— Страшно? — поинтересовался он с усмешкой.

— Красиво. — Люба смотрела, как наверху, под звездами, мелькают темные тени кружащих над ними драконов.

Муж хмыкнул, обернулся и бесцеремонно молча сгреб ее лапой, опять подцепив в нагрузку всякий мусор, камешки и траву.

В этот раз Любовь Михайловна не визжала, понимая, что не уронит, хотя сердце замерло, а потом забилось пойманной птицей. Страх высоты никуда не делся. Летели долго, напряженное в одной позе тело затекало, Шиза тоже настороженно примолкла.

Приземлялись так же, как в тот, первый раз. Противный драконище, разжав когти, выкинул жену в нескольких метрах над землей, а подхватила ее неизвестная магия.

«Вот не мог на спину посадить», — бухтела про себя Люба, которая не удержалась в падении от визга, а сейчас пыталась выбрать запутавшиеся в волосах сухие стебельки и отряхнуть от песка юбку.

«Может, и не мог. Ты лучше глянь, какая там жуть», — отвлекла ее Шиза.

Солнце начало подниматься из-за горизонта, светлело, и картинка, представшая перед ними, была прямо-таки апокалиптическая. Громадная серая пустошь с темным булыжником посредине, а вокруг множество безмолвных фигур в белых полотняных сорочках до пят и со светящимися, как фонарики, глазами. Здесь были и мужчины, и женщины.

Рядом с камнем, который, вероятно, и был алтарем, стоял высокий старик с посохом. Навершие посоха украшал здоровенный шипастый шарик.

— Явно не тросточка у дедули для ходьбы, — буркнула себе под нос Люба. — Даст промеж ушей — и в момент к праотцам отправишься. Шаман, наверное, или жрец местный?

В спину подтолкнули. Оглянувшись, она вытаращилась на Эндерка в такой же белой, как у всех, рубашонке до пят.

Дракон молча указал на алтарь.

«Ну пошли, что ли. Помолимся, — пыталась быть оптимистичной подбадривающая Любу Шиза. — Авось богиньки подмогнут. Еще бы понять, что ты тут намагичить должна эльфячьей магией».

Вот тут-то и дошел до Любови Михайловны весь ужас ее положения. Что-то намагичить могла прежняя хозяйка тела, эльфийка Милюбэль. А она, Любовь Юрьева, никакими заклинаниями не владела.

Женщина двигалась вперед как сомнамбула, в панике глядя на приближающийся с каждым шагом камень.

Вблизи камень алтаря выглядел жутко. Темная плита в пятнах и подтеках. А земля вокруг растрескавшаяся, сухая и безжизненная.

Меж тем драконы в своих ночнушках тоже подошли очень близко, окружив алтарь и Любу плотным кольцом.

В первых рядах девушка краем глаза заметила мать Кройтека, за которой, придерживая жену за плечи, стоял ее муж. Еще две беременные драконицы, тоже с супругами, обняв руками раздутые животы, настороженно смотрели на эльфийку. Видимо, боялись повторения того, что случилось на прошлом ритуале.

Старикашка жрец половчее перехватил свою шипастую палку, словно готовился размозжить ушастой голову, если вдруг ритуал пойдет не так.

Любовь Михайловна же лихорадочно соображала, не зная, что делать. Эльфы своих девчонок-шиниари наверняка с рождения готовили и все тонкости ритуала в головы вдолбили, а она-то человек.

'Шиза⁈ Может, ты хоть знаешь, что делать? — мысленно обратилась она к единственному условно живому существу, которое точно было на ее стороне. — Если я сделаю что-то не так, меня же на клочки порвут! Да и жалко их. Детей жалко, матерей их тоже, отцов. Война же давно закончилась вроде. Кроме обмена этого дурацкого, расы и не общаются даже. Живут в своих углах мира.

Почему-то затихшая Шиза отозвалась неохотно, но все же отозвалась.

«Не знаю я ничего. Жутко тут. Осквернено все. Драконы не рискнули выжечь заразу огнем, место-то священное. Огонь — разрушение, а тут должна рождаться жизнь. Так что или твоя магия возродит эту жизнь, или нам конец».

«А если сюда богинь призвать?»

Любе не хотелось терять надежду, что все же как-то ей помогут и все обойдется.

«Нет им сюда дороги, а то бы давно сами справились, — словно впадая в спячку, еле слышно пробормотала в голове Шиза. — Отсюда жизнь почти утекла. Зря дракониц привели, скоро зараза хаоса начнет искать крупицы силы и первыми сожрет еще не родившиеся искры душ».

Что уж там произошло в душе русской женщины, поселившейся в эльфийском теле, неизвестно, но зрение поплыло, поменялось, и Люба вдруг словно воочию увидела грязные туманные щупальца, испарениями тянущиеся от оскверненного алтаря. Чуждая этому миру мерзость старалась почуять жертву, раскачиваясь, словно слепые призрачные змеи, из стороны в сторону.

Мысль к Любови Михайловне пришла внезапно. Яркая, как язык пламени, и согревающая, словно солнце.

Эльфийка резко повернулась к стоящему за ее спиной мужу и громко, чтобы слышали все вокруг, потребовала:

— Мне нужен твой огонь! Живой, как тот, что ты дал эльфам. — Женщина даже не подумала назвать тех ушастых соплеменниками или родичами. Она вообще не задумывалась сейчас о том, что и как говорит. Надо было спешить, пока не стало слишком поздно.

— Живой огонь должен быть помещен в артефакт, — не понимая, что задумала жена, нахмурился дракон. — Без артефакта это просто пламя.

Люба, злясь от промедления, оглядела толпу в надежде, что хоть на ком-нибудь будет простенький амулетик, заговоренное колечко или еще что-то подходящее. Но драконы пришли на ритуал босые, простоволосые, в полотняных рубищах, словно на смерть, которая, как видела женщина, слепо кружила поблизости, выбирая себе первых жертв.

«Посох», — еле слышный, почти неразличимый, шепот Шизы заставил ее вздрогнуть и снова повернуться к алтарю.

Шипастая палка драконьего волхва слегка мерцала призрачной аурой.

Одним прыжком — откуда только взялись сила и ловкость? — Люба подскочила к не ожидавшему такого поворота старику и схватилась за деревянную, гладко отполированную его ладонями ручку.

— Мне очень надо! Иначе будет поздно!

Неизвестно, что услышал крепкий седой дракон в голосе девушки из числа врагов его народа, но он отпустил посох, отдавая единственное оружие в этом жутком месте в ее хрупкие руки.

Под весом огромной палки, да еще с металлическими иглами наверху, Люба пошатнулась. Однако сразу увидела, что щупальца хаотической энергии, до этого шевелящиеся беспорядочно, все развернулись в одну сторону и замерли, подрагивая, словно перед броском. Тогда она с усилием обеими руками развернула шипастое навершие в их сторону и отчаянно завизжала: «Жги!» — в надежде, что Эндерк поймет и сообразит. Объяснять времени не было. Но он понял.

Струя пламени хлестнула как из огнемета, словно в фильме-блокбастере про войну. Шипастый шар на конце посоха перенаправил пламя прямо на алтарь, в самое сплетение призрачного клубка скверны, и драконы отшатнулись от камня. На поверхности древней скалы, извиваясь и корчась, распухало, стремясь вырваться из пламени, огромное чудовище с множеством хищных зубастых пастей, щупалец и клешней. Оно внезапно стало видно всем и, наливаясь чернильной тьмой, пыталось выжить, вытягивая из земли вокруг крупицы расплесканного на прошлом ритуале хаоса.

А еще мерзкое создание пыталось выпустить тонкие, как волоски, нити в направлении беременных дракониц. Дотянуться до нерожденных и поэтому таких уязвимых младенцев.

— Ах ты, тварь! — Такой ярости Любовь Михайловна не испытывала, наверное, никогда в своей жизни. Посох в руках внезапно показался женщине легче перышка, и она принялась лупасить по алтарному камню, словно пыталась вбить туда порождение хаоса по самую маковку.

Тишина в ритуальной долине стояла гробовая. Слышалось только мерное яростное гудение пламени, звонкий лязг и стук о каменную поверхность да хеканье вперемешку с негромкой руганью от ушастой воительницы.

Неожиданно драконий огонь ослепительно вспыхнул и охватил алтарь и эльфийку, заливая все вокруг оранжево-алыми жаркими всполохами.

В толпе собравшихся словно ветром пронеслись ошарашенные вздохи.

Еще ни разу ни на чьей памяти не было, чтобы дракон утратил контроль над собственным пламенем. А тут сын повелителя жену спалил. Это что же, не бывать священному обряду? Да и эльфийку жалко. Девица-то оказалась неплохая. Разглядела опасность и на защиту всего народа драконов кинулась, сообразив, что предпринять. Опять же жребий проводить придется и новый полет организовывать к ушастым в леса за шиниари.