- Хм… - она потрепала Мао за хохолок, - а почему бы и нет…

***

Кутепов медленно шел по коридору к своему кабинету. Он раздумывал над тем, что если на работу идешь с такой неохотой, то имеет смысл эту работу как можно скорее поменять. Что его ждет сегодня? Очередная взбучка, топтание на месте и отрицательные эмоции. Зачем ему это все? Романтика сыскного дела, которая притягивала его как магнит долгие годы, растворилась где-то между написаниями никому не нужных докладных и составлением таких же ненужных рапортов. Что толку ковыряться в грязи, если точно знаешь, что тебе ее никогда не расчистить. Если главных преступников все знают в лицо, но посадить их невозможно. А если и получится, то на их место придут другие такие же преступники. И этой канители нет ни конца, ни края.

«Податься что ли к Бочкину в компаньоны…» - успел подумать он, как был грубо отброшен к стене коридора.

- Чего ты пихаешься! – возмутился Кутепов, гневно глядя на остановившегося рядом с ним Борьку Крохина.

Тот тяжело дышал.

- Снова в Питер посылают! – сипло сообщил он и потряс командировочным листом, - Кража в Эрмитаже получила новое развитие.

- Кража в Эрмитаже?

- Ой, Вась! – Борька отдышался и заговорил еще тише, - Спущена директива пока не разглашать, чтобы не волновать общественность. Но в Эрмитаже пропал такой ценный экспонат, что все там на уши встали. Ну, и наших тоже поставили.

- Иди ты! А когда пропал?

- Я ж говорю, подозревают, что как раз год назад, когда директора реставрационной мастерской отравили. Слышал про Данаю Рембрандта. Ну, тогда в мастерской еще барнаульскую копию нашли. После этого Данаю-то ту с веревок не снимали. А в прошлом месяце в Эрмитаже началась ревизия. Пока то да се, в общем, обнаружили, что висит хорошая подделка только в пятницу. И понеслось.

- Так ее уж поди давно из страны вывезли. Шутка ли, год прошел.

- Ну, если похитители не лохи, то конечно. Хотя могли быть и варианты. Даная – это тебе не яйцо Фаберже, в кармане не спрячешь.

- Ну, удачи тебе, - пожал ему руку Кутепов.

Он зашел в кабинет, где на столе надрывался телефон.

- Слушаю, - выкрикнул он в трубку.

- Ой, ну что вы так громогласно, - расслабленно пропела ему в ухо Марго, - Доброе утро, господин следователь.

- Вряд ли теперь оно будет добрым, - прорычал он.

- Я вас надолго не задержу. У меня к вам три вопроса. Первый… как вы думаете, жарко ли теперь в Конго?

- Вы издеваетесь что ли? – он с размаху сел на стол.

- Почему издеваюсь? – послышался небольшой всплеск. Кутепов понял, что его собеседница принимает ванну, и ладони его неистово зачесались, так ему хотелось сжать ее горло, - Вечером я лечу в Браззавиль. Я нашла картину и везу ее в галерею. Должна же я поинтересоваться, какая там погода.

Он понял, что спорить бесполезно, потому смирившись, ответил:

- Думаю, там жарко, поскольку это Центральная Африка. Советую захватить побольше шляпок и крем от загара. Это все?

- Спасибо за заботу, - промурлыкала она, - Но это еще не все. Второй вопрос, вам дорог ваш бывший коллега, некий Бочкин?

- Что вы с ним сделали?

- В том-то и дело, что он выскользнул из-под моего присмотра и сейчас находится в большой опасности. Я пытаюсь дозвониться ему с шести утра, но все бес толку. Так что может быть, вы ему уже ничем и не поможете. Однако попробовать стоит.

- Что вы имеете в виду? – Кутепов встал на ноги.

- Я ничего в виду не имею, просто советую вам послать кого-нибудь к нему домой.

- Прекратите говорить загадками!

- И, наконец, третье, - продолжила она, словно не слышала его восклицания, - Если вы хотите, чтобы я вам все объяснила, приезжайте в Шереметьево-2 к началу регистрации рейса в Браззавиль. Только не стоит сразу же оцеплять аэропорт. Вы же умеете работать, как там у вас называется, под прикрытием…

- Я должен быть один?

- О! О вашей страховке я уже позаботилась. Я позвонила одному моему старому знакомому. Он министр. Так вот он уже дал распоряжение своим войскам.

- Вы это серьезно?! – Кутепов снова с размаху сел на стол.

- Совершенно, - она весело хихикнула и повесила трубку.

- Ну и дела… - следователь тупо уставился на Президента, смотрящего на него с портрета с какой-то отеческой заботой. Как ему удавалось так смотреть, что у каждого возникало желание назвать его если и не «папа», то хотя бы «дядя», Кутепов не понимал. Наверное, это врожденный дар, без которого не стать большим руководителем.

***

Бочкину виделось, что он куда-то летит. Сначала он летел сквозь серый туман, потом туман этот сгустился и стал совсем черным, и Бочкин даже испугался, что заблудится и залетит куда-нибудь не туда. Хотя направление своего движения он все равно не знал, так что любой результат мог быть и правильным, и нет одновременно. И вот, когда черное пространство вокруг него уже стало безмерно пустым и холодным, он вдруг словно вынырнул из-под воды, оказавшись над огромным зеленым лугом, который пестрел потрясающими по красоте большими цветами. Бочкин замедлил свой стремительный полет, и начал планировать над бесконечной, уходящей за горизонт долиной.

«Я сплю! – подумал он, - Я сплю, и мне снится самый красивый в моей жизни сон. Это все потому, что сама жизнь моя переменилась. Теперь рядом со мной Катюша. И именно поэтому я вижу эту красоту!»

- Аппарат! – многократно разнеслось вокруг Бочкина, и нежные лепестки цветов задрожали как от сильного порыва ветра, - Аппарат! Мы теряем его! Кубик адреналина! Быстро!

- Петя! – услыхал он откуда-то издалека, - Петя!

- Не помогает! Он сваливается в кому! – снова раскатилось над долиной и вокруг как-то потускнело, словно солнце зашло за тучи.

- Петька, очнись! Слышишь!

- Уйдите отсюда! Кто-нибудь, выведите его! – строго прорычал неприятный бас и тут же раскатился многократным эхом, уходящим за горизонт.

Ветер задул сильнее. Бочкину стало холодно, потом он начал падать с нарастающей скоростью.

- Быстрее! Быстрее! – свистело вокруг, - Пульс нитевидный!

Бочкин испугался, что разобьется, но долина куда-то пропала, и он снова понесся сквозь серую мглу.

«Какой дурацкий сон!» – подумал он и, набрав в легкие побольше воздуха, громко крикнул:

- Катя!

- Тише! – рявкнули совсем рядом, - Кажется, он приходит в себя.

- Катя! – уже в истерике заорал Бочкин, - Катя! Где ты!

- Я здесь!

Бочкин открыл глаза и увидел следователя Кутепова.

- Какая ты на хрен Катя! – возмутился он, дивясь, что говорить ему очень тяжело, - Совсем сбрендил?!

- Ожил! – вместо объяснений радостно сообщил ему Кутепов, - Ожил, черт!

- Носилки! – скомандовал какой-то хмурый тип в синей куртке, - Нужно везти в реанимацию.

- Катя! – Бочкин пытался отыскать ее в толпе суетящихся вокруг людей, которые очень походили на врачей скорой помощи. Он не мог повернуть голову, страшная тяжесть придавила его к кровати. А Катюши нигде не было видно.

- Катя? – он глянул на торчащую рядом все еще счастливую физиономию бывшего коллеги, и снова спросил, - Катя? Что с ней?

- Твоя Катя накачала тебя какой-то дрянью, - радостно сообщил тот, - Думаю, что с ней все в порядке. А вот ты бы точно помер, если бы Марго мне не позвонила. Знаешь, я тут подумал, блондинки иногда тоже могут быть полезны.

***

Спустя трое суток Петр стоял, опершись спиной о стену. Его штормило из стороны в сторону, сильно тошнило, а перед глазами плавали разноцветные пятна. Врач строго настрого запретил ему покидать отделение токсикологии, однако он не смог противостоять искушению увидеть ее может быть в последний раз в жизни. Катя Пискунова сидела за длинным столом в кабинете с зелеными стенами. Напротив нее сидел ее подельник Анатолий Космяэ или как правильнее было бы сказать по первым документам Вячеслав Семенович Кудрин. Оба они молчали, хотя оба по одиночке уже начали обвинять друг друга. Теперь у них была очная ставка. В комнате с зелеными стенами так же присутствовал следователь Кутепов и Марго. Последняя сидела между Катериной и Кудриным. На руке ее дремал Мао, украшенный по важному случаю зеленым бантиком. Костюм его хозяйки, разумеется, тоже был зеленых тонов. На столе лежала ее зеленая шляпа с большими полями. Пять минут назад, увидав вошедшего Бочкина, Катерина слабо охнула и с тех пор не сводила с него круглых глаз. Тот тоже не в силах был отвести от нее взгляда. Наверное, он простил бы ей все. Так сильно он любил ее. Даже теперь, зная, что она хладнокровно отправила его на тот свет, всыпав в кофе хорошую дозу мышьяка.