– Иво, ёпрст, переведи им, – разозлился я, поняв, что ничерта они не поняли.

Аборигенский то язык обилием фраз и всяких там синонимов не отличался. Это в нашем новаторском племени мои речевые обороты и прочие деепричастия ушли в народ. Можно сказать, стали неотъемлемой частью речи.

А тут…

– А как же вы взаперти-то тогда оказались? – спросил я, когда рассказчица немного успокоилась.

– Они внутрь забежали, а мужчины камень специальным бревном задвинули. А чтобы камень не болтался, изнутри ещё бревно под угол вставили. А куда второе бревно дели – они не знают. Да только видать сначала дождь пошёл, потом мороз ударил. Примёрзло всё, – перевёл Иво бормотание бригадирши на понятный мне язык. – Да и силёнок у баб поменьше. А камень, до этого, изнутри всегда пятеро сильнейших мужчин отодвигали. И то с огромным трудом.

– И сколько вы в заточении были? – нахмурился я, чухнув, что враг то видел, как баб заныкали. А значит, может неподалёку ошиваться в надежде, что степнячки потеряют бдительность и вылезут на свежий воздух.

Даже вспомнил, что я, в первые дни своего попаданства в эти степи, по этой же методе на байбаков охотился.

Но вместо ответа Карке лишь развела руками. Мол, ты совсем дурак или как – часы и календарь ещё не изобрели, а солнца при запертой двери не видно.

– Ладно, это всё лирика, – успокоил я бригадиршу. – Как я понял, настоящих мужиков и защитников у вас нет. А значит племя обречено на вымирание. Но судьба, в смысле, мой персональный дух Горшок даёт вам всем второй шанс. Вы можете влиться в племя Хой. Время подумать у вас есть. До утра, я думаю, мы тут задержимся, – подмигнул я Карке.

– Нет, хочешь – не хочешь, а лавочку, всё же, сделать нужно, – подумал я, вдыхая бодрящий кровь, весенний воздух. – Авось, пронесёт, враг заплутает и … А вон там баньку поставлю, – размечтался я, купаясь в ласковых солнечных лучах.

Соскучился я всё-таки по теплу. А сегодня, как раз на следующий день после весеннего равноденствия, светило сжалилось над племенем Хой и послало нам свои лучики добра и тепла.

Настоящая, а не календарная весна началась, короче.

– Пора свадьбы играть, – выдернул меня из нирваны голос Карке. – У вас же есть такой ритуал?

– А то, – ухмыльнулся я. – И даже песня подходящая есть.

Карке, кстати, уже наблатыкалась изъясняться на нашем наречии, старательно копируя мои выражения и интонацию. Да и вообще, она в последнее время за мной словно тень следовала. Видать, охмурить решила, а потом под каблук загнать.

Но мы не лыком шиты.

Нас и Уна неплохо кормит, а самое главное – готовит вкусно, стирает и убирает постоянно и при этом мозг не выносит. Одним словом – идеальная жена. Она даже на Карке смотрела не как на соперницу, а скорее как на дитя несмышлённое, вообразившее себе невесть что.

А началось это в тот вечер, когда мы с освобожденными, а в нашем случае считай «порабощёнными» бабами, в родное племя вернулись.

Если отмотать немного назад, в тот самый вечер, когда мы освободили баб, а потом, заморив червячка, завалились отдыхать, предоставив выжившим выбор, пленницы, о чём то шептаться начали, периодически бросая на нашу гоп-компанию томные взгляды. А на утро Карке объявила о согласии их дружного женского коллектива влиться в племя Хой.

Дети и подростки прицепом шли. Их мнение и хотелки тут не учитывались.

В обратную дорогу мы отправились после обеда. Шли осторожно, постоянно высылая вперёд разведку. Да и снегоступы были-то только у нас, а бабы по нашим следам топали. Снег хоть и не глубокий был, а всё равно совершенно неудобно, а главное неприятно было.

Из-за этого наше обратное путешествие затянулось на две недели. И только мы вошли на стоянку родного племени, как началась жуткая метель. Мело так, что кончиков пальцев вытянутой перед собой руки видно не было.

Толмач тогда всех заверил, что это добрый знак. Типа, глубокий снег обезопасит нас как минимум до весны. А до неё ещё дожить надо. Жратвы то мало, а ртов прибавилось.

Только ныл он зря, этой зимой в племени от голодухи опять никто кони не двинул. И это второй год подряд.

Стабильность!

Нет, попоститься то, нам пришлось. Но ужин, пусть и лёгкий, был у всех. А всё благодаря снегоступам.

Иво, по возвращению, их мало-мало усовершенствовал, и теперь в них очень даже быстро бегать можно было. Вот и гоняли мои воины в свободное от несения караульной службы время за зайцами да другой живностью, ненароком высунувшей морду из леса.

Этим балбесам развлечение и тренировка, а нам мясо и шкуры.

Пришлые бабы от такого расклада тоже довольны были …

Да и чего бы им не радоваться, если они по факту из земляной норы, пусть и здоровенной, в настоящий дворец переехали. Тут даже пол тёплый. Вообще невидаль и колдунство небывалое.

Освоились они быстро.

На второй день уже нас делить начали. Пришлось дрын из леса тащить и на понятном всем языке дрыноприкладства разъяснять, кто тут главный, а кто пока что ещё на птичьих правах тут обитает.

– Вот весна придёт, солнце к нам вернётся, примем вас в племя, пацаны выберут себе по жене, сыграем свадебки, а потом и будете в своих углах с законного мужа пылинки сдувать, – ляпнул я тогда. – Мы же цивилизованное племя, а вы мало того, что со своим уставом в чужой монастырь припёрлись, так ещё и бордель тут решили устроить.

Кто же мог подумать, что из всей моей пламенной речи бабы запомнят только «свадебки сыграем».

– Готовьтесь. Предвыборная неделя пошла, – подмигнул я претендентке на моё сердце, часть добычи и ещё кое-что. – Пока что устная и наглядная агитация разрешена – пользуйтесь. А я пока пойду с вождём пару моментов утрясу.

– А неделя это сколько? – тормознула меня Карке.

– Вооот, – протянул я. – А ещё в жёны ко мне набиваешься! А я только умных в жёны беру! Вон, иди у Уны спроси. Она тебе и объяснит, почём пуд соли стоит.

Обломившаяся подруга только фыркнула в ответ и двинула в землянку, соблазнительно, как ей казалось, покачивая тазом. В смысле, задницей.

– Я в жёны не претендую, мне просто тупо интересно, а неделя это сколько? – нарисовался передо мной Иво, едва я только сделал восемь шагов в сторону начальственной хаты.

– И ты туда же? – психанул я.

– Ну, сколько это рук дней? Скажи. Жалко что ли? Я же твой зам, – начал канючить Иво.

– Вот именно, – рыкнул я. – А считать до сих пор не умеешь! Завтра открою школу, и пойдешь вместе с бабами и детьми в первый класс! Будешь счёту учиться, а то задрали уже со своими одна рука дней, обе руки дней.

Примерно так же, только не так эмоционально, а более аргументировано, тему с открытием школы я задвинул и вождю.

– Уна, директором школы будет и учителем. Тех, кто плохо считает, на руководящие посты ставить не будем! И скажите спасибо, что я вас не заставляю бухучёт вести и годовые отчёты формировать, – высказал я главнюку своё видение складывающейся ситуации.

– А то ваше, много врагов, это может быть и одиннадцать, и пятьдесят, и сто пятьдесят. А по факту это огромная разница. И если это кажется тебе ерундой, то представь, что тебя, о великий вождь, поменяли местами вон с тем подростком. И он руководит племенем, а тебя заставляют делать самую, грязную работу и все над тобой издеваются, – привёл я главнюку понятный ему пример.

– Да я его! – вспылил начальник.

– Пацана не тронь! – осадил я руководство. – Это пример был. Он просто под руку подвернулся. А ты понял разницу между тем, кто умеет считать, и остальными балбесами?

– Понял, – скрипнул зубами главнюк. – Иди, делай свою школу. Только пускай Уна, сначала меня считать научит, а потом и других. Негоже простолюдинам умнее вождя быть. Непорядок это, – впервые за долгое время порадовал меня главнюк здравой мыслью.

На том мы и разошлись.

О скором открытии в посёлке, это я так нашу стоянку окрестил, первого учебного заведения, объявил у вечернего костра.