— Смотрю, ты уже хорошо выглядишь, — сказала дама вместо приветствия. Её рука нежно гладила маленькую собачку. — Значит пришло время для нормальной игры. — вдова посмотрела на девушку и мило улыбнулась. — Неужели ничего не скажешь? — спросила она девушку.

— Что вы хотите услышать? — настороженно отозвалась Милли. Уютная обстановка вокруг не предвещала ничего хорошего.

— Умоляй! Проси о пощаде! — с жаром заявила мадам. — Кричи, плачь! Делай что-нибудь!

— А это поможет? Миссис Таун, уверяю вас, я вовсе не против вас просить. Стонать, выть, если нужно. Я готова в ногах ваших валяться. Только вот… Разве это хоть каплю эффекта возымеет? Если да, то я готова.

— Нет конечно. — сухо отозвалась она. — Но так было бы зрелищнее. Вот рабы… Пока их выдрессируешь, объяснишь, как нужно себя вести, они так истерят, вопят, визжат… От одного моего вида дугой выгибаются. Это интересно. Хотя и утомительно. Что ж, раз концерта с твоей стороны не планируется, начнём. Незачем время терять.

Милли прекрасно понимала, что молить маньяка о пощаде — лишь его раззадорить. Однако она реально оценивала свои силы и не была уверена, что сможет сохранить стойкость после начала пытки. А в том, что мучения скоро начнутся, сомнений не имелось никаких.

Дама вызвала окно панели, набрала код, включила музыку. Гостиная наполнилась приятной спокойной мелодией. Вдова сделала знак рукой. Врачи, до этого момента стоявшие в стороне, подошли к Милли, наложили временный жгут на руку и ввели содержимое шприца в вену.

— Не переживай, — дама посадила собачку на колени и принялась чесать малютку за ушком, — на внешности это нисколько не отразится. Ещё краше станешь! Всё исключительно внутри…. — и она мило улыбнулась.

Боль сдавила виски, сковала обручем голову, разлилась по телу пульсирующими волнами. Огонь начал печь, сжигать изнутри. Словно лава полилась по венам. Чувство, будто сдирают кожу, только с внутренней стороны. Ощущения… Просто сказка!

Милли поначалу старалась держаться, но скоро поняла, что не сможет. Да и смысла в этом никакого нет. Сломать можно любого, было бы желание. Выведать любую тайну, заставить открыть секрет — под правильно подобранной пыткой ещё и не так запоёшь. Если и существуют герои, способные противостоять мучениям, то Милли к ним не относилась. Она никогда не испытывала иллюзий на свой счёт, трезво оценивала силы. Только вот мадам никакую тайну у неё не хотела выведать. Дама и так знала всё, что ей требовалось. Миланью же вдова просто мучила. Ради собственного удовольствия. И сделать с этим ничего нельзя. Только терпеть и ждать.

Терпеть же с каждой секундой становилось всё невыносимее. Девушка невольно кричала, выгибалась, старалась при помощи хоть небольших движений снизить боль. Ничего не получалось. Только хуже становилось.

Как долго продолжалась пытка — Милли не знала. Она давно потеряла счёт времени. Что вокруг происходит — тоже не способна была воспринимать. Всё перед глазами заволокла пелена мучения. Жуткий внутренний огонь испепелял не сжигая.

Где-то вдалеке, будто это не с ней, на руке снова оказался временный жгут. Опять какая-то жидкость введена в вену. Медленно, постепенно боль отступила. Милли вернулась к жизни и открыла глаза.

— Понравилось? — вдова выглядела довольной. Собачка уже куда-то убежала. Может, животное напугали крики, или же пёсику надоело однообразие картинки. Ведь кроме скорченной от боли девушки в комнате не происходило ничего интересного. Зато вдове, судя по её виду, понравилось. Она сидела на мягком диване, вся в радостном возбуждении. Даже чай и тарелка с недоеденным пирожным отставлены в сторону: так даму завлекло зрелище пытки. — Мне вот очень! Однако хорошенького понемножку. Нужно знать меру. Знаешь, я иногда, бывает, увлекаюсь. Вы все так замечательно кричите! Просто блаженство! Но если во время не ввести антидот, сердце остановится. А так быстро прекратить твои страдания не входит в мои планы.

Милли сидела в своей камере. Она разместилась прямо на полу, прислонилась спиной к стене. Наверху находилось окно. Прохладный ночной ветерок проникал сквозь небольшое отверстие, принося скудное облегчение. Правда, поток воздуха шёл не сразу вниз, а чуть наискось. Но холод от каменной кладки подвального помещения также являлся спасением от жара. Поэтому Милли сидела так, как сидела.

Мадам вызывала её к себе с завидной регулярностью. Чтобы не быть предсказуемой, чёткого расписания не имелось. Вдова могла трижды за день устроить себе шоу, или же целые сутки не трогала девушку. За Милли приходили в любое время: утром, в обед, вечером и даже ночью. Всё зависело от желаний и настроения госпожи. Пытки страшно выматывали. Да что говорить, это же пытки. Ничего другого ждать и не приходилось. В перерывах между экзекуциями Милли отправляли в камеру. Даже кормили, что странно, учитывая, какова её предполагаемая судьба. Всё бы ничего, но с водой дела обстояли туго. После препарата, введённого в вену, жутко хотелось пить. Жажда раздирала горло. Той жидкости, которую приносили с обедом, категорически не хватало.

Милли не считала дни. Не видела смысла. Надежды, что её спасут, не было. Вдова её ни за что не отдаст. По началу Милли очень боялась, что Крафт натворит глупостей. Поддастся эмоциям. Пойдёт на поводу у вдовы и организует вооружённое нападение. Такие действия лорда уничтожат. Миланья это понимала чётко. Однако дни шли за днями, но лорд, судя по поведению вдовы, не нападал. Дама злилась и ещё больше увеличивала дозу препарата, вводимого девушке. Но Милли радовалась. Значит, Крафт сумел сохранить холодный разум. Ей он при любом раскладе не поможет. А вот свою область загубить — это запросто.

— Эй! Отзовись!

Милли услышала чей-то голос. Ей показалось, что возглас адресован к ней, уж слишком близко он прозвучал. Но девушка отогнала эту мысль: на улице часто кто-то проходил, наверняка это местные общаются между собой. При железной дисциплине, устроенной мадам, вряд ли найдутся безумцы, желающие нарушить волю владыки и разговаривать с заключёнными.

— Эй, ты здесь? — на этот раз голос звучал настойчивей и совсем рядом. Человек, а точнее женщина — это угадывалось по тембру, как будто стояла около самого окна камеры.

Милли нехотя поднялась и попыталась всмотреться. В прямоугольном отверстии виднелся чей-то неясный силуэт. Человек явно присел, чтобы иметь возможность ближе подобраться к камере через окно. Голову женщины покрывал широкий капюшон. Свет падал с улицы сзади на фигуру, из-за чего ни лица, ни волос, ни даже форму черепа не получалось рассмотреть.

— Здесь только я, — решила отозваться Милли. — А кто тебе нужен?

— Ты — Миланья Крафт? — у женщины проскальзывал варварский акцент.

— Да, — ответила Милли, перейдя на варварский диалект. — И я могу общаться на вашем языке. Если так удобнее, можем перейти на этот вариант.

— Нет, — ответила незнакомка на Корсиканском. — Нет смысла. Я не была на родине не один десяток лет. Многое забыла из наших слов. А ты, похоже, правда из Крафтов — образованная.

— Я же уже подтвердила, что я — Миланья Крафт. У тебя ко мне какое-то дело? Владыка ваша что-то хочет? И говори быстрее. У меня почти нет сил. Спасибо вашей владыке.

— Слушай… — незнакомка мялась, подбирала слова. — Ты это… Знала Дженни?

— Да, знала. — при упоминании о бедной девочке больно кольнуло в сердце.

— Можешь рассказать о ней, а? Хоть немного, хоть что-нибудь? Ты скажи, а я воды тебе дам. — с этими словами женщина достала из-под плаща бутылку с живительной влагой и побултыхала содержимое, чтобы пленница могла убедиться в подлинности предложения.

— Я расскажу… Только ты воду сразу дай. Моё горло горит. Бег воды я просто не смогу говорить.

— Нет! Сначала расскажи! — настаивала та.

— Тогда всего доброго. Я же объяснила, что просто физически не могу долго разговаривать.

— Ну… Ну ладно. Держи. — с этими словами незнакомка опустила вниз через прутья окна руку с заветной бутылкой. — Только не обмани. А то я сейчас такой крик здесь подниму. Тебе не поздоровится!