Громко прозвучало, согласитесь. Я прямо почувствовала себя Дартом Вейдером нашей миленькой сказки, ну и плевать, что я здесь жертва. Все, что я делаю — осознанно. Мне не подходит роль "жертвы", и я с полным осознанием выбираю быть злодеем.

Смотри.

Медленно спускаясь по лестнице с высоко поднятой головой, я знаю, что выгляжу также охренительно, как та самая женщина из моего прошлого.

Потому что на меня смотрят все.

И да, я отдаю себе отчет, что пятьдесят процентов моего успеха — это наш развод. Но пятьдесят процентов мои, и это уже мой личный успех. Когда ты попадаешь на частную вечеринку сильнейших мира сего, в толпу шикарных женщин и, к сожалению, не менее шикарных аксессуаров — пятьдесят процентов это тоже победа.

Из-за конкуренции.

Деньги дают право выбирать, и я это теперь понимаю. Раньше не видела, но с другой стороны, раньше я во многом была слепа. Сейчас нет. Вооружившись лучшим платьем своей коллекции ярко-красного цвета и чуть выше колена (примерно на два пальца, вы же помните), я чувствую себя потрясающе. Все мое тело полностью закрыто, но спиной я ощущаю легкое дуновение ветра, и предвкушаю, как это понравится зрителям.

Особенно одному.

Я уже чувствую его взгляд.

Как забавно, да? Здесь полный зал народа, но я чувствую его нутром, поэтому выкидываю козырь на стол сразу же. В основном потому что он у меня в рукаве не единственный на сегодня.

Поворачиваюсь так, чтобы продемонстрировать наглый вырез на спине, слегка улыбаюсь официанту и снимаю бокал шампанского.

Бам!

Клянусь, я слышу, как его зубы скрипят и еле сдерживаю смешок. Он никогда не запрещал мне носить то, что я хотела, хотя и не был фанатом открытых платьев. Только если дома и для него — это всегда "да", но для остальных? Сквозь сжатые зубы "да", но лучше бы "переоденься нахрен". Это всегда читалось в его взгляде, хотя ни разу не было сказано вслух. Адам ненавидел вырезы, даже если не признавал этого, но если я их все же примеряла, то всегда держался близко, чтобы никто ко мне не подошел.

А теперь у него такой возможности нет, и это прекрасно!

Здороваюсь со знакомыми лицами, непременно награждаю Марианну взглядом и улыбкой, а потом двигаюсь ближе к центру зала.

Народа действительно много.

Моя цель вполне понятна думаю всем. Реклама. Сегодня здесь много журналистов. Их прогонят чуть позже, а пока я с радостью даю комментарии о своей работе и о личной жизни. Подтверждаю громко и с улыбкой свой развод. Знаю, что его это взбесит. Интересно, я смогу взбесить его достаточно, чтобы заставить нарушить свои же слова об «унижении».

Насколько это блеф?

Он не позволит никому, включая себя, меня оскорбить, помните? Я считаю — ха! — поэтому умышленно умалчиваю о причинах наших "разногласий". Так сказать, оставляю пространство для манёвров. Отдаю поводья.

Ты расскажешь? Мне просто любопытно. Я же делаю то, что мне нельзя — общаюсь с прессой, ставлю твой имидж под вопрос, роняю твое лицо в грязь. Ты себя защитишь? Или выберешь меня? Как обещал?

— Продолжаешь геройствовать?

Вздрагиваю от знакомого голоса, а когда оборачиваюсь, сразу улыбаюсь. Сай подкрался неожиданно, стоит теперь рядом. Попивает шампанское. Без Кати.

— Где жену потерял?

— Слава богу, не там же где мой брат, — опускает на меня глаза, — Прости.

— Да чего уж там? Действительно, слава богу.

Хмыкает.

— Руся отравился.

— Серьезно?

— Нет, просто Катя снова кормила его в Макдональдсе.

Улыбаюсь.

Сая бесит, когда Катя так делает, ведь он считает, что «Макдак» — это какой-то треш. Почти привокзальная столовка! А как по мне, он сильно перегибает палку. Мы все ели там сто миллионов раз, и что? Умерли? Очень сомневаюсь. Нет, конечно, это нездоровая пища, и его загоны понять и объяснить можно, только вот попробовал бы он сам сходить со своим сыном в магазин за обновками, а потом пройти мимо этой самой привокзальной столовки спокойно.

Чокнешься раньше.

— Я сам ненадолго, — добавляет он, делая еще один небольшой глоток, так как, насколько я его знаю, он собирается пить этот бокал весь вечер, — Просто посветить лицом надо. Для бизнеса.

— Понимаю.

«Для бизнеса» — в семье Салмановых значит «кровь из носа». Помню, мы как-то прилетели с Адамом с островов, после чего у него была очень высокая температура. Акклиматизация какая-то бешеная жахнула. И любой другой человек отказался бы идти, но он закинулся таблетками и поехал все равно.

Никаких компромиссов. Надо — значит, надо.

— Как дела? — спрашивает, а сам улыбается во все тридцать два.

Я меняю бокал.

— Просто великолепно, твои как?

— Ты дала жару, конечно…

— Что говорят ваши родители? Я проклята навеки?

Это меня почему-то беспокоит. Я бросаю на него взгляд, но сразу прячу его в неожиданной необходимости рассмотреть толпу гостей, до которых на самом деле мне нет никакого дела.

Почему я волнуюсь? Какое мне дело? Но оно есть, и это понятно даже слепому, поэтому я не осуждаю Сая за тихий смешок. Лишь смиренно жду ответа…

— Ты прекрасно знаешь, что мама на твоей стороне. Она вообще в восторге от твоего...кхм, выхода...

Это понятно. Несмотря на любовь к своим детям, Аниса — справедливая и честная женщина. Да и я ей как дочь. Она пыталась образумить Адам много раз, она пыталась заставить его меня отпустить, но даже у Натана Альбертовича ничего не получилось. Так что я ее не виню.

— И не злится?

Сай слегка жмет плечами.

— Думаю, она понимает.

— А отец?

К нему мой интерес куда как выше, я ведь так и не поняла его отношения к сложившейся ситуации. Он был грустным, кажется, отстраненным, немного холодным, а еще пытался убедить меня остановить военные действия из-за «имиджа», хотя мне и показалось, что это скорее вершина айсберга.

Альбертович не из тех людей, кто фанатеет от соплей, и ему вообще чужда проявление эмоций. Как королю нефтяных скважин, оно и понятно, наверно? Но все же…

Мы встречаемся с Саем взглядами, и он слегка щурится.

— Он…опечален.

— Опечален?

— Ему не нравится все, что происходит, Лиз. Абсолютно все.

— Понятно.

Большего не жди, короче, перевожу. Это максимум на который способны мужчины Салмановы. Все, что касается их отношений с отцом — табу; чисто между ними. Даже меня Адам посвящал исключительно редко, и то если переберет. Такая же история с Катей. Наверно, все Салмановы — сплошное противоречие. Говорить о любви — это пожалуйста, но пустить дальше — это извини.

Горько сладкие отношения, как закрыто открытые, и понимай, как душе угодно. В какие-то области тебе навсегда дорога закрыта.

Вздыхаю и снова отвожу взгляд.

— Он с тебя глаз не сводит, — вдруг говорит Сай, я хмурюсь, краснею.

Кляну себя немного, но быстро беру в руки и прячу все ненужные эмоции в бокале и за ухмылкой.

— Кто?

Мы оба знаем «кто», и это глупо, наверно, но это часть игры. Мне нравится играть. Особенно если в руках все козыри, а руки — мои.

Что ж…

Сай дарит мне ухмылку, будто чувствует это. Никаких больше комментариев, да и зачем? На затылке дыбом встают волоски, и хорошо, что у меня аккуратная, заколотая прическа, иначе это выглядело бы странно.

По рукам идут мурашки.

Я снова чувствую нутром приближение — он идет сюда. Ему надоело играть.

Но мне то нет.

Адам подходит и становится рядом со мной. Ближе, чем его брат. Ближе, чем это допустимо. Я буквально чувствую жар его тела, запах, энергию, душу. Мне кажется, что она ко мне тянется — глупо…

Молчит. Это тоже глупо, но я не иду на контакт. Это не то, что мне нужно. Снова и снова ты будешь проигрывать — я же обещала. Поэтому упорно молчу, слегка улыбаюсь и гордо держу голову. Не даю плечам сникнуть. Хочется, если честно, ведь это сложно…не иметь возможности, как обычно, обнять и уткнуться ему в грудь. Позволить обнять себя и спрятать от всего этого высшего общества…