— Что за нах? — Вадик с отвращением отбросил дымящий косяк в сторону.

Сигарета описала в воздухе замысловатую дугу и с шипением погасла в ближайшей луже.

— Эй, ты что это планом чужим разбрасываешься? — зашипел на него Муха, выловив из лужи выброшенный другом окурок. — Боба Марли на тебя нет…

— Да ведь у тебя всё равно полный рюкзак анаши, целая ПЛАНтация, — резонно возразил Вадик.

— Ага, — огрызнулся Муха. — А ты его, можно подумать, возделывал, поливал, удобрял, лелеял каждый лепесточек.

— Да заткнись ты уже…

Через пять минут бараньи рога на голове Мухи исчезли, и Вадик почувствовал себя поспокойней.

— Кстати, — нарушил он молчание, когда они проходили мимо гранитного десятиметрового памятника феминистской Красной Шапочке. — Тот подъезд, в котором мы ширялись, случайно, не в центре города как раз находится?

— Да не помню я, — отмахнулся Муха. — Ох, ни фига ж себе… вот это так статуй!

С открытыми ртами приятели застыли у гранитного монумента.

— По-моему, два дня назад этого здесь не было…

Десятиметровая Красная Шапочка была облачена в модную курточку из волчьей шкуры с отворотами, а на её мускулистом плече лежала здоровенная шипастая дубина. В свободной руке девочка сжимала берестяное лукошко, с какими-то средневековыми орудиями пыток, в которых угадывались щипцы, зубило и огромное мачете.

Выбитая надпись у подножия памятника гласила:

— Ни черта не понимаю, — возмутился Муха. — А Колобок тут каким боком?

— Так ведь он Лису сожрал! — вспомнил Вадик, задумчиво ковыряясь в носу. — В этой… народной американской сказке, как там её… «Техасская Резня Бензопилой»! Во! Точно! Вспомнил. Не сбоит ещё оперативная память… хотя порою и зависает.

Посмотрев на друга, Муха многозначительно покрутил пальцем у виска.

— Ну ты, баклан, бывает как сморозишь, хоть цитируй тебя потом в википедии.

Ещё немного потоптавшись у странного монумента, беглецы двинулись дальше. Брутальное изваяние гигантской Красной Шапочки окончательно испортило им настроение, а Вадик всё гадал, чей же это глюк его или Мухи? Или, может быть, вообще ничейный? Просто так себе глюк, как глюк. Сам по себе.

Хотя нет, так, конечно, не бывает.

Они уже почти покинули городскую черту, когда на дороге их вдруг обогнал чёрный шестисотый «Мерседес», за рулем которого восседала здоровенная человекоподобная свинья в малиновом пиджаке и с золотой цепью на щетинистой шее.

— Нет, ты это видел? — восхитился Вадик. — Вот это кого-то из нас сейчас плющит!!!

Неожиданно дав задний ход, свинья подъехала к друзьям.

— Эй, братва? — хрипло крикнула она им в приоткрытое ветровое стекло, активно жуя жвачку. — Где здесь маслоферма имени Ильича?

Вадик с Мухой недоумённо переглянулись.

— Какого именно Ильича? — переспросил Муха. — Леонида или Владимира?

Свинья крепко задумалась, а Вадик про себя отметил, что на руле лежали вполне себе человеческие, волосатые руки все в золотых кольцах.

— Воннегута, — наконец ответил хряк.

Муха отрицательно покачал головой.

— Скотобойня номер пять в другой стороне!

— Вот, блин, — сокрушённо хрюкнул боров и, развернув машину, поехал обратно в город.

— Все там будем, — запоздало крикнул ему вслед Вадик.

— Ты это о чем? — не понял Муха. — О скотобойне?

— Да так, — замялся Вадик. — Не обращай внимания. Это философское. Очень трудное для твоего понимания.

Но всё-таки они сделали фатальную ошибку, двигаясь вдоль шоссе, и поняли это лишь тогда, когда сзади послышались завывания полицейской сирены. Жёлтый бобик их неумолимо нагонял. Высунувшись в ветровое окно, и перекрывая вой сирены, участковый Гопстопов кричал им вслед что-то очень и очень нехорошее.

Друзья побежали.

— Не уйдете, металлисты недоделанные — ревел настигающий их Гопстопов, нещадно давя на газ. — Я как банный лист на известном месте, от меня не избавишься.

Сворачивать было некуда, по обеим сторонам от шоссе простирались, неизвестно как возникшие на окраине города, непроходимые болота.

«Опять чей-то глюк», — отметил про себя Вадик, подозрительно поглядывая на бегущего чуть впереди Муху. Рюкзак с ценным содержимым смешно подпрыгивал у него за спиной.

Неожиданно дорога стала меняться, будто плавиться от сильного жара. Шоссе покачнулось, белые полосы разметки заплясали, словно пьяные змеи на раскалённых углях и, не успев что-либо понять, друзья провалились, увязнув во внезапно ставшем жидким асфальте.

И последнее, что успел увидеть Вадик в безумно кувыркнувшемся мире, так это совершенно перекошенное лицо участкового Антона Гопстопова, рядом с которым в служебном бобике сидел печальный безголовый джентльмен в модном пенсне…

Темнота рассеялась. Приподнявшись на локтях, Вадик огляделся. Парни лежали у обочины всё той же дороги в высоких пыльных кустах. Настало утро. Где-то на горизонте уже вставало заспанное одуревшее за ночь солнышко.

— Эй, — Вадик чувствительно ткнул кулаком Мухе под рёбра. — Вставай, душнила, приехали.

Муха приоткрыл правый глаз, нащупал рукой лежащий рядом верный бездонный рюкзак. Шумно вздохнул.

На дороге раздался цокот конских копыт. Вадик осторожно выглянул из кустов и увидел, как мимо проехала роскошная карета, из занавешенного окна которой высовывалась рука в чёрной кожаной перчатке с кружевным платком.

Внезапно карету ощутимо тряхнуло, видимо, под колесо попал камень и, завороженный дивным зрелищем Вадик увидел, как белый кружевной платочек, словно большая бабочка капустница, выпорхнул из чёрной руки, плавно опустившись на землю. Вадик дернулся, собираясь покинуть кусты, но был схвачен за шиворот окончательно пришедшим в себя Мухой.

— Ты куда это, придурок, собрался? — злобно прошипел ему на ухо друг. — Засветить нас хочешь?

Вадик грубо оттолкнул приятеля и снова полез из кустов наружу. Воровато огляделся и ловко сцапал практически невесомый в руке платочек. А Муха в кустах уже забивал свой первый утренний косяк.

— Ух ты, блин, — глупо хихикал он как следует затянувшись. — Как меня сейчас пропёрло, хочешь пыхнуть?

Вернувшийся в кусты, Вадик отрицательно покачал головой.

— Ну и дурак, — беззлобно констатировал Муха, делая вторую затяжку.

Платок был странным, потому что пах не духами, а бензином. В нижнем его уголке имелись две вышитые золотом буквы «J» и «P», видимо, обозначающие инициалы прекрасной владелицы.

— О-о-о-о, — сказал Вадик, бережно пряча подобранный платочек в задний карман модно порванных на коленях джинсов. — Кажется, я влюбился.

— Чего? — не понял Муха. — А… это ещё ничего… это обычно по утрам с бодуна бывает. На вот затянись и у тебя сразу всё пройдёт.

Вадик в ответ лишь презрительно фыркнул:

— Да что ты вообще, дубина, понимаешь в высоких чувствах?

— Да уж побольше твоего, — ответил Муха. — Держи вот косяк.

Вадик отвернулся, презрительно сплюнув в сторону.

— Ну и чё будем теперь с тобой делать? — спросил Муха, докурив косяк. — Сейчас я даже не уверен, что мы в нашей привычной реальности.

— Будем ловить попутку, — ответил Вадик. — В город нам возвращаться нельзя, вон, кажется, что-то подходящее едет.

Друзья выглянули из кустов. По шоссе действительно мчался чёрный шестисотый «Мерседес», оставляя за собой серый клуб придорожной пыли.

— По-моему, я где-то уже видел эту машину, — поскрёб макушку Муха, подняв вверх большой палец.

Замедлив ход, машина остановилась у кустов и из неё вышел здоровый двухметровый амбал в малиновом пиджаке и с толстой золотой цепью на шее. Друзья переглянулись.

— А где хряк? — спросил Муха. — Ведь в прошлый раз за рулём, кажется, был хряк.

Вадик пожал плечами. А амбал тем временем обошёл свою машину кругом, проверил колёса, постучав по ним ногой, протёр тряпочкой лобовое стекло, почистил маленькой щёточкой дворники.