Строго говоря, успели облагородить по-совхозному только первый этаж. На втором разве что окна застеклили. Ещё исправили кровлю, изрядно прохудившуюся за эти годы, о чём свидетелями остались большие плесневелые пятна на досках чернового пола.

- Осторожней, товарищи! – чутко предупредил владелец треуха. – Так что перекрытия деревянные. А как прогнили? С того краю надо балки менять.

Стараясь обходить опасные места, чтобы слишком быстро не очутиться на первом этаже, Генрик под пристальным вниманием Кастуся обследовал второй этаж. Когда переступили порог крайней комнаты, отцовского кабинета, глаза сами по себе зажмурились, как и на въезде в усадьбу. На миг почудилось, что не было этих страшных лет, он по-прежнему мал, забежал к суровому, но доброму и самому родному в мире человеку. Сейчас он повернёт голову и скажет ласково: «Заходи, малыш, не стой на пороге…»

- Заходи, не торчи как пень, - чекист легонько толкнул его между лопаток. – Или вспомнил что?

- Много вспомнил, - глухо ответил Генрик. – Здесь прошло моё детство.

В этом крыле уже перестелили полы. Пустой кабинет, из которого бесследно исчезла мебель натурального дуба, был заставлен вёдрами и корытами. Но совсем не это привлекло внимание. На внешней стене до сих пор заметен прямоугольник, где раньше висел портрет матери, он чуть светлее. А в его середине – золотая утка.

- Паныч! Паныч!

Генрик заворочался во сне, с трудом открыл глаза. На неудобной лавке, заменившей кровать, заснуть не просто. Но уж когда сон взял верх, вынырнуть из его пучины смог лишь с большим напряжением.

- Пан Генрик! Я Алесь из Бобовни. Помните меня? Приезжал в Над-Нёман с паном Витольдом Иодко.

Естественно, он не помнил. Пан Яков никогда не поддерживал тёплых отношений с той ветвью рода, общались они редко. И в темноте кого-то узнать – нужно иметь совиный глаз.

- Нет, пшепрашем. А кто вы и зачем?

- Меня пан Витольд заслал в Над-Нёман год назад – узнать, не сыщутся ли здесь документы старого хозяина. А ныне весточку передал о вашем появлении. Написал, что виделся с вами в Кракове.

- Ну? – неопределённо промычал Генрик, спросонья не в состоянии чётко обдумать – это действительно агент дефензивы или провокация ГПУ.

- Пан Витольд наказал помогать вам. Ежели нешто полезное найдёте – сразу мне передайте, чтоб красным не досталось.

В шпионских романах полагается называть в таких случаях пароль и отзыв. Но кузен ни о чём подобном не предупреждал. Странно…

- Алесь, завтра вечером сделаю вид, что гуляю по парку. Найди меня, поговорим.

- Добре, паныч. До видзення.

Он исчез, а Генрик долго ворочался, пытаясь понять, как относиться к новому неизвестному в уравнении.

Глава восьмая

Республика Беларусь, 2013 год

Чёрный внедорожник с московскими номерами прокатился по всему проспекту Незалежности от площади с неизменным памятником Ленину и до северо-восточной части города. По этому же маршруту Игорь двигался на «Лендкрузере» двенадцать дней назад, обнаружив следы пребывания Олега в изоляторе на улице Окрестина. Как всё изменилось! Минск преодолел наследие поздней весны, оделся в зелень, под ярким майским солнцем похорошел. А в душе – полярная ночь. Тогда непутёвый сыскался, живой и здоровый, никакой дождь и любительское автошоу не могли испортить настроения. Сейчас он лежит овощем, вдобавок отравивший его недоносок бесследно исчез. Поэтому минская нарядность выглядит фальшиво, словно город за приятным фасадом скрывает мрачную тайну религиозных сект.

Справа промелькнуло сюрреалистическое здание Национальной Библиотеки. Если верить рекламе, там всё круто: ресторан, кафе, сауна, кинозал, спортивный зал, обзорная площадка. В Интернете местные жители именуют её «чупа-чупс». Действительно, огромный сфероид с лифтовым столбом напоминает исполинский леденец со сломанной палочкой. Может, там и книги найдутся.

Остановившись на перекрёстке за библиотекой, Игорь рассеяно глянул в окно. Что-то толкнуло внутри. Странное ощущение, отдалённо напомнившее миг отъезда из Над-Нёмана и подсказку, всплывшую из ниоткуда – нужно спешить. Почему не последовал ей до конца, не встретил мелкого на Окрестина?

Он перестроился в левый ряд, игнорируя разметку и возмущённые сигналы подрезанного водителя, затем повернул по стрелке на боковую улицу. Через квартал в полный рост открылось здание, ради которого рисковал нарваться на выволочку от белорусских гаишников.

Белый православный храм выглядел как явный новодел. Понятно, что основные традиции соблюдены, но пропорции иные. Центральная часть вознеслась непривычно высоко. Недаром проектировали люди, родившиеся в СССР, в стране Королёва и Гагарина. А может, так и задумано: в современной трактовке христианства душа не должна быть смиренной? Наоборот – взлетать к духовно-нравственным вершинам подобно ракете?

«Мерседес» не без труда притиснулся к бордюру среди мелких «Фордов» и «Рено». Продолжаются послепасхальные торжества, людей по-прежнему много. К разочарованию москвича, белый храм-ракета оказался закрыт. Верующие стремятся в деревянную церковь поменьше, сложенную из тёмно-коричневых брёвен а-ля рюс.

Игорь тоже двинул ко входу, стаскивая бейсболку с головы. Если уж заехал, надо бы свечку за здравие поставить. Критически оглядел себя. Хорошо хоть – одеты байка и джинсы, а не обычный для продолжительных переездов спортивный костюм.

На выходе из церкви обратил внимание на серебристую «Короллу», пристраивающуюся на внутренней парковке. Из неё вышел сравнительно молодой человек в униформе, при рясе, кресте и чёрном головном уборе. Создавая контраст традиционному облачению, в его руке объявился планшет. Священнослужитель начал с кем-то оживлённо болтать через блютуз-гарнитуру в ухе. Очевидно, мирские электронные гаджеты не считаются орудием диавола. К продвинутому батюшке Игорь и направился.

- Вас можно на минуту?

- Конечно, - ответил служитель культа и не добавил «сын мой». Всё же заметно моложе. Короткая и довольно стильная бородка, очки-хамелеоны в тонкой оправе, длинные волосы собраны в аккуратный хвостик. Одеть его тоже в джинсы и байку – профессию ни за что не угадаешь.

- Меня зовут Игорь Наркевич, и мне необходим совет знающего человека. Мой брат пострадал от религиозной секты.

- Прогуляемся? – иерей увлёк его в сторону белого храма. – Можете называть меня отцом Владимиром.

- Да, батюшка.

Тот внезапно улыбнулся.

- Честно сказать, я недавно прошёл рукоположение, не привык ещё. Из какой, говорите, секты его нужно выручать? Иеговисты? Пятидесятники?

- Намного хуже. Что-то буддистское, в духе Рерихов. Выручать уже поздно. Нужно разобраться и сделать так, чтобы уроды больше не искалечили ничьи жизни.

- Ясно, - улыбка на лице Владимира пропала. – Сразу предупреждаю: церковь против самосуда. Но и подставлять вторую щёку не всегда обязательно.

Всегда настороженный и недоверчивый к малознакомым, Игорь вдруг почувствовал некоторое облегчение. Молодой батюшка явно не из тех, с закостеневшим сознанием, что спрячут узость взглядов за обтекаемым «пути Господни неисповедимы». В трёх словах он рассказал историю Рашида, наплевав на подписку о неразглашении, пусть на ней ещё чернила не высохли.

- Слышал. Где-то в Минском районе орудовали. Знаете, чем новые церковные образования отличаются от традиционных? Активным поиском и вовлечением неофитов. Ни один православный священник, ни ксендз, ни мулла, ни лама, ни, тем более, раввин не будут вербовать сторонников абы где. Если ребёнка в раннем детстве родители не крестили или не обрезали, его приход в храм должен быть собственным осознанным поступком. Мы с осторожностью относимся к людям, решившим сменить конфессию. Крепка ли его вера? Вот в чём вопрос. Религиозные проповедники в новомодных сектах, например – принадлежащих к Нью-Эйдж… Не слышали? Почитайте в Интернете. Они не имеют возможности ждать, пока паства наберётся сама. Поэтому агитируют, применяют обычные методы пиара.