— Мда-а-а-а… — произнёс БОМЖ. — А что я, собственно, теряю? Если это глюк, то очень красочный.
Он зажмурился и, выставив перед собой руки ладонями вверх, что-то зашептал.
Послышался лёгкий шелест, щёлкающие звуки, и… все затихло.
Бомж Вася открыл глаза и, посмотрев на свои руки, заулыбался своим щербатым ртом.
— О-о-о-о-о… — произнёс он. — А жизнь-то налаживается. Привет, здоровье! — воскликнул он и свернул «головку» первому из пяти флаконов Боярышника…
* * *
— Вот козлина бомжастая!!! — Док подскочил на кровати.
Возмущению его не было предела.
— Вот же гад, а… — потёр заспанное лицо. Проморгавшись, потянулся за графином с водой, стоящим рядом на тумбочке. Долго пил прямо из графина, напрочь игнорируя стакан, пока не осушил до дна.
— Ху! — выдохнул и задышал снова, собирая размазанные мысли по всей черепной коробке.
Посидели вчера не хило. Приговорили весь найденный коньяк, за одно ополовинив запасы Седого. Мысли упорно расползаются, словно перепуганные гусеницы, как их не лови. Нет, пока это бесполезно, надо сходить в душ и выпить кофе. Возможно, после этого удастся хоть что-то вспомнить.
— Как я ещё раздеться умудрился, удивительно. Или это не я? — всплыл в голове аналогичный случай. Тогда в моё тело влезли призраки и, управляя им, как роботом, доехали до дома, загнали машину во двор и уложили спать, предварительно разув. Нет, ничего не помню…
Залез под прохладную струю воды.
— Ух, как хорошо-о-о-о-о, — стоял с закрытыми глазами, покачиваясь от расслабленности и удовольствия. Вода стекала по телу, журча и унося похмелье с тяжестью, проясняя сознание.
— Сейчас ещё вот зубы почищу, и совсем почти человек, — думал я, вылезая из ванны и шаря глазами в поисках полотенца.
Протерев от конденсата запотевшее зеркало, я уставился в нём на чернявого, бородатого мужика бомжеватого вида, с глубокими тёмно-синими глазами, смотрящими как-то уж очень жёстко.
— Не, мужик, я тебя не знаю, — усмехнулся я своему отражению, — но подстричь тебя обязательно надо! Такой рожей только детей пугать.
Раздался звонок телефона.
— Да, — поднял я аппарат враждебной техники.
— Утро доброе, или пока не очень? — усмехнулся в трубке голос Прапора.
— Вот кофе выпью, тогда будет добрым, надеюсь.
— Тогда вари на двоих. Я подъезжаю уже
— Давай, — и, нажав кнопку отбоя, поплёлся одеваться.
* * *
С историей о предательстве Прапора разобрались ещё в стабе муров.
— Я вам могу рассказать очень важную информацию, касающуюся вашего Парадиза и его правителей, если вы меня отпустите живым, — подумав немного, добавил, — и целым.
— А если без ″если″? — спросил я, слегка склонив голову набок и буравя его взглядом.
Хорёк побледнел, словно покойник, вжался весь в себя и в стену, насколько это было возможно и, судорожно сглотнув, выпалил, на грани визга:
— Вас сдал Прапор! Отпустите меня, и я вам всё расскажу!
— А поебаться в газетку, тебе случаем не завернуть, тварина⁈ — взревел медведем Кир, со всей силы ударив мура кованным носом ботинка по рёбрам. Раздались характерный хруст и вой, исполненный боли.
Мур, скрюченный в позе эмбриона, выл на одной ноте, как собака на покойника.
— Арман! Займись им! — рявкнул Кир, еле сдерживаясь.
Арман задумчиво посмотрел на валяющееся тело, что-то смекнув, угукнул и быстрым шагом куда-то ушёл. Вернувшись минут через десять, принёс в охапке что-то завёрнутое в грязную тряпку. Бросил на землю. Брякнуло.
Оказалось, это обычные инструменты: молоток, гвозди, ножовка, шуруповёрт и многое другое.
— Поднимите-ка его… ага, вот так. Руки, руки держи… Нет, выше.
Мур визжал, периодически переходя на ультразвук, вырываясь и выкручиваясь, словно червь. Приподняв его под руки, Арман оттянул одну и прибил здоровенным гвоздём к стене бани, прямо через ладонь. Тоже проделал и со второй рукой. Плечевой сустав зафиксировал скобами. После приколотил и ноги. Мур периодически терял сознание, замолкая.
— Э, не-е-е, дружок, так легко ты от меня не отделаешься теперь. — бурчал Арман, приводя его в чувства каждый раз. — Ну, что, начнём с меньшего, и по нарастающей? — улыбнулся он муру своей хищной, поставленной ухмылкой. — Наждачка — очень замечательное, многофункциональное изобретение. Скажи спасибо китайцам, — говорил Арман, набивая кусок наждачной бумаги для первичной шлифовки на деревяшку. — Эти узкоглазые садисты придумали такое орудие пыток ещё в тринадцатом веке. Сейчас мы тебя немного почешем… это будет приятно, обещаю, — с этими словами Арман подошёл к задыхающемуся от ужаса Хорьку и улыбнулся. — Приступим?
Рот муру пришлось заткнуть кляпом. Была большая вероятность, что его услышат на соседнем кластере и придут посмотреть. Нам же лишние зрители, ну совершенно не нужны. Сняв с Хорька примерно двадцать процентов кожи, Арман присыпал эти места солью. С задумчивым видом окинув деяния рук своих, взялся за шуруповёрт. Спустя десять минут Мур был похож на… а хрен его знает, на кого он был похож, но смотрелось это жутко страшно.
— Полей-ка мне на руки, — попросил меня Арман, — курить охота страшно.
Мур бессильно висел, истекая кровью, и мычал сквозь кляп.
Кир, наконец, выдернул из пасти тряпку.
— Вот теперь говори. Что ты там хотел нам рассказать?
Мур заскулил:
— Жи-и-ить! Я хотел жи-и-ить. Это Бузан вас заказал. Он сказал обставить всё так, чтобы на Прапора подумали. Он заплатил Академику жемчугом. Хорошо заплатил.
Кир задумался, потирая подбородок.
— Не помню такого. Опиши.
— Здоровый такой, белобрысый, морда вся в веснушках. Он у Прапора раньше в отряде был, потом его прогнали. Не знаю, что там у вас с ним получилось, но он так вас всех ненавидит, а особенно Прапора, что его даже колотило, когда они с Академиком говорили.
— И откуда же ты, шнырь, обо всём знаешь? — Кир посмотрел пронзительно, с прищуром, как будто высматривая правду у него в глазах.
В этих глазах был страх. Безумный страх новой боли. Мур не собирался врать, он уже не хотел жить, он очень жаждал скорой смерти и забвения.
— Этот Академик — свежак. Он в Улье не больше месяца и ещё не успел вникнуть во все дела того Академика, который был до него. А я уже шестерых пережил. Я всегда при них и всегда им помогаю вникнуть. Рассказываю, кто и что из себя представляет, кто какие косяки за собой имеет, кто в должниках, кому сам Академик должен и за что. Ну, и всё в этом роде. Иначе палево будет. О смене Шефа знали только несколько человек, самые приближённые, многие ещё с той жизни, с Земли. Кореша шефа тоже часто гибнут, поэтому я всегда рядом.
— А ты у нас, значит, бессмертный? — усмехнулся Фома.
— Нет. Просто у меня дар хороший — чуйка. Я всегда знаю, где и когда шухер будет. Прошлый Академик часто ко мне прислушивался, вот и жил долго, почти год. А этот, садюга тупорылая, не понял ещё, что не он тут главный. И что без меня ему амба. Вот и поплатились все из-за него. Если бы не ваш сенс, я бы и в этот раз выжил. Отсиделся бы сколько надо, дождался бы, пока уедите и всё. Весь стаб снова мой. Пока эта тварь снова не прилетит с очередной перезагрузкой. Его же все зеки знают и в ноги кланяются. Он, как царь для всех, а я кто, я никто… шнырь.
Мы переглянулись.
— Вот с этого момента давай подробнее, — сказал Кир, — почему ты уверен, что в следующую перезагрузку Академик вернётся?
Хорёк закашлялся и противным голосом пропищал:
— Пи-и-ить! Дайте живца, по-братски, — жалобно попросил он, глядя то на одного, то на другого из нас, но старательно избегая взгляда Армана.
— Шакалы тебе братья, падаль. Рассказывай дальше, пока я не передумал с тобой общаться, — Кир явно был не в себе.
— Он всегда возвращается, — продолжил плаксивым голосом Хорёк. — Раз в год недалеко отсюда, в лесу, грузится наша зона. Многим получается выжить. Я не знаю почему, но Академик всегда иммунный и всегда выживает. А потом они приходят сюда.