— «Демиург» с некоторых пор бабочку Брэдбери отследить не может, — ответил связной. — База данных достигла критического уровня. Мощностей не хватает всё обработать. Последствия того или иного вмешательства либо вовсе не выявляются, либо предполагают широкую результативность. Из-за этого проект временно закрывают. Так что вы решили, Александр Сергеевич? — напомнил Роман Семёнович причину своего появления.

— А если у вас ничего с вашим «Демиургом» не получится, проект совсем закроют? Такое ведь тоже может случиться? — спросил Зотагин.

— Не исключено.

— И что тогда?

— Говорю же, всё от вас зависит.

— Тогда, если останусь, то насовсем, — вслух подумал Зотагин. — Так получается? — повернулся он к пассажиру.

— Именно так, — кивнул Роман Семёнович. — Постарайтесь определиться побыстрее, Александр Сергеевич, — поторопил он. — Вы не один у меня на сегодня.

Гора осталась позади, и Зотагин снова прибавил скорость. Сквозь пелену дождя впереди смутно угадывалась Волга и теряющиеся в зелени садов городские крыши. Ламповый завод располагался на въезде в Сенгилей. Самое большее через полчаса Зотагин встанет там под разгрузку. Связной прав, пора определяться. И так вон сколько времени, как сказал бы Иваныч, разговоры разговаривали.

Зотагин задумался. Сказать по правде, здесь его ничего не держит. В том мире у него тоже ничего нет. Так что и выбирать-то ему особо не из чего. Другое дело, здесь спокойнее. Американцы, хоть и шарахаются иногда по миру со своей демократией, больше у себя в штатах сидят. Османской Империи тоже на горизонте пока не наблюдается. И долго ещё наблюдаться не будет. Конечно, жизнь и здесь не сахар, но всё познаётся в сравнении. Один лака-кулокка лесовиков Шелабкуба из того мира чего стоит. Зотагин его рожу со шрамом на всю оставшуюся жизнь запомнил. Как и своих товарищей в воде с удавками на шее. Интересно, а в Сибирской республике он так и числится в розыске или там давно рукой на него махнули? Но в Сибирь он тоже возвращаться не хотел. Слишком много воспоминаний. И хороших, и плохих. Пусть так и останутся воспоминаниями.

— Александр Сергеевич? — напомнил о себе связной.

— Знаете, Роман Семёнович, я, пожалуй, останусь, — решил Зотагин. — Надоела мне эта бесконечная прыготня по жизни. Устал. Покоя хочется. И хоть какой-то уверенности в завтрашнем дне.

— Что ж, это ваш выбор, Александр Сергеевич. Удачи. Остановите мне здесь, пожалуйста, — показал он на автобусную остановку у лесопосадочной полосы.

Зотагин остановил машину. Дождь громко барабанил по крыше кабины. Роман Семёнович кивнул ему на прощанье и, хлопнув дверцей, направился к остановке. Льняная рубашка на связном сразу промокла и потемнела.

— Плащ свой забыли! — крикнул ему в спину Зотагин.

Но возле остановки уже никого не было.

11.

Зотагин радиусом – переулок не зря назвали Широким – развернул свой «газон» и остановился рядом с забором из некрашеного штакетника. Потом сдал чуть назад, к воротам. Его ждали. Створку ворот заранее волоком оттащили по траве в сторону, чтобы было удобнее заносить груз во двор. Зотагин ещё не успел заглушить мотор, как на крыльцо одноэтажного бревенчатого здания под шатровой крышей и с раскидистыми деревьями вдоль фасада, вышли двое мужчин и женщина. Все трое направились в его сторону. Зотагин достал из-за солнцезащитного козырька над ветровым стеклом накладную, открыл дверцу и спрыгнул из кабины на землю. Обошёл машину спереди, поздоровался и протянул бумаги женщине. Мужчины в серых сатиновых халатах были грузчиками. Они молча кивнули Зотагину, подошли к кузову и, освободив затворы, откинули вниз боковой борт.

— Мы вас ещё до обеда ждали, — беззлобно попеняла Зотагину женщина, пробегая взглядом накладную. — Что так долго-то?

Она была немолода. На лице с намечающимися брылями читалось выражение хронической усталости от постоянной ответственности. Её тёмно-русые волосы с уже заметной сединой на висках были собраны в пучок на затылке. Короткие рукава заправленной в тёмно-синюю юбку бежевой кофточки плотно охватывали полные плечи загорелых рук. В ушах поблескивали красными камешками золотые серёжки.

—Я ведь не один на базе был. Пока до меня очередь дошла, пока грузился, пока в бухгалтерии документы оформлял, вот время и прошло, — объяснил задержку Зотагин.

— Начинать, Лексевна? — спросил грузчик. Его напарник уже забрался в кузов и тоже вопросительно смотрел на начальницу.

— Разгружайте! — осмотрев груз, распорядилась та. — Матрасы сразу внутрь заносите, а кровати пока здесь, во дворе ставьте. Их потом соберём.

Грузчики принялись за работу. Алексеевна ушла в дом отметить в документах получение груза. Зотагин узнал из таблички возле двери, что здесь находится интернат местной общеобразовательной школы. Знакомо. У них в Хорватово тоже был такой для тех, кто у себя мог учиться только в началке. Они жили в интернате, разъезжаясь по домам только на каникулы. Здесь так же, наверное. Ничего не меняется, хоть времена разные. Потому и новые кровати завезли. Готовятся к учебному году.

Зотагин в разгрузке не участвовал. Не его это дело. Мужики сами справятся. Он распахнул обе дверцы, но в кабине всё равно было душно. До климат-контроля здесь ещё не додумались. По крайней мере до его широкого применения. Зотагин вытащил из замка ключ зажигания и огляделся, соображая, чем бы занять время.

Середина августа выдалась жаркой. Оно и хорошо, что дождей нет: уборочная сейчас в самом разгаре. Надо же, удивился про себя Зотагин, и четырёх месяцев не прошло, как он сюда прибыл, а уже мыслит здешними категориями. С другой стороны, чем ему ещё мыслить, как не ими. Прошлое осталось в будущем. Пора бы привыкнуть.

В целом этот мир соответствовал тому, что им о нём рассказывали. Однако имелись нюансы, заметить которые можно только пожив здесь какое-то время. Сейчас Зотагин пообтёрся, но на первых порах, когда только-только начинал привыкать к местному укладу жизни, ему не раз приходилось ощущать непонимание со стороны тех, с кем приходилось общаться. Освоиться помогли занятия по социологии. В учебке Зотагин не считал, их важными. Зато сейчас даже вспоминать смешно, что он когда-то надеялся здесь просто шоферить. Не именно в Сенгилее, а вообще.

Переулок полого спускался, упираясь в идущую через всё село Советскую улицу. С неё Зотагин и повернул сюда, объехав выкопанный прямо посреди переулка колодец. Колодцем давно не пользовались, но засыпать почему-то не спешили. Просто наглухо заколотили колодезный домик над врытыми в землю бетонными кольцами, сняв вместе с воротом больше ненужную цепь с ведром. Дорожная колея огибала колодец с обеих сторон, причём с одной была укатана больше. На поросших жухлой травой обочинах купались в пыли воробьи. Листья на деревьях давно утратили сочную зелень и кое-где уже пожелтели от летнего зноя. В выгоревшем, без единого облачка, небе медленно таял инверсионный след самолёта. Вверху жалобно крикнула пролетавшая чайка. Её товарки белыми точками кружились над речным заливом. Отсюда, с высоты было видно, как от дебаркадера в сторону Волги, вставая на крылья, направляется «Метеор». Противоположный берег залива порос лесом. Дальше, на взгорье среди полей виднелись строения Мордовской Бектяшки. Село, где сейчас разгружали машину Зотагина, тоже называлось Бектяшкой, только Русской.

Рабочие уже сняли с кузова и унесли внутрь здания все матрасы, после чего устроили перекур. Расположились с сигаретами на крыльце в тени дерева. Спустя недолгое время в дверях появилась Алексеевна и что-то сказала грузчикам, указав на машину. Наверное поторопила с разгрузкой. Её выслушали, согласно кивнули, но не двинулись с места. Начальница с минуту постояла, выжидающе глядя на курильщиков, и опять настойчиво посоветовала им приступить к работе, причем её настойчивость отразилась, как в жестах, так и в выражении лица. До Зотагина долетели обрывки фраз, не обещавших грузчикам ничего хорошего относительно будущей премии, если они сейчас же не прекратят филонить. На этот раз подействовало. Грузчики затушили сигареты в консервной банке, нехотя поднялись и с показной неторопливостью направились к машине.