Известный византинист А. А. Чекалова утверждает, что «Константинополь стал к тому времени подлинным центром свободного ремесла», и с этим мнением нужно согласиться. Сходная ситуация была во всех крупных византийских городах — таких как Антиохия, Александрия, Фессалоники. Огромные портовые города Византии поражали воображение, здесь сосредоточилась жизнь империи. Частники и предприятия государственного сектора не только конкурировали, но и дополняли друг друга. При этом Юстиниан осторожно поощрял именно государственные предприятия. Это позволяло регулировать цены и обеспечить безопасность малоимущих слоев населения.
Корпорации, находившиеся под контролем государства, были освобождены от налогов. Это позволяло снизить себестоимость, а значит — и цену конечного товара. Кстати, от налогов освобождались и владельцы частных мастерских.
Многочисленные строительные организации работали подрядным способом. Подрядчик обговаривал условия работ с заказчиком, а потом набирал работников под конкретную задачу. Таких задач в империи было много — мы видели это в материалах предыдущих глав. Крепости, общественные здания, восстановление пострадавших от стихии городов — всё это требовало рабочих рук. А. А. Чекалова предположила, что строители часто устраивали забастовки, чтобы поднять расценки. В Кодексе Юстиниана появилась специальная статья, которая запрещала рабочим бастовать до окончания строительства объекта.
В то же время император сурово карал монополистов, если они пытались вступить в сговор для поднятия цен. Империя, по мысли базилевса, должна была стать приятной для жизни страной, где государство заботится о благосостоянии подданных. Это страна равных возможностей без чрезмерно богатых и бедных. В экономической жизни тесно переплетались принципы государственного регулирования и частная инициатива.
Часть работников государственных мастерских являлась рабами, но число рабов продолжало сокращаться и в этой сфере, так как в христианской империи не приветствовалась внеэкономическая эксплуатация единоверцев. Десятки исследователей указывали на то, что менялся статус раба. Раб мог копить имущество, создавать семью, но не имел гражданских прав. И всё же постепенно он превращался в государственного работника, получая всё больше прав.
Скажем еще раз: в Византии эпохи Юстиниана увеличились объемы государственного сектора как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Это помогало выработать единый стандарт качества для товаров и делало их конкурентоспособными. Кроме того, государство могло влиять на политику ценообразования в империи. Для народа это было выгодно: пресекались спекуляции частников. Юстиниан не придумал нового: государственный сектор имелся и в поздней Римской империи, но в небольшом объеме. Главными людьми тогда были латифундисты и бюрократы, которые погубили западную часть империи и пытались сделать то же самое с восточной частью.
При Юстиниане роль бюрократии изменилась. Теперь это была надклассовая прослойка, не связанная с латифундистами; в нее рекрутировали представителей всех слоев общества. Бюрократы были верховными арбитрами в социальных спорах. Они чувствовали свою значимость и нередко злоупотребляли служебным положением. Такие люди, как Иоанн Каппадокиец или Трибониан, накопили крупные состояния незаконным путем. Юстиниан боролся с коррупцией, но победить ее не смог. И всё же созданная базилевсом модель управления была наименьшим из зол, потому что соответствовала уровню сознания масс и их запросам. Гениальность Юстиниана была в том, что он создал рабочую модель, которая устраивала византийцев. Ее могли критиковать, ее пытались исправить, но понимали, что ничего лучше придумать нельзя. Именно поэтому правление Юстиниана проходило спокойно, если не считать бунта «Ника» и окраинных мятежей.
Изменения коснулись и декоративных должностей, казалось бы, освященных обычаем. Ежегодно в Римской империи выбирались два консула: один — для Гесперии, другой — для Византии. Всякий, кто стал консулом, обязан был истратить на всякие празднества и увеселения 2000 фунтов золота. Небольшая часть этой суммы шла из личных средств консула, а остальные расходы — из царской казны. Должность второго консула (для Гесперии) царь вообще упразднил. На Востоке ее пока оставили, чтобы не ломать традиций.
К интеллигенции царь был равнодушен. За это его ненавидели многие. Например, юристы. Дело вот в чем.
Во времена поздней Римской империи юрист был главным лицом после губернатора провинции. Законов появилось столько, что простой смертный толковать их не мог. Частная собственность, государственная собственность, корпорации (этот термин — не модернизация, но часть римской экономической системы), землевладельцы, сенаторы, колоны, рабы, купцы… Прежняя империя дряхлела, а ее структура неуклонно усложнялась. Она разваливалась под собственной тяжестью, но императоры, квесторы, сенаторы штамповали сотни и тысячи законов для улучшения нравов. Лабиринты права создавали множество лазеек для ловких людей, которые нанимали законников и принимали нужные решения: отсуживали недвижимость, присваивали поместья, осуществляли захват промышленных предприятий…
О том, как Юстиниан начал наступление на юристов, рассказывает Прокопий — сам представитель почтенного сословия судейских.
«Он прежде всего отнял у них всякое право на гонорар, благодаря которому прежде, выступая с защитительными речами, они обычно получали средства для роскошной жизни и для своего внешнего блеска. Император приказал, чтобы обе стороны приносили присягу, и с этого времени адвокаты, поставленные в столь унизительное положение, были в большом унынии». Как говорится, просто и со вкусом.
Кесариец уверен, что крестьянский император вообще не любил интеллигенцию. «Он заставил нуждаться в самом необходимом и врачей, и профессоров общеобразовательных предметов (права). То содержание, которое прежние императоры установили выплачивать им по этим профессиям из государственного казначейства, Юстиниан отнял всё». Возможно, речь идет о гонениях на эллинистических ученых, которых Прокопий отождествляет со всей интеллигенцией. Но не исключено, что император действительно сделал образование частным. Если так, то он считал излишние знания бесполезными для трудового народа. Кто может — накопит денег на обучение, а кому не повезет, останется безграмотным. Для нас этот поступок императора VI века выглядит недалеким и неприятным. Ведь таким образом поощрялось постепенное воссоздание аристократии, против которой царь вроде бы боролся. Впоследствии византийские императоры возродят бесплатные школы.
Итак, адвокаты его презирали, философы — разбегались кто куда. Правда, это не мешало работе юридической высшей школы в Бейруте или академии в Александрии. И всё же позволим себе предположить, что прослойка интеллектуалов относилась к императору-простолюдину скептически. Иногда это делалось небескорыстно. Интеллигентов было легко купить, они служили и собственным латифундистам, и персам. Интеллектуалов в империи имелось немного, но вред они приносили огромный. О чем говорить, если только один Прокопий сумел так очернить царя, что убедил в своей точке зрения потомков на полторы тысячи лет вперед. А ведь Юстиниан был не самым плохим императором. Скорее наоборот — одним из лучших. В общем, скептики ждали своего часа и дождались после смерти царя, когда новое правительство оценило его работу критически. Тогда стала появляться сдержанная критика в работе Агафия или развернутая — в книге Евагрия.
* * *
А теперь вернемся к вопросу о том, какая социальная модель строилась в Византии. Разумеется, «надклассовая» империя Юстиниана — это далеко не социализм. Мы видим, что существует мощный частный сектор, земля находится в обороте, чиновники и сенаторы сколачивают огромные состояния. Но это не рабовладение, не феодализм, не капитализм. Перед нами этатизм — сильное госвмешательство в экономику, при этом сама экономика смешанная и состоит из государственного и частного секторов. Отличие от социализма в том, что декларируется право частной собственности, и с государственным сектором соседствует частный, причем достаточно мощный. Наличие частной собственности порождает ряд достоинств и недостатков. С одной стороны, это дает выход инстинктам людей к накоплению и приумножению богатств, а значит, делает экономику более гибкой. С другой — порождает серьезную коррупцию в органах власти; такой коррупции не знает социалистическая система из-за отсутствия частного капитала. Плох или хорош этатизм — вопрос праздный. Однако очевиден факт, что византийская система просуществовала тысячу лет и погибла в тот момент, когда ее правители решили заменить этатизм феодализмом, а усталый и одряхлевший народ промолчал.