Лебедь, Жани или знакомых мужчин! Кажется, душегубу было всё равно, кого убивать!

Тонкий расчёт или нездоровое сознание?.. Кому помешали две актрисы?..

- Орехов, сообщи всем, чтобы завтра с утра были в театре, - постановил директор и невесело улыбнулся, - я не верю в безликого чужака. Его бы заметили. Сосновский прав, убийцу нужно искать в театре.

Ник тихо выругался:

- Зачем?! Зачем мне, Мииру или Жани кого-то убивать?! Почему именно сейчас?! Мы знакомы упыреву тучу лет! Или ты подозреваешь тихоню-Лебедь, которая рыдала несколько часов?! Недалёкого Ефима?! Или Марю, холёную фрейлину Юлианы? Саму Юлиану?! Младшего Верданского?! Ясинского?! Кого, Темногорский?!

- НЕ ЗНАЮ! - взорвался директор следом, ударив по столу так, что я испуганно вздрогнула. - Чего ты привязался ко мне, Орехов?! Факты, твою мать! До театра конфет не было, в театре конфеты появились! В субботу вечером я заглядывал в гримёрку - никаких коробок, чистый стол! Может, девицы они и тихие, но не идиотки же! Она доверяла тому, кто дал ей конфеты, Ник! - уже на тон спокойнее закончил Темногорский. Одновременно с этим я вспомнила о серёжке и вытащила её из кармана.

Ленар, Ник и Лёша недоумённо уставились на находку.

- Серёжка Марьяны? - первым очнулся Орехов. Ну, с его наблюдательностью нам было не тягаться. - Она вроде жаловалась, что потеряла её. Сена?..

- Лежала у тела Прасковьи, - призналась я, - Ник, ты только не кричи. Просто мне показалось, что это нелепо - приметная серёжка на месте преступления, готовая улика. Я забрала. Не надо было, да?..

Они переглянулись... и дружно рассмеялись. Пусть нервно, но уже не так напряжённо. Мне не хотелось ссор. Сердце тревожно заходилось в груди. Я понимала Ника. Подозревать друзей, свой близкий круг, ужасно. Я понимала Темногорского. Факты прямо кричали на связь душегуба с театром. Одновременно с этим у нас было много белых пятен, чтобы делать какие-то выводы.

- Я готов поручится, что Марьяна не убивала, - Ник сложил руки на груди, - она пришла следом за мной и Ясинским, и у неё маленькая сумочка на цепочке - такая, что ни одна коробка не поместится. От входа и до первого перерыва она была в поле моего зрения. Да и Беренику убили задолго до появления Марьяны в театре.