Мне здесь не то чтобы сильно нравится. Я всегда испытывала смешанные чувства от похожих приемов, и он это знает. Но я знаю, что теперь такие вещи для меня под запретом.

Я одна.

В этот момент одиночество ощущается особенно остро, и очень хочется хотя бы саму себя обнять себя за плечи, чтобы как-то защититься, но я не позволяю. Стоять до конца! Стоять и не падать духом! Возможно, вернувшись в те же апартаменты сегодня ночью, я вдоволь поплачу под душем, а может свернувшись в постели, где мы были одним целом — не знаю.

Но не здесь. И не сейчас. Это то, в чем я уверена на сто процентов.

Нельзя.

— Здравствуй, Лиза.

Слегка усмехаюсь.

Проиграл.

Голос его наполнен сарказмом и ядом. А чего ты ждал? Что я первая поздороваюсь? Да сейчас.

— Здравствуй, Адам. Как дела?

Вау. Выходит вполне себе ничего! Я молодец. Непринужденный тон, улыбка, внешнее спокойствие — я правда молодец. Держусь на все сто процентов! Как и приказала самой себе. И его это бесит.

Слышу, как скрипит зубами. Как прожигает меня взглядом чувствую…интересно, ты сейчас ощущаешь то же, что и я? Пропасть между нами? Невозможность «как раньше»? Исчезнувшее «вместе и навсегда»?

— Хочешь знать, как у меня дела?

— А ты хочешь, чтобы я ответила честно? — усмехаюсь наглее и поворачиваю голову к нему.

О да. Мой бык взбешен. Я в прямом и переносном смысле его красная тряпка. Ха! Как забавно…

Видимо, чувствуешь. Все чувствуешь. И как? Тебе вкусно?

Воздух напрягается вокруг нас. Сейчас искры полетят! Спорю на что угодно, Адам еле тормозит грубость, которая рвется наружу, и Сай это знает, поэтому благоразумно говорит.

— Так…давайте-ка успокоимся, окей? На нас все смотрят.

— А я и не напрягалась.

— Потанцуй со мной.

Что, простите? Ты серьезно?

Уже не сдерживаю смешок, выгибаю брови и поворачиваюсь к нему лицом. Мне не послышалось?

Не-а. Не послышалось. Адам смотрит на меня тяжело и прямо, без утайки. И это смешно. Серьезно, очень смешно, так что я и смех не сдерживаю. Прикрываю рот ладошкой, цыкаю, а потом голову на бок наклоняю и устало вздыхаю.

— Какое клише, Салманов. Думаешь, это сработает?

— Если это не работает, то в чем проблема согласиться?

Охохо…у меня много проблем с согласием всего, что связано с тобой. Целый список длиннее, чем у Деда Мороза, дорогой. Уверен, что хочешь послушать?

Цыкаю снова.

И, знаете? Судьба явно на моей стороне. Как раз в этот момент я замечаю безвкусное, кислотно зеленое платье последней пассии моего благоверного. Как удачно. Она как раз проходит мимо, как будто сам Бог ее послал! И я не стесняюсь, когда произношу ее имя нарочито громко.

— Марианна!

Девчонка вздрагивает, но оборачивается. Ее подружка любопытствует. Это почти мизансцена, и она прекрасна во всем, в основном потому что я ей управляю.

Хорошо…

Как же мне хорошо.

Видеть на ее лице удивление, страх? Страх?! Серьезно?! Теперь тебе, значит, страшно. Хм...как любопытно.

— Ты сегодня так великолепно выглядишь, — подчеркнуто сладко тяну, продолжаю улыбаться и смотреть ей в глаза.

Впитываю весь этот стыд.

Знаете, это особый вид кайфа, наблюдать за ней в этот момент. И за ним тоже. Адам теряет всю свою браваду, и вместо того становится напряженным и серьезным.

Ты ждешь скандала? Как глупо. Я до этого никогда в жизни не опущусь, потому что прекрасно знаю, что в этом мире сдачу нужно давать в тихую. Ну или в сучью, что точнее и ближе к истине.

Не дожидаясь, пока она придет в себя, ставлю пустой бокал на столик и вздыхаю притворно устало.

— Что-то мне подсказывает, вы с Адамом будете великолепно смотреться в тесном контакте. Ему это необходимо, понимаешь? Потанцевать с кем-то, кто заставит его чувствовать себя свободно. Например, с настоящей женщиной. Как считаешь? Ты сгодишься на эту роль?

Адам медленно переводит взгляд на свою подстилку, верно считывая все мои акценты, а я упрямо тараню ее взглядом. Закапываю. Да, я полность отдаю отчет в своих поступках: это месть. Однажды, когда его шлюха, кстати та самая, которую я застукала в его кабинете, посмела завязать со мной похожий разговор, Адам перекрыл ей кислород на всех уровнях. Теперь Милы нет нигде. Ни на одном показе, ни в одной рекламе. С ней разорвали все контракты, ведь никто и никогда не захочет записывать себе во враги кого-то вроде Салманова.

Тебя ждет точно такая же судьба, и мне нисколько не жаль. Серьезно и вообще. Меня ведь никто не пожалел. Была бы ее воля, как и многих других, они бы выкинули меня за порог без промедления. Просто он меня любит, и это была моя единственная защита. Но иначе? Охо-хо. Я самой себе не завидую.

— Думаю, тебе пора взять быка за рога, — продолжаю закручивать гайки, — Кстати, хорошо, что ты прислушалась к моему совету со своими вульгарными когтями, а то быку было бы больновато. Извините.

Ну да, возможно перегнула. Хотя чего это я? Плевать. Гордо прохожу мимо них и направляюсь к столу с закусками, чтобы также гордо перейти на другую сторону зала.

Что чувствую? Я бы назвала это «яростным триумфом». Нет какой-то единой эмоции — вот что это такое. Горько, больно, неприятно, но в то же время какое-то нездоровое удовлетворение что ли? А еще пинок под зад и сила пройти этот вечер до конца, ведь самое интересное, как известно, происходит на «афтер пати».

Лиза; сейчас

Вечер продолжается.

Если кому интересно, Адам не решается меня преследовать, но от этого не становится легче, увы. Он стоит прямо напротив, прижавшись спиной к стене, и долбит меня глазами. Прожигает. Уничтожает.

Злится.

Я чувствую уровень его негодования и думаю, что в нем то все и дело. Он обещал, что не сдастся и прекрасно понимает, что сейчас себя контролировать просто неспособен.

Адам боится наговорить и сделать лишнего. Поэтому дистанция.

Что ж, это почти мило. Благодарю покорно за заботу о моей нежной, женской душе! Ага-ага.

Тихо усмехаюсь, про себя проговариваю все, что будет дальше, пока прессу медленно выводят по одному из зала. Совсем скоро здесь не останется никого чужого, только свои. Лица, в кругу которых вполне можно расслабиться. Быть настоящими. Насколько это возможно, полагаю? Это делается ради безопасности. Никто из великих не хочет открывать свои пороки, оголять нервы на публике, но среди «своих» это делать гораздо проще. Здесь вряд ли кто-то осудит, имея ворох собственных грехов длиною в бесконечность.

Раньше мы с Адамом уходили как только запускался «второй акт пьесы», да и Сай с Катей не задерживались. Однако все меняется. Мы втроем все еще здесь, и что-то подсказывает, что останемся здесь ровно до того момента, пока я не решу уйти.

Любопытно, что же будет дальше?

Адам не любил раскрывать эти секреты, хотя я всегда знала, что он в курсе гораздо глубже, чем готов был показать. Лишь однажды он немного открыл завесу тайны: когда пресса покидает чат, высшее общество открывает свою истинную суть.

«…Заключаются сделки…» — неохотно вздохнув, Салманов намыливает щеки и берет опасную бритву в руки, стоя перед зеркалом нашей ванны, — «…танцы, бухло, наркотики. Туалеты превращаются в филиал Кубы или какого-нибудь горнолыжного курорта, чтоб его…»

Помню, как я выгнула брови, намазывая на руки крем, а он бросил на меня взгляд и сразу его отвел.

Но я успела прочитать на дне черных, родных глаз стыд, раньше чем он успел его спрятать и беспечно пожать плечами.

«Не смотри так, Рассвет. Это обычная, закрытая вечеринка в какой-нибудь усадьбе. Обсуждают все, начиная с бизнеса, заканчивая постелью.»

«Почему мы никогда не остаемся?»

«А ты бы хотела остаться?»

Нет. Не хотела бы, если честно. Смотреть, как нажираются толстосумы и позволяют себе все больше и больше, чем обычно — не то, чего я бы хотела в действительности. Лучше провести вечер дома рядом с мужем как по мне…