И он рассказал ей о золотой утке.

Минуло Рождество. Чем плотнее Генрик задумывался о вояже в СССР, как теперь называется бывшая империя, тем несбыточнее ему представлялся план предприятия. Не говоря о том, что проникнуть в усадьбу и незаметно разбить стену чертовски сложно, почти невыполнимо туда доехать. Денег нет даже на билеты! Кроме того, сам по себе отцовский архив – просто стопка бумаг, если не за что купить трансформаторы, прерыватели, реостаты, конденсаторы, измерительное оборудование и кучу других мелочей, без которых проект мёртв не родившись.

Даже Конрад не выручит – после переезда в Варшаву он в долгах. Нет уж, добиться успеха и поделиться с братьями – вот правильный выход.

Решение появилось внезапно.

- Добрый день, кузен! Процветаешь?

Пан Витольд перешагнул порог медицинского кабинета, неуютного и плохо протопленного. Вдобавок, на приём не явился один из записанных пациентов, и его кровные марки не попадут в карман доктора, поэтому Генрик глянул на родственника с заметной дозой недружелюбия, соответствовавшей обстановке внутри дурно отремонтированных после погрома стен.

- Процветание очевидно. На что жалуетесь, пан пациент?

Визитёр уселся в горестно скрипнувшее кресло, не снимая головного убора. Предусмотрительно – от дыхания в воздухе образуются клубы пара. Эктоплазма, грустно пошутил про себя Генрик.

- Бедствуешь, но присутствия духа не теряешь. Хорошо. Что дальше собираешься делать?

- Нужен кредит, - откровенно признался врач.

Названная им сумма откровенно развеселила Витольда. Как и в последний визит в 1922 году, он угостил дальнего родственника сигарой.

- Ну, допустим. Хотя я не вижу, кто ссудит пану доктору маленькое состояние. Но, насколько мне не изменяет память, вместе с Конрадом вы обходились куда меньшим. Ставишь золотое кресло для посетителей?

- Ну… нет. Осталось ещё кое-что от отца, - молодой Иодко замялся. А потом с отчётливостью осознал – другого выхода не существует. Без финансовой поддержки ни поездка в Над-Нёман, ни закупка техники для нового кабинета не состоятся. Если не достать денег, по сути безразлично, хранится ли что-то в тайнике усадьбы – проку нет никакого. – Оно осталось в имении.

Он ждал гневной отповеди, но Витольд лишь грустно качнул головой.

Повисла пауза. Судя по сдвинутым бровям и столбику пепла на сигаре, он принялся напряжённо обдумывать ситуацию. А Генрик… А что Генрик? Выдав тайну, парень целиком положился на многоюродного брата, от решения которого зависело будущее.

- Позволь предположить. Ты не отдал бумаги Алесю, потому что он не вызвал у тебя доверия. И не повёз с собой, опасаясь обыска красных.

- И не рассказал вам и Конраду, не желая выслушивать упрёки.

- Только теперь, когда прижало… Слушай, там действительно есть что-то ценное? Или кумыс с кефирчиком да моционы?

- Конечно! Не сомневайся. Пусть не панацея от всех болезней, но мощная и универсальная штука. Вы же начинали медицинское образование? Сейчас расскажу…

По лицу Витольда трудно было понять, насколько он разделил уверенность Генрика в полезности методики. Догоревшая сигара ткнулась в пепельницу.

- И так, ты предлагаешь снова ехать в Над-Нёман. Плохо, что потеряно время. С другой стороны, есть плюс – сейчас поместье не под надзором ГПУ. Я подумаю, что возможно предпринять. Всего доброго.

- Пан Витольд! Но мы же не оговорили условия!

- Условия? – Наркевич-Иодко обернулся у двери и оглядел родственника так, будто увидел впервые за год. – Не помрёшь с голоду, кузен, вернёшься к нормальной жизни. Я обойдусь и без электрографии. Ты – нет, поэтому не в твоём положении ставить условия.

Через четверть часа в холодный кабинет приплёлся запоздалый пациент. Генрик с трудом стряхнул оцепенение и заставил себя начать работу.

В двадцать втором Витольд был категоричен: добудь отцовские секреты чуть ли не любой ценой. Сейчас разыгрывает благотворителя, раздумывающего – бросить ли буханку нищему.

Через пару дней почтальон принёс короткое письмо от Яны. «Ненадолго уезжаю по семейным делам. Сама тебя найду. Надеюсь, тебе всё удастся».

Ненадолго – это на сколько? Неделя, месяц? Всколыхнулась надежда – Янина дала понять, что у Генрика есть время. Если, как она пишет, всё удастся, они вновь будут вместе! Теперь навсегда. Он попросит руки у родителей девушки. О таком счастье и мечтать страшно!

Витольд, как назло, не торопился. Прислал короткую записку, что дело не может быть решено ранее февраля. Ни слова ободрения. В какую сторону решено? Пшепрашам, пан Иодко, затребованные суммы не могут быть выделены…

[1] Giáo viên – учитель (вьет.)

[2] Не надо жадничать (укр.)

[3] В 2013 году – чуть больше 120 тыс. долларов США.

Глава четырнадцатая

Украина, 2013 год

Как ни парадоксально, издевательская реплика негостеприимного хозяина подземелий помогла. Игорь со злостью вытолкнул остатки воздуха из груди, рванул, обдирая комбинезон и футболку, отвоевал полметра и снова застрял… А затем вывалился на сравнительно широкое место почти без сознания. Вместо темноты пространство перед глазами залило сиреневыми искрами кислородного голодания.

- Вы в порядке?

Мерцание мобильника осветило совершенно иной интерьер по сравнению с КАВС. И без этого понятно, что коридор не тот, по которому проникли к тощему гуру.

- Наверно, когда атомный взрыв готовили, наделали дополнительных путей и створок, - предположил Павел. - Сухо. Интересно, где мы. Не могли попасть сильно выше или ниже квершлага – тот же горизонт. Но здесь нет рельс.

- Зато есть крепы. Значит, строили обычные люди, а не пещерные тролли. И куда-то они вышли. Топаем, Сусанин, мать твою.

А как выберемся, решил Игорь, проплачу заливку раствором ходов-выходов. Пусть прочувствует, крот хренов, за что он сам будет готов отдать «всё».

Для очистки совести вытащил «Самсунг». Естественно, сетки нет. На такой-то глубине – без шансов.

- Тише! Слышите?

Оба замерли. Точно, вдали какой-то шумок, попискивание. Крысы?

- Здесь не бывает крыс, - Павел будто услышал невысказанное опасение. – Жрать им нечего.

- Надеюсь. Короче, Склифосовский. Есть первое правило лабиринта – идти в одну сторону вдоль стены. Рано или поздно… Какая обычно длина тоннелей одной шахты, горняк?

- До тридцати километров.

- Едрёна мать!

- Но это в сумме всех горизонтов. Мы на одном из верхних. Нужно найти какой-то из стволов – вспомогательный, по которому сюда опускались, вентиляционный или основной, он для подъёма угля вверх.

Они соорудили из труб и обломков швеллеров некую горку, отметившую место выхода из щели. Верхушку украсила треснутая горняцкая каска. Если увидят её вторично – значит, прогнали круг. Следуя обычному правилу, мальчики налево, девочки – направо, странная пара двинулась в левый штрек из двух возможных.

Неверный свет крохотного фонарика растворяется в вечной ночи в каких-то нескольких шагах. Разве что помогает видеть каменный пол под ногами, не споткнуться и не провалиться. Неохотно поддаваясь, тьма расступалась впереди и тут же схлопывалась сзади…

Под землёй мертвенная тишина. Если остановиться, где-то слышна капель. Чаще всего – только стук сердец и напряжённое дыхание. Периодически доносился тот же шорох.

Снова подтопленный тоннель. Идти стало гораздо труднее – неизвестно, что спряталось под рыжим ржавым киселём. А самое главное, ни малейшей уверенности, что выбрано правильное направление, и они не удаляются от стволов. Если только подходы к вертикальным полостям не перекрыты тем же коварным мутантом. Эта неопределённость давила сильнее тёмного потолка.

- Красиво, - неожиданно произнёс Павел. – Ещё раз посветите влево.

Короткий и основательно подтопленный отнорок заполнили обрушенные конструкции самого сюрреалистического цвета: фиолетового, сиреневого, жёлтого и зелёного.