— Сама их удочерю, — помотала головой Любовь Михайловна, не собираясь отдавать жабулек, что помогали ей спасаться от драконьего огня.

— Так род-то Эндерка! Неужто думаешь, повелитель с болотницами породниться захочет? — засомневалась Шейсэли. — Да и без согласия мужа ритуал принятия в род не пройдет. Тем более что и проводить его некому.

— Ничего. Пока так поживут со мной, — отмахнулась Люба. — Вряд ли найдутся в поселении желающие взять на себя ответственность за малышек. Повелителя уговорю и Эндерка тоже, когда вернется.

Только вот вернулся черный дракон не скоро.

Как рассказывали следившие за Эндерком вои, он метался от круга к кругу, уничтожая огнем все, где был хоть проблеск хаоса. Ставший ошейником посох с божественной искрой делал бесполезным любое сопротивление со стороны хаоситов. Похоже, лишившись подпитки от кровавых кругов, чужой бог не мог больше помогать своим адептам.

Однако даже когда все было кончено, Эндерк не вернулся. Пришлось владыке за ним летать. А еще громадный ящер не перекидывался в человеческую ипостась. Он просто приземлился во дворе у храма и, свернувшись в кольцо, уснул, словно окаменел, ни на кого не реагируя.

Ни покормить крылатую рептилию, ни заставить ее как-нибудь общаться не удалось.

Люба чего только не делала. Даже в храм молиться ходила, напомнив, что близняшки обещали ей желание.

И они ответили.

— Не умрет твой дракон, — фыркнула на ее просьбу Дирайя. — Не так-то просто убить мое создание!

— И оборачиваться обратно сможет, — поддакнула Элтифа. — А вот как побудить его сменить ипостась, сама разбирайся. Чудес мы не обещали. Захочет стать обратно мужчиной — станет.

— Толку никакого от них, — решили наши дамы на женском совете. — Сами что-нибудь придумаем.

Только вот думать пришлось одной Любе. Гертруда с внуком стала больше нянькаться, не справлялась у нее дочка. Шейсэли вообще пропадала где-то целыми днями, и Люба подозревала, что из этой истории торчит хвост одного синеглазого дракона.

Одни болотницы всегда были рядом, да дракот, которого она, наплевав на конспирацию, обозвала Мурзиком.

Люба завела привычку каждый вечер после работы в огороде — магия тянула ее к земле и растениям неудержимо — приходить к замершему статуей дракону и, взобравшись к нему на лапу, рассказывать о том, как прошел день. Об успехах дочурок, она их уже по-другому и не воспринимала, о подозрениях насчет романа Шейсэли. О том, что происходит в поселении, о здоровье старого Ворта, оказавшегося на диво живучим драконом. Иногда она пела, а как-то даже плакала, пытаясь объяснить крылатому чудовищу, что ему надо снова стать человеком. Ничего не помогало. Любе уже стало казаться, что Эндерк окаменел навсегда.

В этот вечер Любовь Михайловна пришла к своему огромному чешуйчатому муженьку не одна. Болотницы, которых она назвала Танилиэль и Марусинель, а сократила до привычных и милых сердцу Тани и Мани, увязались следом. У малышек, конечно, имелись свои имена, но настолько шипяще-квакающие, что Люба при всем старании не могла их воспроизвести даже близко. Поэтому девчушки с готовностью согласились принять новые имена от эльфийки-спасительницы. И вот сейчас свежепоименованные Таня и Маня от Любы не ушли, как она их ни гнала, обещая купить сладостей и сводить посмотреть на тренировки воев.

Этих зеленоватых, большеглазых и большеротых жабулек как магнитом тянуло к здоровенному дракону.

«Вот ведь навязались, и лишнего при них не скажешь. Неизвестно, где и кому сболтнут, все же дети», — вздыхала про себя Люба и печалилась еще сильнее. Ведь никто в голове больше ей не отвечал и не комментировал своим ехидным гнусавеньким голосом. Вроде казалось, что Шиза где-то там, но мозгоклюечка молчала, как бы ее ни звали.

Веселая мелюзга развлекалась от души над хвостом огромного ящера, магией рисуя на нем узоры из грязюки, а потом смывая водой. Манюня уже неплохо навострилась развлекаться с мокрой землей. Танюшка же играла с водяными струями так, словно была русалкой, а не болотницей.

Поправившийся, хоть и не до конца, старый Ворт, выходя из храма погреться на солнышке и садясь на ступеньку крыльца, сначала просто дивился:

— Не припомню, чтоб кто из болотных такую силу имел, хоть у них главная ведунья завсегда была. Таинства и ритуалы на женщинах у болотного народа были, а вот охота, война, защита — то на мужчинах. А тут две крохи со стихиями играют как в игрульки.

Ворчал-ворчал, а потом не выдержал. Побеспокоил Дирайю. Уж очень ему покоя не давал этот вопрос.

Что точно ответила ему богиня драконов, знает лишь он. Любе же Ворт поведал только, что все, поколениями хранимое болотными ведуньями, теперь сосредоточено в двух ее приемных дочках.

— Хорошо воспитай их, — серьезно глядя ей в глаза, попросил старик. — Да что бы ни вышло, зла на нас, драконов, не держи. Зла мы тебе не желаем.

К чему были те слова, женщина тогда не поняла.

Сейчас Люба сидела на теплой лапе лежащей на земле огромной рептилии и просто смотрела в небо.

— Знаешь, а ведь, наверное, могло бы все быть по-другому, — негромко шептала она. — Может, ты даже полюбил бы меня когда-нибудь. Не верю я во всякие каменные сердца. Да и любит душа, а не сердце! Сердце — это просто орган для перекачки крови. Может, ваша гора для брачного ритуала там вибрирует и устраивает некоторым инфаркт? А у тебя просто болячка? Так лечиться надо, может, трав каких попить для укрепления сердечной мышцы. Если дети появятся, то папа у них должен быть здоровый.

— Мам, — писклявый голосок Манюни отвлек ее от рассуждений, — а мы его с собой заберем? Или он тут останется? И как он может быть папой, если вон какой. Хотя раскрашивать его весело, жаль, что лежит все время.

— Вот бы покатал, — мечтательно вздохнула Танюшка. — Может, он нас отвезет в лес? Или мы туда пешком пойдем? А тетя Шейсэли с нами пойдет или нет?

— Какой лес? Куда пойдем? — ничего не поняла Люба.

— Так мы в лавку бегали за леденцами, — признались озорницы. — Не одни!

Они заранее стали отговариваться, чтобы Люба не начала их отчитывать. Все же возраст у них по земным меркам был детсадовский, и бродить одним среди драконов не следовало.

— Мы с Кройтеком ходили! — Кожа на щеках Танюшки побурела от смущения. — Вот я вырасту и замуж за него пойду!

— Нет, я! — Маня зашипела на сестру рассерженной коброчкой.

Понимая, что сейчас, уже не впервой, начнется потасовка, Любовь Михайловна встала меж болотниц.

— Так! Сначала вырастите! И вообще, Кройтек сам решит. Лучше скажите-ка мне, в какой лес мы собираемся.

— Так в тот, в который отправят за другую тетю, — надула губы Манюня и показала сестренке язык. — А Кройтек меня выберет.

— Нет, меня! — не собиралась уступать гипотетического жениха Татьяна. — Там тетки у лавки говорили, что какие-то ушастые хотят тебя забрать в лес и привезти взамен тебя другую тетю. И нас хотят забрать с тобой. Драконицы говорили, что болотникам не место здесь, а в лесу почти болото, так что нам туда и дорога. Мам, а лес как болото? Тоже сырой?

— Только после дождя, ну и, может, еще похож потому, что зеленый. Но никуда мы не поедем. Наш дом тут. — Эльфийка стремительно встала. — И кто там такой умный решил, что меня можно отсюда выгнать?

— Так наследник же, — пожала плечами Манюня. — Так та дракониха сказала.

— А Кройтек слышал и сказал, что никакой он не наследник, а тетка на него ругалась, — вторя сестре, наябедничала на обидчицу одуванистого драконенка Танюшка. — И еще тетка та сказала, что из этого дома нас тоже выгонят. Привезут чужую тетю, и она тут жить будет. Почему?

В Любови Михайловне клокотала ярость.

— Вот ведь младшенький братик у Эндерка оказался с гнильцой. Как старшему жребий свой всучить с неугодной невестой — так это запросто, а как брат в беду попал, то он сразу вдруг наследничком стал! Ну, погоди! Я с вами разберусь! Гертруду с Шейсэли позову, и вы с повелителем вашим на все мои вопросы ответите!