Учитывая, что медицина в этом мире базировалась на магии, она была гораздо эффективнее той, что существовала в моём старом мире. Люди, особенно дворяне, жили дольше и почти не болели. Здесь лечили даже рак, а о таких вещах, как СПИД или ежегодная эпидемия гриппа, не слышали вовсе.

Поэтому смерть от сердечного приступа в девяносто шесть лет была довольно редким явлением. И всё же моего отца постигла именно такая участь.

Приём в честь моего дня рождения отменили. Я спокойно к этому отнёсся, ведь кончина главы рода была гораздо важнее, чем очередное празднество.

Традиции хоронить умерших в земле здесь не было. Для покойных сооружали краду — погребальный костёр. Прах затем закапывали под курганом или, в случае с аристократами, замуровывали в фамильном склепе.

После того как прах отца был оставлен в склепе, ко мне подошёл старший брат Николай:

— Эспер, надо поговорить.

— Конечно, князь, — я склонил голову.

— Перестань, — поморщился Коля. — Мы же братья. Не надо формальностей, когда мы наедине.

Мы отошли в сторону, под тень одного из раскидистых дубов, что во множестве росли на территории поместья. Николай заложил руки за спину и глубоко вздохнул, глядя на закат. Ярко-оранжевые лучи солнца отражались от блестящих пуговиц на его мундире Кирасирского полка.

— Ты прав, конечно, — начал он. — Теперь, когда папа умер, я новый князь Москвы. Но я хочу, чтобы ты знал кое-что.

— Что?

— Я не хочу оставаться править. Я в первую очередь офицер, и должен быть со своими людьми.

— Сослуживцы тебе важнее семьи? — невозмутимо поинтересовался я.

— Осуждаешь? — холодно спросил Николай, глянув на меня.

— Нет. Ты можешь сам решать, быть офицером или князем. Но если ты откажешься от титула, он перейдёт Владиславу.

— Именно это меня беспокоит, — пробурчал Коля.

Наш брат Владислав был уродом в семье, и все об этом знали.

Само собой, дело было не во внешности. Просто, говоря языком моего старого мира, он был мажором и раздолбаем. Тратил отцовские деньги, спуская их на дорогие цацки, выпивку и женщин.

Но его амбиции при этом были чрезвычайно высоки — Влад считал, что весь мир лежит у его ног лишь потому, что он родился в богатой княжеской семье.

Одним словом, типичный золотой ребёнок, донельзя избалованный и лишённый моральных ориентиров. К тому же он не раз был замечен в общении с сомнительными личностями, связанными с преступностью.

Поэтому мы с Колей понимали, что отдавать ему власть рискованно. Это может пошатнуть могущество рода и уничтожить добрую славу, копившуюся поколениями. Владислав и без того успел запачкать честь Тарковских.

— Понимаешь, Эспер, — продолжил Николай. — Я военный и всегда хотел им быть. Мы с отцом решили, что как только я получу звание майора и отслужу ещё год-другой, то стану командиром родовой гвардии.

— Ты и без того мог бы им стать, — заметил я.

— Знаю. Но Тарковские ни с кем не воюют, в отличие от императорских войск, — Коля усмехнулся. — Я хотел получить настоящий боевой опыт. Но чем дольше я служу, тем чаще думаю, что хочу остаться в Кирасирском полку навсегда. Полковник напрямую сказал, что видит меня своим преемником.

— Если ты станешь командиром Кирасирского, это сделает большую честь нашему роду, — сказал я. — Но кто тогда станет князем?

— Ты, — Николай перевёл взгляд на меня. — Через несколько дней тебе исполнится восемнадцать, а я официально вступлю в права. Я исключу Владислава из линии наследования, а затем сложу титул. Он перейдёт к тебе.

В тот момент у меня возникло чувство, будто на сердце повесили пудовую гирю. После смерти отца мне и без того было тяжело, а теперь старший брат решил взвалить на меня такую ответственность.

В то же время я понимал, что всю новую жизнь меня к этому готовили. Отец прекрасно понимал, что Влад не годится на роль главы рода, а Николай воюет и запросто может погибнуть. Таким образом, я был реальным кандидатом на титул князя.

Скрипнув зубами, я покачал головой.

— Не хочешь? Или боишься, что не справишься? — положив ладонь мне на плечо, спросил брат.

— Справлюсь. Просто это неожиданно, — сказал я.

— Папа умер слишком внезапно, — хмуро согласился Николай. — И знаешь, мне кажется…

— Эй, братья! — раздался голос Влада. — О чём вы там шепчетесь?

Средний княжич приближался к нам. Его волосы были растрёпаны, на лице темнела неаккуратная щетина. Владислав не удосужился побриться даже перед погребальной церемонией. В руке он держал открытую бутылку португальского портвейна.

— Мы не шепчемся, — ответил Коля. — Просто я делился с Эспером своими мыслями.

— А со мной поделишься? — ухмыльнувшись, спросил Влад.

— Конечно. Только лучше наедине и завтра утром.

— Почему завтра?

— Чтобы ты протрезвел.

— По-твоему, я пьян, братишка? — Влад фыркнул и сделал глоток. — Ты меня пьяным не видел.

— Трезвым я тебя тоже давно не видел, — поморщился Николай.

— Ты просто редко бываешь в поместье! Торчишь в своём полку или с басурманами воюешь. Совсем про семью забыл!

— Я укрепляю честь семьи своей службой. А что делаешь ты?

Чувствуя, что намечается конфликт, я решил вмешаться:

— Братья, не ссорьтесь. Сегодня точно не время для этого.

— Не указывай нам, что делать, мелкий, — Владислав ткнул в меня горлышком бутылки.

— Будь поуважительнее с братом, — нахмурился Николай.

— С чего бы? Он младше меня и не настоящий брат. Матушки-то у нас разные. Ладно, ладно, Коля, не сердись! Эспер прав, конечно. Не будем ссориться. Сегодня день скорби.

Сделав серьёзное лицо, Влад хлебнул портвейна и протянул бутылку Коле.

— За нашего отца! — объявил он. — Да примет его Перун, как сына!

Никто в нашей семье не был религиозен. Но подобная фраза была своего рода традицией.

— Да примет его Перун, как сына, — эхом ответил Николай, сделал маленький глоток и вернул бутылку Владу.

— Да примет, — сказал я.

— Выпей с нами, младший, — Владислав сунул мне портвейн.

— Нет, спасибо.

— Почему это?

— Мне ещё нет восемнадцати.

— Какой ты правильный, — поморщился Влад. — Даже в память об отце не выпьешь?

— Не думаю, что оскорблю его память таким отказом. Простите, старшие, — я коротко поклонился. — Я хочу побыть с матерью и сестрой.

Уходя, я расслышал слова Владислава:

— Видишь, Коля? Он даже выпить за отца с нами не хочет. И после этого ты утверждаешь, что Эспер для нас настоящий брат?

Что ответил Николай, я уже не слышал. Но был уверен, что он заступился за меня.

Несмотря на то что Коля был старше меня на пятнадцать лет, мы всегда были близки. Мы любили друг друга, как истинные братья — из-за разницы в возрасте между нами никогда не было типичных детских ссор.

А вот Влад частенько издевался надо мной, когда никто не видел. И не забывал упомянуть, что не считает меня настоящим братом, прямо как сейчас.

Остаток того дня я, как и собирался, провёл с матерью и сестрой. В поместье было много гостей, пришедших проводить Александра Тарковского в последний путь. Соблюдая приличия, я выражал им благодарность за визит, но при любом удобном случае оставался наедине с мамой и Белославой.

По-моему, они были единственными, кто по-настоящему скорбел об отце. По крайней мере, они не стеснялись выражать свои эмоции. В то время как Николай держался чинно и строго, а Владислав паясничал, преувеличенно рассказывая, как он горюет.

К тому же мне не давала покоя фраза Николая, которую он не договорил.

«Папа умер слишком внезапно. И знаешь, мне кажется…»

Что ему кажется? Что князь Тарковский умер неестественной смертью? И кто тогда мог приложить к этому руку — неужели Влад?

Признаться, меня тоже посещали подобные мысли. Конечно, я даже не думал обвинить среднего княжича. Но смерть от сердечного приступа в этом мире была действительно слишком редким явлением, а здоровье нашего отца было крепким, как скала.