Когда мы пришли к обеду на станцию, около часа дня, все наши уже находились там и слушали переговоры начальника станции Киселева с капитаном «Федорова», который его и нас «порадовал» новостью, что в связи с ухудшением погоды, вертолет за нами в 5 часов не прилетит и нам придется ночевать на станции. Сия новость никакого удовольствия ни нам, ни Киселеву не доставила: нам предстояло ночевать в отсутствии удобств, в столовой, без белья, на раскладушках, а Киселеву лишние заботы свалились на голову — кормить четыре лишних рта и добывать еще четыре спальных места. Но делать нечего, мы пошли по складам станции и в закромах нашли четыре раскладушки и четыре матраса с подушками и одеялами.
После обеда нам выделили ГТТ с механиком, чтобы отвезти на посадочную площадку вертолета материал, набранный еще 6 марта с Колей на озере Лагерном. Баки и бидоны стояли там же, где мы их и оставили, но вода совершенно заледенела и бидон раздулся от льда. Вернувшись в кают-компанию, мы попросили Петю с его командой помочь нам добурить лед, на что они милостиво согласились, т. к. к тому времени заняться им было нечем. Ребята отбирают пробы льда и снега, на которые они вылили солярку, через каждые шесть часов, т. е. в 6 и 12 утром и вечером, всего 4 раза в сутки. Все вместе мы пошли на озеро, по дороге поснимав пингвинов, и за пару часов, они втроем, не торопясь, прокрутили нам еще 3 лунки во льду. Я в это время занимался отбором подледной воды, а Денис макал в лунку свою сеть, в надежде отловить какое-нибудь мелкое животное в этом пресном озере. Вскоре к нам присоединился Юра Мизин, который без всяких просьб с нашей стороны вызвался нам помочь, как и подобает настоящему полярнику. Мы хотели оставить бак и бидон на озере, чтобы заехать за ними. Но Юра предложил дотащить все это до станции на руках, народа хватает, а груза всего один бак и бидон, хотя они весят по 45–50 кг каждый. Посовещавшись, мы так и сделали, правда это оказалось значительно труднее, чем мы в начале предполагали. Тащить все это пришлось вверх по скалам и ледникам несколько сотен метров. В столовой, в это время уже сидел грустный специалист по выживанию Наиль, который никак не рассчитывал на ночевку на станции, да еще в столовой и без постельного белья. Когда мы пришли он начал на чем свет крыть судовое руководство, грозя им всяческими карами на берегу через свободную прессу. Это нашло живой отклик и в наших сердцах. Потом Наиль стал сетовать на то, что не сможет выполнить данного жене обещания выпить за ее здоровье, т. к. сегодня у нее случился день рождения. Выслушав его сетования, я сжалился над человеком и сказал, что у меня есть коньяк, и мы можем выпить за ее здоровье, что мы и сделали. Это сильно улучшило настроение Наиля, и он растрогавшись пообещал подарить мне на борту свою книгу «Школа выживания для полярников» (обещание свое он впоследствии сдержал). Делать на станции нам было абсолютно нечего, читать тоже, и мы занялись ленивым трепом. Одну из тем нашего обсуждения я бы хотел упомянуть особо. Разговор, каким-то образом, коснулся темы слухов и их раздувания на судне, и я, как человек опытный, сказал, что это происходит всегда и на всех судах, причиной чему является отсутствие информации. На это с негодованием обрушился Наиль заявив, что такого быть не должно. Что нам скрывать? Мы что, военное судно или выполняем какую-то секретную миссию? По его словам, радист сказал ему, что капитан приказал не отправлять радиограмм и электронных писем с упоминанием, где мы находимся и что в экспедиции погибло уже 3 человека, один из которых лежит у нас в холодильнике. С последним указанием еще можно согласиться. Чтобы зря не нервировать родных и близких на берегу, не зачем сообщать такие страсти. А вот почему нельзя сообщать, что мы в данный момент находимся, к примеру, у станции Новолазаревская или Молодежная, никто не понимает. Говорят, что капитан дурит ААНИИ и сообщает туда неверную информацию о нашем истинном местонахождении. Другим возмутительным фактом является то, что у нас сейчас в холодильнике лежит человек, который погиб при нас на Новолазаревской от несчастного случая. Все об этом знают, такую информацию скрыть невозможно. Однако, никакого официального сообщения от руководства экспедиции об этом прискорбном факте не последовало. Погибшего парня просто втихую засунули в холодильник и все. Ни фотографии с некрологом не вывесили, ни возраста и даже имени его мы не знаем. Такого на наших академических НИС никогда не было — всегда устраивалась панихида и вывешивался некролог. Что это, абсолютно дикая, махровая черствость или что? А ведь человек был наш товарищ и приплыл из Питера на этом самом пароходе, чтобы работать на станции. И погиб он не по глупости или оттого, что напился, а на своем рабочем месте, выполняя служебный долг, готовя посадочное место для вертолета. Трудно не согласиться с Наилем. Если завтра, не дай бог, с кем-то из нас случится что-то подобное, его значит тоже втихаря в холодильник, или еще лучше, за борт? При этом, как нам сообщила Инна, близкая к высшим судовым и экспедиционным кругам, эти круги не довольны тем, что мать погибшего не согласилась с их решением захоронить его в Антарктиде или в море, а требует привезти тело домой в Питер. Это создаст для судна некое неудобство в Кейптауне, т. к. с покойником на борту нас не поставят на причал, и придется стоять на рейде.
После ужина посидели еще немного, а потом сдвинули столы и расположились спать. Кто пошустрее, у стены с радиаторами, а остальные в середине зала. Как всегда, в такой толпе найдется кто-то, кто сильно храпит во сне. В нашем коллективе на этот раз их оказалось двое: Наиль и Денис.
Утром 10 Марта, по совету капитана, нас четверых вновь прибывших, пристроили на общественно-полезные работы. К нам подошел Киселев и сказал, что двое требуются на кухню, а для двоих других есть работа на свежем воздухе с лопатой в руках. Наиль высказал пожелание покидать снег со своим напарником Мизиным, который, как потом выяснилось, ничего не слышал о таком решении, принятом за него. Мы не сопротивлялись, они оба здоровые, так что пусть кидают снег. Нам же и на кухне в тепле не плохо.
Работы на кухне оказалось не много и сделали мы ее минут за 30–40, так, что у нас образовалось много свободного времени для ознакомления со станцией. На старом аэродроме за крестом мы уже были в прошлый раз, поэтому на этот раз нам посоветовали сходить на Гранат — это дальняя горная гряда за последним озером на котором мы бурили свои скважины. Там же, за триангуляционным пунктом расположено и местное старое кладбище полярников, погибших в Антарктиде. Кладбище это перестали использовать с конца 80х начала 90х гг. и умерших на белом континенте теперь хоронят на острове Буромского, на станции Мирный. Рядом с кладбищем начинаются выходы гранатитовых пород. Пошли мы туда дальней дорогой, вдоль берега. Вышли к ближайшему заливчику, где волны с силой бились о береговой лед и о кое-где выглядывающие из-подо льда каменные останцы. Все камни были покрыты коркой тонкого сероватого льда. Пока шли к Гранату по дороге нам попалось множество отдельно бродящих пингвинов Адели и их небольшие колонии. Подпускали они к себе довольно близко, начиная проявлять признаки беспокойства, когда мы к ним подходили метра на 3–4. Вид у них сейчас конечно не очень. Они линяют, готовясь к зимовке, и поэтому многие из них выглядят просто облезлыми. Пингвинята, бывшие пушки, как их тут называют, тоже меняют свой пух на взрослое оперение. Там, где располагаются колонии весь снег и лед вокруг старательно обкаканы пингвинами. Вскоре лед кончился и начались скалы. Породы здесь оказались, тоже, в основном, гранитного ряда: слои средне-кристаллических гранитов, гранодиоритов и гнейсов серого и буровато серого цвета, рассеченные жилами красных, крупнокристаллических гранитов рапакиви и пегматитов. Встречались жилы и линзы кварца, в том числе прозрачного, молочного, дымчатого и розоватого. Попадались отдельные жилы, выполненные полевыми шпатами и крупными блоками биотита или пироксенов с роговой обманкой. Встречались гнейсы с вкраплениями гранатов. Иногда в кусках породы попадался зеленый минерал, похожий на эпидот. В одном случае я встретил даже что-то похожее на серпентинит или змеевик. Иногда на скалах, прямо рядом со снегом встречались россыпи небольших пятен чёрного и красного цветов. При ближайшем рассмотрении ими оказались мхи или лишайники, что указывает на наличие примитивной растительной жизни в Антарктиде, несмотря на дикие морозы зимой.
