Гоатли: Если оглядеться вокруг, мы заметим уйму игр про Вторую мировую войну…

Маккаммон: И книг. Я уже продвинулся настолько, что в этом вопросе могу стать либо экспертом, либо занудой!

Гоатли.: Насчёт Второй мировой войны — похоже, тебя больше интересует её европейская часть, а не японская.

Маккаммон: Ну, не совсем так; ещё немного азиатская и североафриканская… Что привлекательно для меня в той эпохе — там было просто: «белые шляпы» против «чёрных шляп». А ещё опыт — этот конфликт был очень масштабным и разнообразным. В то время люди лишь открывали для себя технологии и их ограничения. Гонка вооружений между Германией и Россией, США и Великобританией. И такие завораживающие персонажи: Черчилль, Рузвельт и, конечно, Гитлер, а также все те нацистские атрибуты — идея, что «мы — раса господ», и нордические мифы. В тот период происходило столько всего, что просто невероятно. Такое никогда больше не повторится. Никогда больше не будет «белых шляп» против «чёрных шляп» — такого на самом деле не было в «Буре в пустыне», потому что в действительности они не хотели воевать.

Гоатли: Чёрные шляпы стали серыми.

Маккаммон: Все шляпы стали серыми. Такого никогда не повторится. К примеру, вторжение в Нормандию. Никто и никогда прежде не совершал ничего подобного. В действительности они знать не знали, удастся ли — это была невероятная операция и она удалась. Поразительно, что это сработало. Не уверен, получилось бы сейчас повторить такое. И это сделала американская сила воли! Американская махина лишь набирала обороты, Германия обретала волю, Россия только-только приходила в себя, а японцы были морской нацией. Это было невероятное время. Как видишь, я без труда занудничаю о той эпохе!

Гоатли: Я лишь недавно начал кое-что об этом читать. По какой-то причине на уроках истории в старшей школе мы всё это бегло пролистывали.

Маккаммон: Знаешь, вот взять лётчиков из Битвы за Британию — всё это были очень молодые люди — они курили трубки, носили шарфы и кожаные кепи. Они забирались в свои «Спитфайры» и летали на них, одно задание за другим. В болотах России были финские снайперы — они залегали на болоте с одной винтовкой и одной пулей, часами поджидая, пока кто-нибудь пересечёт линию прицела.

Опыт той войны был невероятно разнообразным — и потрясающим.

Гоатли: «Буря в пустыне» длилась всего сто дней, но казалось, что гораздо дольше. Не могу представить войну, которая длится годами.

Маккаммон: Ну, в действительности она началась в тридцать восьмом, потому что именно тогда Россия вторглась в Финляндию — Россия и Финляндия воевали где-то с 1938 по 1940 год. Затем, в 1940 году, Германия вторглась в Польшу, Чехословакию, Францию и, наконец, в Россию. Действительно потрясающе. В любом случае, оттуда всё это и пошло.

Гоатли: Марк Турек пишет: «Я подметил, что, по вине сплаттер-хоррор фильмов появилась тенденция к сплаттер-хоррор литературе. Трудно найти что-то оригинальное, кроме нескольких примеров; ваш последний роман [Волчий час] — чтение довольно живительное, как и «Кусака». Что вы видите на горизонте этого жанра и считаете ли, что мы сможем подняться над кроваво-чернушным бредом?»

Маккаммон: Предчувствую — и знаю, это многих огорчит — что будущее хоррора — в кино. Хоррор-литература вообще может вскоре прекратить своё существование. Книги стараются подражать фильмам, так как считается, что фильмы популярнее — обычно они приносят большую прибыль, поэтому книги всё больше уподобляются фильмам. Думаю, теперь всё меньше людей читают романы в жанре хоррора. Думаю, вы заметили, что такая тенденция присутствует и в хоррор-фильмах, но полагаю, что хоррор-романы испускают последний вздох. Хотелось бы, чтобы это было не так, но, как видно, это так.

Гоатли: Генри Гершман спрашивает: «Планируют ли какие-нибудь ли крупные кинокомпании снимать фильмы [по вашим произведениям]?»

Маккаммон: Было предложено «Моё!». Было предложено «Ночь призывает зелёного сокола». Её выбрал и я, и телевизионщики. Меня всегда удивляло, что для фильма не выбрали «Моё!». Знаешь, я читал, что какая-то актриса заявляла: «Мне никогда не найти сильной роли для женщины. Почему никто не напишет сильную роль для женщины?»

Гоатли: А там их целых две.

Маккаммон: Там их целых три! А первым женским фильмом-путешествием называют «Тельму и Луизу». Так-то вот…

Гоатли: Мэри Торнтон прислала вопрос: «вы не подумывали ещё написать о Майкле Галлатине?»

Маккаммон: Я оставил его незавершённым, на тот случай, если захочу к нему вернуться и сделать сиквел. Если написать сиквел, может быть, какое-нибудь небольшое издательство его опубликует.

Гоатли: Ричард Каапке из Лас-Вегаса спрашивает: «в Сиэттле, на Всемирном конвенте фэнтези, вы упомянули, что одиннадцатый час, так называемый «волчий час», пришёл из легенд или фольклора. Не могли бы вы подробнее об этом рассказать, возможно, дав подсказку тем, кого заинтересует происхождение этого названия?»

Маккаммон: Думаю, это что-то нордическое. Там у каждого часа было своё название и, по-моему, одиннадцатый час — это волчий час в скандинавско-германской мифологии. К тому же мне хотелось использовать идею одиннадцатого часа — его всегда упоминают, как последний час, опасный час.

Удивительно, как много людей считают так же. Я получаю письма, в которых говорится: «Мне по-настоящему понравился «Час волка». А когда мы впервые взялись за книгу, в «Pocket» сказали: «Может, вам лучше бы назвать её «Час волка»?» Хорошо, но это не час волка. В скандинавской мифологии одиннадцатый час — волчий час, а не час волка.

Гоатли: Когда «Ballantine» переиздал «Неисповедимый путь» и «Участь Эшеров», на оригинальных обложках поместили: «От автора «Часа волка».

Маккаммон: Ну, вот зачем они это сделали? По-моему, гораздо лучше звучит «Волчий час». Это же волчий час.

Гоатли: Ну, «час волка» звучит похоже…

Маккаммон: Это звучит похоже на: «Давайте, подъезжайте и посмотрите в автокинотеатре второсортный фильм». Это совсем не то.

Гоатли: Ещё Ричард пишет: «Известно о вашем отвращении к написанию сценариев, но распространяется ли это и на писательство в соавторстве? Есть ли писатель, с которым вам хотелось бы вместе поработать над новым романом?»

Маккаммон: Не скажу, что мне не нравится писательство в соавторстве, потому что считаю, что есть прекрасные книги, написанные в соавторстве. Лично мне гораздо удобнее писать самостоятельно и в одиночестве.

Гоатли: Ты пишешь в тишине?

Маккаммон: Нет, я слушаю всевозможную музыку — такую, которая мне в тот момент интересна. У меня есть любая музыка — рэп, древняя шотландская музыка, звуковые эффекты — есть даже звуковые эффекты поездки на поезде [целый альбом] — прямо всё, что угодно.

Гоатли: Люди удивляются, что я слушаю «Kiss» на большой громкости, когда пишу программы.

Маккаммон: Это воздействует лишь на половину мозга. Это действительно так, потому что часто я включаю музыку и начинаю работать — и уже не слышу её, а просто тружусь. Думаю, музыка действует на одно полушарие мозга, а другое занято делом.

Гоатли: Я заметил, что могу поставить CD, пока программирую или пишу статью, он шпарит, а я даже не вспомню, что слушал.