Он порывисто поднимается, отбрасывает прочь скомканную, мешающуюся одежду, подхватывает Мэл под бедра и усаживает ее на свой член - живой и горячий. Мэл вскрикивает, но он настойчиво тянет ее вниз, принуждая принять его целиком, обхватывает ее плечи, пригибает к своему плечу ее голову, вжимается в женщину, слушая ее частое горячее дыхание, и ощущает, как дрожит ее нутро, ее тело, которое он взял почти силой.

- Я не хочу, - произнес он, отрываясь от Мэл, отстраняясь от нее, заглядывая в е раскрасневшееся лицо с карминово-красными губами, блестящими, как сладкие зерна граната, - не хочу, чтоб ты уходила. Я не отпущу тебя, слышишь? Я не позволю тебе уйти!

С каждым словом он толчками вжимался в ее тело, стискивал Мэл, и та вскрикивала под напором его страсти и жадности.

Если бы любовники были чуть менее заняты друг другом и чуть более внимательны, то они наверняка заметили бы Алана, который очень не вовремя вернулся и сразу поспешил к брату.

Непонятно, что остановило его, что не позволило ему обнаружить себя, да только он видел все. И вспыхнувшую страсть, и жажду, которую не спутаешь ни с чем, и волшебство, которое можно сотворить только силой любви. Рэй исцелялся, становился живым до самых кончиков пальцев, и это ли не победа?! Это ли не то, ради чего тут была эта золотая женщина, эта прекрасная гибкая самка с теплым мягким телом?!

Да только было еще кое-что.

Ревность.

Алан ощутил ее как самый страшный удар прямо в сердце, прямо в самое чувствительное, самое незащищенное место, и от боли слезы сами брызнули из его глаз. Рэй был влюблен - это было видно невооруженным взглядом. Он жаждал эту женщину, хотел ее, погибал от желания и возрождался им же. Иначе не вышло бы ничего. Никакой магии. Никакой сияющей крови, прочерчивающей алые и золотые дороги под его кожей.

И женщина, эта соблазнительница, эта спелая, как ягода винограда, полная прозрачного сока, самка тоже была влюблена в Рэя. Иначе б она не покорялась его рукам так безоговорочно и с таким желанием. Иначе она не была бы так прекрасна и волшебна, и магия не золотила бы ее кожу.

А он, Алан - он был не нужен. Он был лишним кусочком в сложившейся головоломке. Он хотел бы приникнуть к Мэл, к ее теплу и ее любви, но он был лишь помехой. И это убивало, рвало в клочья грудь, не давало вздохнуть, ломало колючей болью до темноты в глазах.

И Алан, не в силах больше смотреть на это, на сладкую возню сплетенных в любви тел, бросился прочь, не разбирая дороги, чтобы больше не видеть, не знать, не чувствовать чужой любви.

Рев рвался из его груди, крик человека, превращающийся в рык дракона, и крылья разворачивались за его спиной, чтобы нести прочь, прочь от этого страшного и прекрасного места.

Чтобы отвлечься, забыть увиденное, Алан решил вернуться в Верхний мир. Ничего; ничего-о-о… злость в бизнесе даже кстати. Только б не сорваться, только б сохранить хладнокровие…

Пусть сейчас между ним и влюбленными  будет не расстояние - граница миров. Как будто другая, иная жизнь, в которой никогда не было Мэл и странной, стремительной влюбленности в нее.

- В другом мире, - бормотал Алан зло, усаживаясь в салон автомобиля, - все равно, что за чертой смерти. Нет. Нет этого ничего. И не было.

Но и в салоне авто не было ему покоя. Казалось, аромат Мэл - интимный, тонкий, - витает и тут. Память его рисовала ее силуэт тут, рядом с ним. Да еще и долг… он обещал присматривать за ее дочерью, и обещание это должен выполнить. Пока Мэл нужна Рэю, Алан будет следить, чтоб горе-муж не ускользнул с ней в неизвестном направлении. А потом? Что потом? Когда Рэй исцелится? Кажется, это уже произошло… И что теперь? Рэй позволит Мэл вернуться домой?  Или напротив, заставит ее быть рядом с собой? Попросит принести ее дочь, чтобы его золотая Ведьма оставалась навсегда с ним? Алан скрипнул зубами, сердито отвернулся к стеклу, по которому катились капли дождя. Впереди идущая машина кортежа за водной пеленой была похожа на драконью морду с горящими алыми глазами, и Алан, глядя на причудливую игру света и дождя, откинулся на спинку сиденья, переживая еще один оглушительный и жестокий приступ ревности.

Рэй попросит. Безо всякой задней мысли, глядя в глаза он попросит принести девчонку. Чтобы быть с Мэлани, он это попросит. Он не знает, что в душе Алана тоже пылает пламя. Что такая же жажда любви расцветает в его сердце. Что страсть и ярость заливают разум отравленным коктейлем.

Алан молчал, но ему хотелось рычать, реветь, орать во всю мощь легких, потому что он не сможет отказать брату. Он вынужден будет помочь ему обрести его счастье. Но и выполнить это, передать всецело Мэл в его руки - тоже выше его сил.

- Как разорваться надвое и остаться живым? - мучительно прошептал Алан. - Как?!

В кармане завозился телефон, Алан машинально принял звонок, поднес мобильный к уху, и не сразу, далеко не сразу понял, о чем идет речь.

- … ускользнул, - нудно бубнил голос в трубке. - Ушел вместе с дочерью!

- Как это возможно, - прорычал Алан, чувствуя, как раскаляется, как пламя внутри него сжигает все  человеческое. Еще миг - и он трансформируется, на ходу разламывая машину, превращая ее в кувыркающийся кусок металла, который раздавит и убьет всех на своем пути, случайных попутчиков, имевших несчастье в это поздний час ехать по автостраде, и его людей, верно ему служащих - в том числе. - Кто его охранял, какой идиот это допустил?!

Алан стиснул руку, по тыльной стороне которой уже прорастали чешуйки. Какая-то трусливая свинья осмелилась сделать что-то наперекор его приказу! Розовощекий Хьюберт, шевелящий тараканьими рыжеватыми усами, когда улыбается! Решил шантажировать дочерью, хочет выгадать себе немного монет на безбедное существование?

- Его больше нет, - сухо отозвалось в трубке, и брови Алана удивленно взлетели вверх.

- Что? - вкрадчиво переспросил он, не веря своим ушам.

- Того, кто охранял Хьюберта, больше нет, - повторила трубка глухим голосом далекого собеседника. - Хьюберт ушел через черный вход. Там было больше охраны. Но всех их нет.

- Вот дерьмо, - изумленно выдохнул Алан, даже позабыв разозлиться. - Как же мы проглядели… кто он может быть?

- Мы не могли проглядеть, - так же уверенно произнес собеседник. - Он никто. Человек. Никогда не был в нижнем мире и не принадлежит ему. Хьюберту помогли. Думаю, Ищейки легко его найдут. Беглецы, а особенно их неизвестный помощник, оставляют заметный запаховый след. Пахнет медом.

- Что?! - выкрикнул Алан. В него словно плеснули кипятком, глаза его уже явно пылали золотым раскаленным светом. - А ну, разворачивай! Не в офис - к дому Хьюберта!

Автомобиль занесло на мокрой дороге, свет фар размазался по стене из дождя, шины визжали, а Алан почти кричал в голос от ярости, запертый в этой проклятой медленной коробке на колесах, которая слишком медленно ползла по черной от воды ночной дороге!

Запах меда, навсегда теперь сплетенный с опасностью, красной вспышкой сверкающей в мозгу, плыл в воздухе и не смывался ливнем. А что, если эта гадина, прячущаяся в темноте, эта тварь, обманом решившая извести всю семью драконов, отравит и девчонку тоже, и ему, Алану, придется предъявить Мэл труп? Мертвое тело вместо живого ребенка? Выслушать крики, вой, проклятья и боль обезумевшей матери? Увидеть ненависть в глубине ее зрачков? Яростную ненависть, которая сильнее смерти? Услышать, что это он, Алан, виноват - втянул ее в эту историю и не доглядел за ребенком, хотя обещал? Она возненавидит всех, и Рэя тоже; но и себя… себя она будет винить больше всех, за то, что наслаждалась в объятьях любовника, когда ее дочь похитили.

А ярость Великой Ведьмы может стоить жизни всем, окружающим ее на тот момент. Это план похитителя?

…И где-то в глубине его разума мелькнула мысль о том, что враг слишком близко. Он ведет свою игру, он не знает, что Рэй здоров, и вероятно хочет разорвать его связь с Великой Ведьмой, выманить Мэл в верхний мир, чтобы ослабить Алана и Рэя… Или убить ребенка и заставить Великую Ведьму сделать так, чтобы один снова обернулся в неподвижный камень, а второй принял бой и в нем погиб…