Для нашей безопасности нам дали в проводники Юру Мизина, который и привёл нас к месту бурения, и за которым мы шли, как и положено по инструкции, след в след. Петя Богородский тихо отвалил со своими бойцами в сторону сопки Комсомольская, т. к. пришли они сюда явно не для бурения, поэтому решили не мелькать у нас перед глазами.
Как и ожидалось, верхний слой крупнокристаллического снега бур прошел легко, а когда начался более прочный фирн с прослойками льда, бурить стало труднее. Примерно с 60–70 см пошел уже сплошной пресный лед, плотность которого не уступала плотности озёрного льда. Пока бурили, с купола в сторону океана дул постоянный, но не очень сильный ветер. Бурили все по очереди, включая Юру Мизина, всегда готового помочь. За пару часов или больше отобрали 5 баков снега, фирна и льда, после чего пошли на обед. Обед был так себе, даже с трудом вспомнил: средней паршивости борщ и макароны по-флотски.
Кают-компания, столовая, офис начальника станции — все это больше и посолиднее, чем на любой другой нашей станции, по крайней мере, из тех, что я видел. Да и не мудрено, все-таки флагманская российская станция на Антарктическом континенте.
После обеда пошли на прогулку, на сопку Комсомольская, расположенную над морем на мысе Мабус. Залезли на топливную ёмкость, господствующую над местностью. Красота вокруг необыкновенная, не устаю ею восхищаться! Кругом нагромождение айсбергов самых разнообразных форм, размеров и всех оттенков от белого к аквамарину через голубой и тёмно-синий. В бинокль в двух пещерах мы углядели лёд тёмно-фиолетово-чернильного цвета — ну точно, как южноафриканский танзанит, просто фантастика! Прямо перед нами, на середине залива, располагался красавец «Фёдоров», ярко-оранжевого цвета с белыми надстройками. От него и к нему с подвешенными под брюхом контейнерами сновал наш бело-голубой вертолет, похожий на неутомимую пчелу с налипшим на свесившихся задних лапках тяжелым грузом пыльцы. Внизу под нами, метрах в 40 лежал большой и упитанный тюлень. Тюлень не шевелился, и я было подумал, что он мертвый, но вскоре он завозился, задёргал ластами и стал менять позу, вероятно, чтобы не належать пролежней. Повозившись так минуты 2–3, он свернулся калачиком, как большой котёнок и опять надолго затих. Спустившись вниз, за скалой натолкнулся на небольшое семейство линяющих пингвинов, которые в панике бросились от меня наутёк. Однако смогли убежать не все. Один, по-видимому еще совсем молодой и не до конца отлинявший пингвин, сделал несколько безуспешных попыток удрать вверх по скале, но так и остался на месте, поглядывая на меня одним глазом и как бы говоря: «Ну что же, снимай раз пришел. Все равно от тебя не отделаешься». Походив по сопке и насладившись картинами брошенного железа в виде ржавой техники, мятых бочек и другого металлического мусора не всегда даже и понятного происхождения, мы подались назад, в направлении сопки «Радио». Чуть было не забыл рассказать о двух достопримечательностях. Первая, это установленный на вечный прикол вездеход «Пингвин» — первый, который прибыл на станцию и такой же, как установленный на станции Новолазаревская. Вторая достопримечательность — это «тотем», как их называют, т. е. шест с набитыми на нем указателями расстояния до крупных и мелких городов и других, достопримечательных с точки зрения полярников, мест. Так вот, в отличие от других станций, тотем на Мирном был не сильно перегружен информацией. Здесь присутствовали как стандартные указатели на Москву, Питер, Кейптаун с километражем, так и не стандартные типа: «Библиотека — 70 м», «Водка — 90 м», «Бабы — 5070 км». Ради интереса, уже в каюте пытался разобраться, каких же именно баб полярники имели в виду? С учётом направления и километража по карте получилось, что бабы те обретаются вроде бы в городе Перте (Западная Австралия). Далековато, однако!
Отдышавшись немного в кают-компании решили пойти осмотреть местность за сопкой Комсомольская. Здесь расстилалось уже белое безмолвие на куполе. Там и сям, вплоть до горизонта разбросаны отслужившие свое старое оборудование и техника. Напротив, располагается бухта Мак-Дональд. Навстречу шел Петя Богородский со своими бойцами. Саша Куцкруба подошел к нам и сообщил, что виднеющаяся впереди груда металла, на самом деле разбитый самолет, а слева от него спасательный бот с судна «Профессор Визе». Подошли поближе, всё верно. Самолет лежал с оторванной, вероятно от удара, кабиной — по-видимому это был ЛИ-2. Рядом лежали останки вертолета, неопознанной конструкции, чуть дальше останки гусеничных тягачей, какие-то трубы, гора использованных лысых шин много еще чего. Дошли мы и до бота, действительно, лодка с легендарного научно исследовательского судна «Профессора Визе» — как она сюда попала? Впоследствии я выяснил, что первым рейсом НИС «Профессор Визе» был как раз рейс в Антарктику в 1967 г. Руководил рейсом полярник-папанинец Евгений Константинович Федоров, в честь которого названо наше судно. С тех давних времён бот и находится здесь. На обратном пути я посмотрел на небо и обнаружил огромное галло вокруг солнца. Явление это не такое редкое в Антарктиде, Арктике или в горах, но в нашей средней полосе его не часто увидишь, только при очень низкой температуре. Проявляется это явление в виде светлых концентрических кругов вокруг солнца. Я постарался заснять это на фотоплёнку, но в успехе не уверен. После этого, по своим следам и следам гусениц, мы вернулись в кают-компанию, а оттуда, без особых приключений, вертолет нас доставил на борт судна. С нами возвращались отзимовавшие свое и находившиеся под крепким газом полярники с «Мирного».
Вечером в каюту заглянул Леонтьич и спросил, готовы ли мы лететь завтра на Хасуэлл (первоначально эта высадка была запланирована на 30 марта). Мы прикинули свой ресурс баков и бидонов и сказали, что да, готовы.
29.03.03. Высадка на остров Хасуэлл (2,5 км к северу от мыса, на котором расположена ст. «Мирный»). В 8:30 мы все были на вертолетной палубе и уже через 10 минут летели в сторону загадочного острова Хасуэлл. Сели мы на самой вершине острова около 9 часов, рядом с триангопунктом. Высадка происходила быстро и при работающих винтах, в режиме «выпрыгивания» из вертолёта. Вертолетчики сказали, что заберут нас перед обедом, так что в нашем распоряжении было всего около двух с половиной часов. На этот раз в моей группе вместо Новигатского был опять Саша Куцуруба. Инна Новигатского на берег не пустила, т. к. у него на Мирном опять разболелся тройничный нерв.
Подхватив свои баки, бур и другое оборудование начали спуск в сторону предполагаемых озер, которые я заметил ещё с вертолета. Почти сразу же внизу метрах может в 100–150, мы обнаружили крохотное озерко, лед которого походил на застывшую у пивного ларька лужу пива. Длина озерца составляла около 30 м, а ширина около 10 м. Строго говоря, эту лужу и озером-то грех называть. Располагалось озерцо примерно на высоте 35–50 м от уровня моря и было отмечено на крупномасштабной карте в Атласе Антарктики, что указывало на то, что, по крайней мере, в 60 м году это озеро уже существовало и было нанесено на карту топографами. Т. к. они не дали никакого названия этому озерцу (вероятно, слишком маленькое для названия по их представлениям), то я его назвал в своей пикетажке: озеро Привершинное. По цвету льда и уровню обкаканости окружающих скал, я понял, что в формировании водной толщи этого водоема самое непосредственное участие приняли опасливо выглядывающие кое-где из-за скал пингвины Адели. Однако, выбора у меня не было. Рекогносцировка на местности показала, что более крупное озеро, в нижней части острова, находится далеко, и путь до него достаточно сложен. Т. е. добраться до крупного озера, конечно, можно было, но это потребовало бы уйму времени, которым мы, к сожалению, не располагали. Даже, если бы, нам всё же удалось набрать пробы воды, льда и снега в свои баки, мы не смогли бы дотащить всё это хозяйство вверх по скалам к месту посадки вертолета. Бурить начали в 9:05. Лед поддавался тяжело, как и всякий озерный лед. Верхний 13 см слой льда был белый, сменившийся 10 см слоем зеленого цвета — явные водоросли, — а затем почти до конца цвет льда не менялся, оставаясь светло желтым с чуть зеленоватым оттенком. Нижние 7 см керна были сложены темно-серым льдом с черными хлопьевидными включениями размером до 2–3 см. Общая толщина льда составила 72 см. Когда мы пробурили всю толщу льда и провалились в подледную воду, то сразу поняли, что лучше бы мы этого не делали. Из-подо льда хлынула вонючая серовато-бурая жидкость с плавающими хлопьями черного цвета (такие же, как и вмороженные в лед). Насчет пингвинов я, по всей видимости, был прав. Первую лунку мы пробурили примерно к десяти часам и к одиннадцати с трудом успели управиться лишь еще с одной, а также отобрать снег и вонючую подледную воду. Глубина озерца от поверхности до дна в его центральной части оказалась равной 110 см, т. е. под льдом находилось примерно 40 см слой воды. Дно опять было покрыто слоем льда, что мы выяснили при помощи нашего бура, однако определить толщину этого слоя льда без риска сломать бур о подстилающие камни было невозможно. Пока мы работали, Наиль с сотоварищи ходил вокруг по скалам и несколько раз сфотографировал нас за работой. После того, как мы закончили работу они помогли нам оттащить наши тяжелые баки вверх по скалам, куда за нами должен был прилететь вертолет, за что мы были им искренне признательны. Наверху Наиль рассказал нам, что наснимал потрясающую коллекцию дульников (так полярники называют источенные ветром камни причудливой формы). Сад камней — так можно было бы назвать остров Хасуэлл. До прилета вертолета у нас оказалось в запасе минут 20, которые мы использовали для съемок, величественной панорамы, открывающейся с вершины острова и сбора камней, разбросанных тут и там по поверхности горы. Надо сказать, что в разнообразии пород Хасуэлл уступает и Молодежке, и Прогрессу, но по сравнению с самим Мирным петрографический состав пород здесь гораздо интересней. В соответствии с Атласом Антарктики остров Хасуэлл в основном сложен чарнокитами, но встречаются также сланцы и гнейсы.
