— Что ж, Лев Аристархович, теперь я понимаю вашу позицию, — Мазаев задумчиво потёр подбородок. — В чём-то я с вами согласен и даже готов разделить некоторые ваши опасения. Особо подчёркиваю: некоторые, — отметил он. — Говорить сейчас о них считаю излишней тратой времени. Наше общение сегодня и без того затянулось. Однако, прежде чем завершить лекцию, должен указать на явное несоответствие в ваших рассуждениях. Вы подчеркнули необходимость глубокого изучения опыта коммунистического строительства в Советском Союзе. Видимо, в качестве примера его нежизнеспособности, как я полагаю. При этом Джунго взял его на вооружение и там о жизнеспособности коммунистического общества речи не идёт.

— В Китае более широкий подход к построению коммунизма. Частная собственность на средства производства там не воспринимается чем-то в принципе нежелательным, как это было в СССР, — возразил Овирский.

— В Союзе тоже было много кооперативов, пока их не отменили, — не принял его возражений Мазаев. — Но речь сейчас не о них. Главное в том, что Великая Октябрьская социалистическая революция семнадцатого года показала всему миру пример построения общества, основанного на социальном равенстве. Впервые на Земле появилось государство трудящихся. Фундамент будущего, простите мне высокопарность. Просуществовал СССР недолго, согласен. Новое дело начинать всегда трудно и не всегда оно получается, как было задумано изначально, — продолжил Олег Борисович. — Но при всём при том, давайте взглянем на значение Союза Советских Социалистических Республик в мировом масштабе. Само его существование заставило мировой капитал умерить свои непомерные запросы и прислушаться к требованиям трудящихся. Сокрушительная победа над фашизмом в Великой Отечественной войне сорок пятого года изменила политическую карту мира, выведя СССР в разряд ведущих держав. Затем первая в мире атомная электростанция, первый в мире искусственный спутник Земли, первый полёт человека в космос. Заметьте, советского человека! И это только малая часть сделанного за миг исторического существования СССР. Не говоря уже о всеобщем среднем образовании, бесплатной медицине и прочему. Вклад Советского Союза в историческую копилку бесценен. Обещаю, вам подробнее всё это обсудить позже, на занятиях. О пассионариях и гедонистах во власти мы поговорим тоже, — он посмотрел на Овирского. — Пока же позвольте завершись несколько затянувшееся вступительное слово. Добавлю только, что с этого момента вы обязаны свести к минимуму использование современных технических средств. Привыкайте к тому, что ничего подобного у вас в вашем будущем не будет. Вам также придётся освоить письмо ручкой и научиться производить арифметические действия с многозначными числами столбиком. Остальное узнаете в процессе обучения. В добрый путь, как говорится! — лектор, кивнув всем на прощание, вышел из аудитории.

Зотагин в целом понял о чём спорили Овирский и Мазаев. Не дурак. Ещё со школы помнил многое о том периоде в истории Сибирской Республики. Книжки с фильмами тоже какой-никакой след в памяти оставили. Только вот зачем ему все эти политические тонкости, если он шоферить в том времени собрался? Ему бы с Потапычем пообщаться, о машинах побольше узнать, а остальное само как-нибудь приложится. Но, судя по всему, это вряд ли произойдёт. Никто ни от чего его освобождать не будет. Трудится придётся в поте лица. Чтобы стать совсем другим человеком. Но об этом Зотагин пока не подозревал.

7.

До отправления поезда, если верить расписанию, остались считанные минуты.

— Будем надеяться, никто к нам уже не нагрянет и поедем мы с тобой, Саня, дальше опять вдвоём, как белые люди — сказал Некредин. Владилен Семёнович в спортивном костюме сидел у окна купе и, облокотившись на столик, смотрел на суету вокзального перрона Читы.

Сглазил.

— Привет, мужики! Составлю вам компанию до Омска! — весело сообщил с порога купе худой длинноволосый парень лет двадцати-пяти. На нём была расстёгнутая тёмно-синяя куртка-аляска, надетая поверх клетчатой фланелевой рубашки и джинсы с подвёрнутыми внизу штанинами. На ногах ботинки с прошитым рантом. Одну руку парня оттягивала туго набитая дорожная сумка из дермантина с непременной в этом году надписью «Олимпиада-80», в другой он держал билет. — У меня шестнадцатое место!

— Вдруг откуда не возьмись появилось зае-э-э…это волосатое недоразумение, — с досадой пробормотал себе под нос Некредин.

Зотагин не сдержался, фыркнул. Эту армейскую приговорку он слышал ещё от Иваныча. В арсенале капитана-отставника подобного фольклора было не счесть на все случаи жизни. Странно: реальность другая, а в армии мало что изменилось. Те же ухватки, тот же язык особый. Взять хотя бы Некредина. Вылитый Жагрин, только в звании майора. Даже внешне похожи. Такой же поджарый и жилистый. Самому далеко за сорок, а энергетика из него прёт такая, что одним только взглядом, если надо, бойцов в атаку поднимет. Звали Некредина Владиленом Семёновичем. Он сел в поезд в Хабаровске. Ехал до конечной. До Москвы. В столице пересадка на поезд до Житомира. Потом прямиком в Каменный Брод, где его уже ждёт семья. Они туда заранее «Аэрофлотом» прилетели. У жены неподалёку от Житомира в Каменном Броде родители живут, вот они и приезжают туда каждый год, пояснил Некредин. Не на Чёрной же Речке, где он сейчас служит, отпуск проводить. И без того под Хабаровском безвылазно сидят.

— А вы сами почему на поезде решили? — удивился тогда Зотагин.

— Давай уж на ты и без званий, раз судьба свела, — Некредин разлил в чайные стаканы остатки коньяка. С сожалением посмотрел на пустую бутылку и сунул её под столик. — Почему на поезде, говоришь? — переспросил он. — Знаешь, Саня, надо хоть раз в жизни своими глазами увидеть и своей шкурой прочувствовать всё то, что, не ровен час, защищать придётся. Каждую ёлку, каждую кочку, — кивнул майор на пейзаж за окном вагона. — Давай-ка за то, чтобы этого никогда не случилось! Чтобы даже взглянуть в нашу сторону всякая хуе… хунвейбинская сволочь боялась! Ту заварушку на Даманском мы все хорошо помним. И то, как китайцы Пол Пота год назад поддержали тоже не забыли. По полной им тогда вьетнамцы наваляли! Наша школа! Я прав?

Зотагин кивнул. Выпили. Коньяк был хорошим. Владилен Семёнович выставил его сразу, как только поезд отошёл от перрона в Хабаровске, и проводница забрала у него билет, пообещав позже принести чай. Стаканы, когда их сполоснули после выпитого чая, оказались очень даже кстати. Обнаружив нецелевое использование казённой утвари, проводница строго предупредила, чтобы не слишком увлекались. Они и не собирались увлекаться. Просто поговорили по-человечески. За знакомство и вообще. Почему не поговорить, если дорога располагает. Так что феномен откровенного общения незнакомых прежде людей при их совместном путешествии в замкнутом пространстве, о чём Зотагина предупреждали ещё во время подготовки, он испытал на себе в полной мере. Начиная прямо с Уссурийска, где сел в поезд. В купе уже были пассажиры. Ехали из Владивостока. Матрос с плавбазы «Советское Приморье» и супружеская чета из Вяземского – райцентра неподалёку от Хабаровска. За полтора часа пути до Уссурийска они уже успели перезнакомиться и найти общий язык. Первое, что тогда бросилось Зотагину в глаза, едва он вошёл в купе, – это разложенная на столике снедь. Варёные яйца, полуразобранная курица на газете, золотистая горка домашних пирожков, небрежно нарезанные куски копчёного балыка красной рыбы и три пустых стакана в мельхиоровых подстаканниках. А с момента, когда его буквально силком усадили к столу, он на бытовом уровне почувствовал разницу между капитализмом и социалистическим обществом. Слабая попытка Зотагина отказаться от приглашения тем, что ему нечего добавить к столу, потому как он рассчитывал исключительно на вагон-ресторан и не запасся съестным в дорогу, была воспринята чуть ли не оскорблением. В своём мире Зотагину не довелось путешествовать на поездах дальнего следования, но он сильно сомневался, что там может случиться нечто подобное. Тесниться вокруг крохотного вагонного столика и, перебивая друг друга, одновременно рассуждать о жизни, политике, рассаде для дачи и подготовке к Олимпийским играм, разбавляя всё хохотом над анекдотами, в том числе про Леонида Ильича… Такое возможно только в СССР. В мире, откуда прибыл Зотагин, соседа по купе не то что накормить, просто посидеть на своей полке не пустили бы. Потому как, оплаченное личное пространство.