Коридор вывел Мэл в круглый зал. В нем на поду было изображено колесо, спицы делили его на сектора, как огромный пирог. И у стены, одинаково удаленные от центра колеса, сидели темные тихие фигуры, выточенные из камня.
Можно было подумать, что эти фигурки - увеличенные в размерах нэцке, огромные забавные игрушки, искусно выточенные умелым мастером. Странный заяц, похожий на остроконечную гору с ушами; круглая мышь с огромными пустыми глазами…
- Это всего лишь календарь, - произнесла невидимая собеседница, пока Мэл, потрясенная, рассматривала странные фигуры. - Тайное место, которое давно никто не посещал. О котором все забыли. Возможно, даже боялись его.
Одно место, один кусок этого громадного каменного пирога пустовал, и Мэл, коснувшись его, почувствовала, что знает, что тут должно находиться.
Темная тень давно погибшей Великой Ведьмы заметалась, прямо в светлые глаза Мэл глянули темные - жгучие, глубокие, как самый опасный омут.
- Он стоял тут, - подтвердила она, кивнув головой. - Каменный дракон. Пустой истукан, выточенный из камня. Пародия на истинное могущество.
- Так он не был… живым? - удивилась Мэл. Ступая по тому месту, которое когда-то занимал старый дракон, отец близнецов, она ощущала его жар. До сих пор камни хранили его тепло…
Великая Ведьма-призрак лишь качнула головой.
- Нет, - ответила она мелодичным голосом. - Это был каменный истукан, такой же, как все. Красивая игрушка с разинутой пастью…
- И что же произошло?
Вместо ответа призрак указала на фигурку жабы, присевшей на коротких лапах. Мэл осторожно подошла к ней, заглянула в каменную чашу разинутого рта. Там, темная и вязкая, плескалась черная жидкость, густая, как нефть и прекрасная, как звездное небо.
- Они не успели познать мудрость, - задумчиво произнесла Великая Ведьма, чуть коснувшись темной поверхности ладонью. Побежали круги, расцвеченные серебряными звездами. - Возможно, мудрость вообще не для них…
- Да о ком ты говоришь?! - вскричала Мэл.
- Ты же знаешь имена этим созданиями. Фениксы - те, кто рождается из пепла. Прекрасные и жестокие создания, словно у них сердец нет совсем. Словно сами они не были никогда живыми. Они и собственных детей заклюют, лишь бы стать сильнее хоть немного.
Это они приносили сюда Великих Ведьм и сливали их дар в каменные статуэтки. Не хотели собирать его по каплям, не хотели приумножать и растить в себе, хотели обрести сразу огромную силу. Сколько слез, сколько крови пролилось вместе с даром в эти камни… как много мольбы и просьб они слышали! В народе есть поговорка «не выдержал бы и камень». Дракон не выдержал. Он был наполнен силой до краев. Вероятно, просто настал его час. Вероятно, Феникс хотел опустошить его. Или же принес последнюю жертву. Только дракон ожил, и в нем человеческого было намного больше, чем в Фениксе. В камне родилось сердце. Из человеческих слез и крови.
И дракон ушел от Фениксов, унося с собой их надежду на величие и огромную власть. А род Фениксов зачах, лишенный огня и силы.
- Но ты… ты же погибла намного позже!
- Фениксы не все покинули этот мир. Они начали все снова, и, наверное, преуспели бы в этом. Сердца их не знают любви, они не рождают детей - не хотят. Но есть яйца Фениксов. Древние. Медовые прозрачные капли, застывшие на земле. Если на этом камне принести в жертву Ведьму, родится еще один Феникс.
Но Фениксы слепы. Я не знаю, кто из драконов лишил их зрения, старый дракон, заметающий за собой следы, или Рэй, когда мстил. Только Фениксы не видят Великих Ведьм. Совсем не видят. Не чувствуют. Даже если Ведьма мимо пройдет. Даже если коснется Феникса - нет, не чувствуют. Фениксам помогает поймать Ведьму Птицелов. Верный слуга. Тот, кто любит бессердечного Феникса больше жизни. И меня в свое время нашел и поймал Птицелов. Тот, кто хочет, чтобы Феникс снова возродился. Хитрый Птицелов.
Драконы приняли тебя в свой дом; Фениксу не нужна помощь Птицелова, чтобы понять, кто ты - и кто твоя дочь. Они будут стараться добраться до тебя.
Призрак вдруг смахнул набежавшие слезы, тени горя.
- Рэй, - произнесла она, - конечно, готов будет защитить тебя… В нем много от человека… очень много. Мягкое сердце; но и жестокости много. Но даже Рэй не может быть с тобой всегда. Он может отвернуться, а Птицелов, ловкий, как зимородок, может ухватить твою дочь и утащить ее Фениксу. Поэтому нужно быть сильной; нет в мире существа сильнее тебя. Помни об этом и не верь людям, которые слишком добры. В этом мире доброта и сладость - ловушки… Ловушки.
Глава 18
- Почему же Птицелов так странно называется?
- Может, потому что он единственный, кто может поймать огненную птицу - Феникса? Птицелов влюблен в его красоту и мощь. Вероятно, Птицелов и вывел Феникса, самую красивую и самую жестокую птицу на свете, для себя, чтобы любоваться, и подпитывает ее жертвами… как смотритель в зоопарке. Зло и добро, любовь и самая лютая ярость так крепко сплетены, что порой неотделимы друг от друга…
Ведьма помолчала; затем ее рука потянулась к Мэл, Ведьма разжала пальцы, и Мэл увидела, что горсть ее полна каких-то зеленых зерен, словно бы ограненных изумрудов.
- Возьми, - произнесла Ведьма, разжимая пальцы и ссыпая сокровище в ладонь Мэл. - Я долго думала… чем можно приманить их - Птицелова и Феникса. Они хитры; нет в мире чего-то, что их влекло бы больше власти и красоты. А это - окаменевшие слезы Ведьм. Я собирала их долго… по камешку на местах пожарищ… для них нет лучшей приманки. Используй их разумно. В них большая сила. Пожалуй, ее достаточно для того, чтобы оживить еще одного каменного дракона.
Голос Ведьмы звучал все глуше, перед глазами Мэл растворялись, исчезали каменные своды. Под своей рукой она ощутила шершавую бумагу, и в уши последним прощальным эхом шепнули: «Дай своей дочери посмотреть в эту книгу. Быть может, это спасет ей жизнь? И Рэю… передай ему, что я буду помнить его всегда».
В темных глазах девушки лишь на миг сверкнул дерзкий вызов, и Мэл почувствовала, что хоть Ведьма и помогает ей, но к Рэю она ревнует. Ее дух все еще витал над ним, ее руки все еще хотели коснуться его. Если б у нее был хоть один шанс вернуться, она бы сделала это. И Мэл она бы решительно отодвинула прочь - если б вовсе не била ее, чтобы та не смела касаться ее дракона.
«Какая я глупая и доверчивая! - с долей стыда подумала Мэл, крепче сжав кулак, в котором обнаружила слезы Ведьм. - Этот мир жестокий и прочный, здесь нет мне союзников ни в чем. Нет, милая, я не дам эту книгу своей дочери. Я не хочу однажды обнаружить, что она смотрит на меня твоими глазами и призывно улыбается Рэю. Рэй мой; нравится тебе это или нет, но он мой. Моя сила вернула его к жизни. Я прошла через стыд и страх, чтобы он сейчас улыбался, ходил и дышал. Ни одна женщина просто так не отдаст своего мужчину».
- Что ты видела? - голос Рэя казался нездешним, как во сне. - Что ты прочла? Книга открыла тебе свои секреты?
Мэл медленно отходила от волшебства, глянула на Рэя. В его чертах она увидела любопытство, перемешанное с тревогой и ожиданием, и с горечью поняла, что и он ждет хоть слова, хоть самой крохотной вести о той, которую когда-то любил.
- Она, - нехотя произнесла Мэл, словно кто-то ее заставлял, - она сказала, что помнит тебя… и будет помнить вечно.
Рэй не стал уточнять, о ком она говорит. Он это понял без лишних слов.
- Я тоже буду помнить ее, - сказал он после небольшой паузы. - Память - это лучшее, что остается у людей после разлуки.
Но вместе с прикосновением Ведьмы Мэл словно получила от нее жар ее чувств к Рэю. Ее ревность, ее любовь, ее влечение - все это разом возродилось в душе Мэл. Ей показалось, что даже дышать стало легче, приняв в душу эту часть мира.
И одновременно с горячим, живым, сильным чувством Мэл ощутила вдруг и болезненный укол ревности. Жуткую жажду! Рэй обаятельно улыбался ей; он испытывал к ней симпатию, влечение, он делил с ней постель и говорил о своей привязанности, о нежелании расставаться и о своей готовности защитить ее, но главных слов - «я люблю тебя», - Мэл от него не слышала. И кто она для него - теперь этого сказать она не могла. Любовница? Рэй легкостью заводил себе множество любовниц, полагаясь на силу своего обаяния. Великая Ведьма, магический союзник? Рэй излечился; скоро он распробует свою силу, и ее магия может оказаться ему ненужной.
