В гостиной все было по-прежнему. За исключением того, что место Полунина за столом пустовало.
- А где Федор Петрович? – вскинула она брови.
- Домой пошел, - фыркнув, ответила Светлана, - Вы уж простите его. Вообще он смирный. Но если доберет до своего края, как сегодня, то лучше бы ему на людях не маячить.
- Пускай, конечно, проспится, - излишне душевно согласилась с ней Ольга Сергеевна.
Она чувствовала вину за разлад между супругами.
- Что? – Изольда похолодела и, моментально потеряв силы, ухватилась за край стула, чтобы не упасть, - И вы его отпустили?! Нужно немедленно догнать его и вернуть за стол! А вдруг он не дойдет до дома! Он же не в том состоянии, чтобы… В общем, всем нам было бы спокойнее…
- О! Огромное спасибо за заботу, - сухо поблагодарила ее Светлана, - но поверьте, без него остаток вечера мы проведем куда приятнее. А если он и упадет где-нибудь по дороге, то сейчас ведь не зима. Проспится в вашем саду, а там встанет и как-нибудь доберется.
Изольда поняла, что спорить бессмысленно. Она опустилась на стул и уставилась в противоположную стену немигающим взглядом. Каждую секунду она ждала начала большого скандала.
***
Кутепов разболтал в чашке с кипятком ложку дешевого растворимого кофе и залпом выпил половину. Затем отдышался и перевел взгляд на сидящего за его столом Бочкина:
- Точно не хочешь? – он кивнул на свою чашку.
- Уволь меня от этой пытки! – испугался тот, - Это страшно вредно для желудка.
- Ага, желудок, значит, ты свой бережешь, а о морде не заботишься, - ухмыльнулся следователь и красноречиво оглядел уже позеленевшие синяки на скуле детектива.
- Это издержки производства. Могло быть и хуже. В тебя же тоже стреляли.
- В меня бандиты стреляли, а тебя клиенты лупят. Это разные вещи.
- Для тебя они бандиты, для меня – клиенты, - парировал Бочкин, - И покончим на этом. Не хочу я твоей баланды, чего ты сразу на личности переходишь. Лучше скажи, что ты думаешь?
Кутепов допил кофе, поставил чашку на тумбочку возле электрического чайника и снова усмехнулся:
- Ну, Америки ты мне не открыл. И «эврика» мне кричать не с чего. Директор реставрационной мастерской товарищ Звягин действительно помер год назад. Помер не по собственному желанию, а по принуждению третьих лиц, о чем свидетельствовало наличие хорошей доли цианида в его внутренностях. Судя по тому, что чай с цианидом он сам выпил, и никаких следов насилия на его теле не обнаружено, следствие сделало заключение, что убийца то ли оставил в сахарнице отраву, и Звягин принял ее в одиночестве, то ли был хорошо знаком с реставратором и сам присутствовал при его кончине. Никаких пальцев и иных улик, по которым можно было бы установить личность преступника, не обнаружили. Умер Звягин на посту, то есть в мастерской. На момент смерти все ее сотрудники уже ушли. Так что с кем он там встречался и чаевничал, никто сказать не смог. Картины нагло вынесли, каким-то образом совершенно спокойно пройдя через все заслоны. Но, это, кстати, уже раскрыто. Там на выходе дежурил некий гражданин Лункин. Его спустя сутки нашли в своей квартире с перерезанным горлом. Видимо, он пособничал похитителю, который убрал его потом за ненадобностью. Картин и след простыл. До сих пор ищут.
- То есть висяк? Питерцы следствием занимались?
- Ну, не москвичи же! – возмутился Кутепов, - У нас своих галерей выше крыши и понапиханными в них государственными ценностями.
- Откуда же ты тогда знаешь все эти подробности?
- Так ведь Борька Крохин выезжал к ним по линии нашей фирмы. Прокурор, как обычно, взял это дело под свой контроль со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Вот я все не понимаю, - возмутился Петр, - Почему прокурор берет ответственность, а люди из генпрокуратуры в носу ковыряют. Пускай бы они и парились!
- Хочешь поговорить об этом? – усмехнулся Кутепов.
- А толку?
- Тогда проехали. В общем, Борьку там не полюбили, хотя от Питерцев иной реакции никогда не дождешься. Они почему-то считают оскорблением, когда к ним на помощь присылают кого-то из Москвы. Ну, и как водится, следствие превращается в соперничество двух школ, взаимные тычки и палки в колесах прогресса. Борька вернулся из Питера злой, как собака, но зато напичканный до ушей всякими культурными знаниями.
- А то! Питер же у нас центр духовности. Это фигня, что там до сих пор выражение «быковать» имеет видимое и множественное значение, - растянул улыбку детектив.
- Тем не менее, к Борьке до сих пор ходят за консультациями по вопросам культуры вообще и живописи в частности. А он в свою очередь самолично стер слово из трех букв, написанное на стене мужского туалета еще в те времена, когда мы все, включая и упомянутого Крохина, под стол пешком ходили. Это раритетное слово даже уборщица не трогала. А Борька как вернулся из очага культуры, так взял тряпку и стер. Сказал, мол, нехорошо. От процесса отвлекает.
- Вот черт! Неужели то самое?
- Его, варвар, не пожалел, - горестно покачал головой Кутепов.
- Вот что с людьми культура делает. Последнюю совесть отбирает!
- В общем, если резюмировать все это, то выходит Россомахин действительно никак не связан со смертью Звягина и похищением картин. Если бы он был связан, то либо умер бы раньше, либо жил бы теперь куда лучше и, я думаю, не в Москве. А он, со слов его сестры, лишь планировал заскочить на волну успеха.
- Может быть, он только теперь картины толкнуть решил…
Кутепов щелкнул пальцами и отрицательно мотнул головой:
- Я думал об этом. Но такое против логики. Украденные полотна, не так чтобы очень дорогие. Ну, по тем понятиям, что на них виллы не купишь. К тому же я все-таки прихожу к выводу, хотя это уж вовсе не мое дело, что похитил картины кто-то из своих. Или, во всяком случае, спец по тематике.
- Почему?
- А, видишь ли, там интересная деталька есть. В мастерской на тот момент находилось еще одно полотно – копия Данаи Рембрандта, как две капли воды похожая на подлинник. Ее не просто считают лучшей копией. С нее даже реставрационные работы проводились, когда настоящую Данаю тот псих кислотой облил.
- А что, в Эрмитаже кто-то облил кислотой шедевр мирового искусства? – запоздало подивился Бочкин.
- Ну, ты даешь! – Кутепов принял такой возмущенный вид, как будто сам знал об этом чуть ли не с пеленок. Хотя наверняка же сведения эти почерпнул не давеча как на прошлой неделе все от того же продвинутого в искусстве Крохина, - Некий сдвинутый товарищ облил картину кислотой и порезал ножиком. Видимо, от избытка чуйств. Это случилось в восьмидесятых. Тогда в правительстве думали, что весь народ считает Эрмитаж национальным достоянием, и ничего там пальцем не тронут. А потому никаких мер по сохранению шедевров не существовало. Все держалось на коммунистическом сознании и голом энтузиазме. Ты уже тогда служил?
- Нет, я еще в школе учился. В начальных классах. Ты, кстати, тоже. Ну, так и в чем там суть с копией?
- Эта самая копия представляет собой большую ценность. Она - собственность Барнаульской галереи, а ее притащили в Питер, дабы местные реставраторы с ней поработали. Барнаульским не доверяют. Так вот ее похититель не тронул. А Россомахин вряд ли был таким уж знатоком живописи. Скорее бизнесменом, который сводил спрос и предложение на этом рынке. Названия и авторов кое-каких, несомненно, знал. Но отличить такую копию от подлинника вряд ли смог бы. А ты представляешь, сколько стоит Даная Рембрандта?
- С трудом. Но, наверное, не мало…
- Вот то-то и оно! Я полагаю, стоит она сумму денег за все три похищенные картины помноженную раз на десять, как минимум, – заключил следователь и для того, чтобы подчеркнуть значимость своего убеждения, поднял указательный палец к потолку.
- А что родичи покойного Россомахина? Ты же хотел в бытовухе поковыряться.
- У всех железное алиби. Вчера утром они только вернулись из Турции. Билеты на руках, стюардесса самолета, на котором они летели, всех опознала по фотографиям. Там сынок отличился: напился и подрался с каким-то пассажиром. Так что девушка как его фото увидела, сразу начала показания давать. Думала, мы его посадить хотим за хулиганство на борту.